Обратная сторона - Ольга Иженякова

Я понимаю, если бы от продажи нефти давали всем деньги. Хоть понемножку, но каждому. Вот, мол, возьми и живи, трать на что хочешь или детей воспитывай. Это твое, потому что ты в России, где земля дает нефть. А то получают земные дивиденды только единицы.

Эх, что тут говорить! Душу продали, давно продали по дешевке. Ну сколько там места деньги занимают в душе-то? Сколько? Зато вытесняют многое. Люди, люди… — Шаман вздохнул. — Приезжают русаки к нам, хантам, тычут пальцами, смеются, мол, нецивилизованные мы. А ханты — настоящие, добропорядочные, живут с молодыми женами, а иногда и с двумя, едят-пьют все свежее, таежное, лечебное. Никуда не торопятся, потому что никуда не опаздывают. И знаешь, Арина, хорошо им. А эти возомнили себя — я еще в школе учил и удивлялся — царями природы.

Журналистка, ну ты же умная, скажи, какой из человека царь природы, если один разбуженный вулкан может снести к едрене фене все, что человеческая цивилизация натворила за тысячу лет? У нас землю бурят, кровь из нее высасывают, потом сами же умирают от рака в тяжких муках, а на других континентах наводнения, землетрясения — и никто не видит и не знает их причины. А вот чтобы все воедино связать и выводы сделать — увы!

Это страх, это просто безумие, когда заслонены глаза разума!

Когда я еще в ПТУ учился, был такой Мишка Банников — красавец, староста нашей группы. Мы штукатурили школу, а он водителем был, на ГАЗ-66 возил стройматериалы, продукты из промзоны в поселок, ну и обратно вывозил строительный мусор. Один раз поленился везти, на свидание вроде как торопился за город к своей девчонке, ну и вывалил все у дачного поселка. А там тропинка такая хорошая, чистая, лесная, рядом колодец.

— Ну, Миша, — сказал я, — быть беде. Такую землю засорять нельзя. Помяни мои слова: недели не пройдет, как ты пострадаешь за свои дела.

— Да иди в ж…, вонючий хант, — цыцкнул он на меня.

В четверг после обеда это было, а в понедельник он угодил в аварию, сломал обе ноги, сухожилия порвал. Я прихожу к нему, а он злой лежит, говорит: «Что, морда хантыйская, доволен, что мне накаркал?» Я ушел.

Два раза ноги неправильно у него срастались, два раза их ломали в больнице. Потом я еще раз пришел. Он попросил прощения и заплакал, спросил, когда не останется даже следа в памяти об этих страшных днях. Я сказал, когда мусор, который остался на лесной тропинке, полностью растворится в земле…

Он все понял. Должно время пройти, чтобы она, мать-земля наша, забыла грехи-то. Миша даже как будто постарше от этого разговора сделался. Мы с ним тогда долго молчали у него в палате. Хорошо помолчали, даже вроде как роднее сделались опосля этого. А потом мы с ребятами-однокурсниками уже после окончания училища собирали все щепки, остатки кирпичей и на тачках отвозили — машины-то не было у нас больше.

Мы все ушли в армию первым весенним призывом, а Банников так и остался доучиваться в училище, он ведь академический брал. С тех пор я больше его не видел, но уверен, что он живет в большом городе. Чувствую, хорошо живет, правильно. А сколько таких кругом, как Миша Банников в молодости?..

Большие города понастроили вокруг скважин — хорошие города, удобные, ничего не скажешь, сауны, рестораны, трассы вдоль вековых стойбищ проложили, по тайге на машинах гоняют, проводами всю землю обмотали, а счастья как не было, так и нет.

Понаехали с Украины, Молдавии, Беларуси, Татарстана. И свое все забыли, и местное уничтожили. По телевизору видал, каких нас, хантов, показывают. Все у них на дудочках играют, пляшут. В общем, театр, везде один красивый театр. Хотя обижаться нечего, льготы дали нам и нашим детишкам: учись, работай, смотри телевизор каждый день, живи в каменном городе — пожалуйста! Но не понимают одного: всем нам хорошо будет, когда нашу землю засорять перестанут!

В пойме реки, там, где багульник высокий, выше тебя будет, видала, сколько пластиковых бутылок, пакетов и фантиков? Пришелец ведь как думает — выбросил и забыл. А там, между прочим, когда-то кладбище было, целые роды березовских ханты хоронили. Беду накликать в два счета можно, в два счета… И она пострашнее Чернобыля-то будет.

Я этот разговор много раз вспоминала. Думала, как было бы хорошо, если бы на нашем Севере не было нефти и газа, как бы тогда правильно здесь жизнь протекала. Трудно с шаманом не согласиться.

К месту я пришла довольно быстро, но, к сожалению, отчет о времени составить не могу.

В районе священной горы происходят удивительные вещи — часы начинают либо спешить, либо отставать. Человек чувствует то легкость, то усталость, а злых и случайных людей, говорят, одолевает тяжелый мрачный сон. У меня же вдруг появилось столько энергии, столько желания жить, что я запела что-то детское, задорное.

На священной горе все деревья украшены разноцветными ленточками и веревочками, на земле всюду лежат шкатулки с подарками, иногда довольно ценными. Впрочем, наиболее ценные вещи, насколько я знаю, вроде золота или серебра, люди предпочитают здесь закапывать.

Я оставляю нехитрые дары, и вдруг у меня появляется назойливое желание просить у высших сил здоровья. Заставляю себя думать, что просить я буду в церкви или же просто дома — в обычной атмосфере привычного одиночества, а здесь я по велению души и зову предков. К тому же меня не покидает ощущение, что кто-то рядом есть. А потому здесь я хочу просто чувствовать. Так я решила про себя, и сразу стало спокойно.

Я присела и увидела рядом с собой заросший травой большой звериный череп. Вспомнив слова из «Песни о вещем Олеге»: «Из мертвой главы гробовая змея, шипя между тем выползала», я осторожно отодвинулась от черепа.

На священной горе такой заряд энергии, что ощущаешь его даже на физическом уровне, а потому находиться долгое время в одном положении просто невозможно. Я встала и начала разгуливать, потом снова присела, на этот раз «на дорожку», и отправилась обратно.

Вдруг поймала себя на том, что в голове нет привычной ноющей боли. Стало легко: мне на мгновение показалось, что я только-только родилась и что ветер, и солнце, и траву, и землю чувствую первый раз в жизни.

До чума я добралась удивительно быстро и впервые за долгое время со счастливой улыбкой на лице. Кажется, от меня исходила какая-то особенная энергия.

— А, журналистка, вот ты где! Привет-привет! С утра уже на ногах. Тебе бы в тайге жить, сколько бы успевала сделать всего, а ты в городе поселилась… — Такими словами встретили меня хозяева и сделали обычное для данного случая предложение. Они просто сказали, безо всяких церемоний: — Айда пить. У нас теперь такой повод, такой повод есть! Тэтамбой всю жизнь, кажный год нонешнего числа должон нам подарки дарить будет. Мы уже заказали ему ящик сгущенки.