Колумбийская балалайка - А. Логачев

Фигурки солдат на берегу быстро уменьшались.

— А сигареты не намочили? — озабоченно спросил Вовик.

На океане все было по-прежнему: едва заметный ветерок и мелкая волна. Серфингистам бы не понравилось, серфингисты бы ругались. А резиновая моторка без встречной и боковой волн шла хорошо.

И чем дальше во времени отступали выстрелы вдогон, тем быстрее спадало оцепенение, поначалу охватившее всех. Пассажиры десятиместной «резинки» начинали оживать.

— Налево давай, — скомандовала Люба, вглядываясь в горизонт.

— С каких это щей? — не понял Михаил. — Панама справа!

— До Панамы нам не добраться, не дадут, — азартно сказала Люба. — И на «Виктории» мы мимо городов не проплывали. Значит, все поселения там, слева…

Татьяна легла грудью на борт-баллон, опуская в воду руку, поднимая тучи брызг, летевших, как она и хотела, на нее.

— Сейчас бы купнуться, — помечтала она вслух.

— Во, Танька права. Леха! — увидев, какое занятие нашла себе секретарша, перекричал мотор Миша. — Леха, подержи «баранку», я хоть рубашку намочу.

Рокировка не состоялась.

— Погоди ты, дай отдышаться! — крикнул в ответ Алексей и стянул с потного тела футболку «Рыбфлот».

После чего намочил ее в теплой приколумбийской воде и, кряхтя от удовольствия, принялся обтирать торс.

Мелькнула татуировка на мускулистом плече — выскакивающая из бурных волн рыбина и какая-то надпись по кругу. Потихоньку и другие стали заниматься тем же самым. Вован, выкурив подряд две сигареты, сунул в воду буйну головушку, перегнувшись через борт и удерживаясь за леера. Он вытащил голову из теплой воды, отплевываясь и отфыркиваясь, выкрикнул: «Кайфец, трудящиеся!» — и снова окунул ее. Люба, скинув камуфляжные штанцы, пропахшие чужим мужчиной, опустила в соленую забортную воду ноги. Не отрывая напряженного взгляда из-под ладони от горизонта прямо по курсу.

— Аккуратней там, перевернемся! — не очень строго прикрикнул Алексей.

Михаил свободной от управления лодки рукой расшнуровал ботинки и не без усилия стащил их с ног.

— Фу ты, хорошо! — Он пошевелил пальцами: носки часового взять побрезговал.

Не останавливаясь на достигнутом удовольствии, стянул с себя камуфляжные брюки, под которыми томились намокшие от пота изначальные трусы с пальмами и корабликами.

Борисыч же в водной феерии не участвовал — он оглядывал берег и горизонт. Потом перебрался на скамью к Алексею.

— Плохо, Леша, — сказал он.

— А чего? — Алексей отжимал за борт футболку «Рыбфлот». — Чего плохого-то?

— Не отстанут они, вот чего. Раз уж кто-то из нас им так понадобился…

— Интересно узнать — кто, — пробормотал моряк.

— Согласен, Леша, согласен, но сейчас не до того. Куда мы плывем?

— В какой-нибудь город на берегу, Любка права. Должны же у них быть города на берегу? Или деревни… Где есть телефон.

— Если так, то велика вероятность, что нас будут ждать. Может, они там держат отряд. Или окажутся там раньше нас.

— Как у них выйдет раньше?

— По дороге, на машинах.

— Да ты что, отец, мы жарим узлов под двадцать — двадцать пять! Плывем по прямой! Ни корней, ни колдобин. Не, на машинах нас не обойти.

— Сколько, говоришь, мы жарим? — Борисыч зачерпнул ладонью воду, увлажнил лицо и шею.

— Узлов двадцать. Умножай на два. Сорок километров, по-вашему. По такой воде разгонимся, думаю, и до тридцати.

— А если они на вертолете?

— А ты видел его? Будь у них вертолет, давно бы жужжал над головой… Не, отец, не то. Вот ероплан ихний, что кружил над полем, — этот да, должен привалить. Кстати, запаздывает что-то… — Алексей натянул на тело мокрую футболку. При жаре сохнуть ей — минуту.

— Самолет тебя не пугает?

— А тебя? — Алексей провел ладонью по небритому подбородку и сморщился от неудовольствия. — Чем он нам страшен? Стрелять не будут, раз кто-то из нас им живым нужен. Увидит сверху? Так они и так в курсе, куда мы чешем. Те, из грузовика, видели, куда мы отчалили. Сообразят, что мы пойдем вдоль берега.

— Но если и так знают, чего им лететь?

— Убедиться. А ну как мы мористее ломанулись! Любка, ты чего там выглядываешь?

— Может, корабль какой… Тут места судоходные, может, подберут.

