Иметь и не иметь - Эрнест Миллер Хемингуэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дай-ка мне пачку «Честерфилдских», — сказал ему Гарри. Он прижал пачку обрубком и, вскрыв ее с одного конца, вынул сигарету и вставил в рот, потом уронил пачку в карман и прикурил у Фредди.
— Твоя лодка в порядке? — спросил он.
— Я на ней недавно ходил, — сказал Фредди. — Она в полном порядке.
— Хочешь, у тебя ее зафрахтуют?
— Для чего?
— Для рейса на Кубу.
— Только под залог полной стоимости.
— А сколько она стоит?
— Тысячу двести долларов.
— Я ее фрахтую, — сказал Гарри. — Мне поверишь без залога?
— Нет, — ответил ему Фредди.
— Отвечаю своим домом.
— Мне твой дом не нужен. Мне нужно тысячу двести монет.
— Идет, — сказал Гарри.
— Раньше деньги принеси, — сказал ему Фредди.
— Когда придет Краснобай, пусть он меня подождет, — сказал Гарри и вышел.
Глава четырнадцатая
Дома Мария и девочки сидели за завтраком.
— Здравствуй, папа, — сказала старшая девочка. — Папа пришел.
— Что у вас на завтрак? — спросил Гарри.
— Есть жареное мясо, — сказала Мария.
— Говорят, твою лодку украли, папа?
— Уже нашли, — сказал Гарри. Мария посмотрела на него.
— Кто нашел? — спросила она.
— Таможенники.
— Ох, Гарри! — сказала она жалостно.
— Ведь это же хорошо, что ее нашли, пaпa? — спросила вторая девочка.
— За едой не разговаривают, — ответил ей Гарри. — Ну, где же мой завтрак? Чего ты дожидаешься?
— Сейчас несу.
— Мне некогда, — сказал Гарри. — Девочки, вы кончайте и уходите отсюда. Мне надо поговорить с матерью.
— Дай нам денег, папа, мы пойдем в кино.
— Шли бы лучше купаться. Это бесплатно.
— Ну, папа, купаться уже холодно, и нам хочется в кино.
— Ладно, — сказал Гарри. — Ладно. Когда девочки вышли из комнаты, он сказал Марии:
— Ты мне нарежь.
— Сейчас, мой хороший.
Она разрезала ему мясо на кусочки, как маленькому.
— Спасибо, — сказал Гарри. — Ни к черту я теперь не гожусь. От девчонок наших прок невелик, верно?
— Верно, мой хороший.
— Чудно, что у нас не было ни одного мальчика.
— Это потому, что ты такой. От таких мужчин всегда бывают только девочки.
— Какой я теперь, к черту, мужчина, — сказал Гарри. — Слушай, я иду в рейс — прямо к черту в зубы.
— Расскажи, что с лодкой.
— Ее увидели с грузовика. С высокого грузовика.
— Дело дрянь.
— Просто сказать, дерьмо.
— Ну, ну, Гарри, пожалуйста, без таких слов,
— Ты иногда в постели не такие слова говоришь.
— Это другое дело. У себя за столом я не хочу слышать «дерьмо».
— Все дерьмо.
— Ты совсем расстроен, мой хороший, — сказала Мария.
— Нет, — сказал Гарри. — Я просто думаю.
— Ну думай, думай. Я в тебя верю.
— Я тоже в себя верю. Больше мне верить не во что.
— Ты мне не хочешь рассказать, в чем дело?
— Нет. Но не тревожься, что бы ты ни услышала.
— Я не буду тревожиться.
— Слушай, Мария. Подымись наверх и принеси мой «томпсон», а в деревянном ящике найди патроны и проверь, все ли магазины заряжены.
— Не бери автомат.
— Надо.
— Коробки с патронами тоже нужны?
— Нет. Я сам не могу заряжать. У меня есть четыре магазина.
— Скажи, мой хороший, это будет такой рейс?
— Это будет скверный рейс.
— О, господи! — сказала она. — О, господи, как бы я хотела, чтобы тебе не нужно было этого делать.
— Иди достань автомат и принеси сюда. Свари мне кофе.
— Сейчас, — сказала Мария. Она перегнулась через стол и поцеловала его в губы.
— Не трогай меня, — сказал Гарри. — Мне нужно подумать.
Он сидел за столом и смотрел на пианино, буфет и радиоприемник, гравюру «Сентябрьское утро» и гравюры с купидонами, поднимающими лук над головой, блестящий дубовый стол и блестящие дубовые стулья и занавеси на окнах и думал: придется ли еще спокойно жить у себя дома? Почему мне теперь хуже, чем было, когда я начинал? Если я не разыграю как следует эту партию — пропало и это все. Нет, черта с два. У меня и шестидесяти долларов не осталось, если не считать дома, но я все поставлю на карту. Чертовы девчонки! Ничего лучшего мы со старухой не сумели сделать. Может быть, все мальчики кончились в ней еще до того, как мы поженились?
— Вот, — сказала Мария, держа автомат за холщовый ремень. — Все четыре полны.
— Мне пора, — сказал Гарри. Он поднял разобранный на части автомат Томпсона, бесформенной грудой оттягивавший замасленный холщовый чехол. — Положи в машину, под переднее сиденье.
— До свидания, — сказала Мария.
— До свидания, старушка.
— Я не буду тревожиться. Но смотри береги себя.
— Ох, Гарри, — сказала она и крепко прижала его к себе.
— Ну, пусти. Некогда мне.
Он потрепал ее по плечу своей культяпкой.
— Ты, морская черепаха, — сказала она. — Ох, Гарри! Будь осторожен.
— Мне пора. До свидания, старуха.
— До свидания, Гарри.
Она смотрела, как он вышел из дому, высокий, широкоплечий, прямой, с узкими бедрами, все еще по-звериному гибкий в движении, думала она, быстрый и легкий и еще не старый, он так свободно и плавно двигается, думала она, и когда он садился в машину, она увидела его светлые, выжженные солнцем волосы, его лицо с широкими монгольскими скулами и узкие глаза, перешибленную переносицу, большой рот и круглый подбородок, и, садясь в машину, он улыбнулся ей, и она заплакала. Проклятое лицо, думала она. Как только увижу это проклятое лицо, мне хочется плакать.
Глава пятнадцатая
Трое туристов сидели у стойки в баре Фредди, и Фредди наливал им. Один был очень высокий, худой, широкоплечий мужчина, в шортах и в очках с толстыми стеклами, загорелый, с коротко подстриженными рыжеватыми усиками. У его спутницы были светлые вьющиеся волосы, остриженные по-мужски, землистый цвет кожи и сложение женщины-борца. Она тоже была в шортах.