— А…

Борисыч намочил также свою кепку, мокрую надел, но нельзя было сказать, что жара угнетает его, мучает, не дает жизни. Нет, с виду он переносил пекло спокойно.

— Самое худшее с этими поселениями, Леша, что они могли дать знать не только туда, а по всей округе. И обязали ловить нас всех крестьян, рыбаков, местную полицию.

— Скажешь тоже, Борисыч! Ага, объявили аврал по всей Колумбии… Ладно, доплывем — придумаем.

— Вот так живешь, — говорила тем временем Татьяна больше себе, чем кому-то еще, наклонившись над водой, — сдаешь экзамены, ходишь в театры, ведешь умные разговоры. И все оказывается ненужным — для того чтобы просто иметь возможность эту жизнь физиологически продолжать. Причем вляпываешься не потому, что авантюристка или дура, а так… случайно, с бала — да в полымя. И выходит, заниматься надо было другим. Прыгать, бегать, не вылезать из тиров, посещать секцию айкидо…

Пока Татьяна произносила монолог, Вова перебрался с носа на скамейку, сел рядом с девушкой.

— Красавицам унывать нельзя. — Он явно приходил в себя. — Пускай страшненькие унывают.

— Ой, смотрите! Все думала, что там шуршит в куртке. Глядите-ка, шоколадка. — Любка покачивала на ладони, словно взвешивая, плитку в желтой обертке с разноцветными надписями. — Давайте поделим. Есть охота — страсть. Вскрытая, правда, уже…

Она оторвала пустотелую часть обертки, сдвинула «серебрянку» — обнажился обкусанный край.

— И так пить хочется, от сладкого будет совсем невмоготу. — Татьяна, сложив ладони лодочкой, набирала в них воду, сколько поместится, и выливала на себя.

— Во рту — Сахара, северяне! Какие уж тут сладкие парочки, «остановись-сникерсни». — Вова приглаживал мокрые пряди. — Эти бандюганы — прямо как дети, с конфетами ходят. Нет чтоб таскать с собой пузырь с пивом… или что у них тут в почете? Ром небось. А чего, сто пятьдесят рому я б сейчас царапнул.

— Как хотите, я с мужчинами поделю. Леш, — Люба дотянулась до колена моряка, погладила его и повысила голос, чтобы просьба пробилась сквозь тарахтение мотора: — Дай нож! А то не отломать — мягкая, растаяла, зараза.

— На, банкуй, на меня не надо. — Алексей потянулся за ножом.

— Самолет, — вдруг сказал Борисыч.

— Что? — Рука моряка остановилась на полпути к ножнам.

— Самолет.

— Слышишь что-то?

— Кажется, да.

— Какой самолет? — Глаза Любы округлились от ужаса.

— Сейчас увидим какой. Если наш Борисыч не ошибается…

— Я под ковровым бомбометанием был, такое не забудешь… Да вот он! — Указывая, старик вытянул руку, как памятник Ленина.

Из-за деревьев, с той стороны, куда они направлялись, опережая их появление, белокрылой железной птицей вырвался самолет. Оказавшись над океаном, сразу лег на крыло — летчик увидел моторку.

Борисыч одним махом перебрался с Лешиного сиденья на свое, рядом с которым, втиснутый между днищем и бортом, лежал автомат.

— Если над нами пойдет — попробую. — Старик осмотрел оружие, даже проверил, на месте ли пенал с приспособлениями для чистки. — Однажды, помнится, на моих глазах подбили из дедушкиного кольта почтовый кукурузник…

Аккорд седьмой

Между Сциллой и Харибдой

Ничего про это не знал пилот спортивного самолета, собственности аэроклуба «Новая Гранада», на принадлежность к которому указывали золотые кондоры на крыльях, дверце и кабине. Конечно, его предупредили о том, что беглецы вооружены автоматами, а значит, могут и пальнуть, если дистанция позволит. Но не было нужды снижаться, проходить над головами. Ему предписали только обнаружить, следить и быть на связи.

— «Акрил», это «Кондор». Я их вижу.

— Где они? — отозвались наушники.

— Они идут на юг-восток, вдоль береговой границы, сеньор, метров в семистах от берега. Сейчас точно определюсь по месту.

— Отлично, давай.

Головы пассажиров резиновой моторки синхронно поворачивались, следуя за самолетом. А летательный аппарат описал круг, центром которого являлась их «резинка», и снова скрылся за верхушками деревьев тропического леса — чтобы через несколько минут вернуться и сделать новый круг, а потом уйти вперед и пролететь над водами, по которым их моторке только еще предстояло проплыть.

— Прилип, теперь не отвяжется… — Поняв тщетность своих ожиданий, Борисыч отложил автомат.

В лодке установилось тяжелое молчание. Каждому вдруг стало понятно, что еще не конец, что за них взялись крепко. Разговоры как-то сразу стали лишними, все и так было понятно, — что тут обсуждать, перекрикивать мотор…