След Золотого Оленя - Глеб Голубев

— Я бы сам хотел узнать, — развел я руками. — Но трудновато. Слишком мало для этого вещей нам оставили грабители. Судя по осколкам керамики, это был все-таки кочевник.

Казанский не ошибся. У скифов, пожалуй, не было племен, занимавшихся только земледелием и полностью оседлых. Все они имели и развитое пастушеское хозяйство. Разводили преимущественно овец и лошадей, в меньшем количестве рогатый скот — главным образом быков, запрягая их в повозки и плуги.

Из года в год одними и теми же путями скифы кочевали по степи в поисках обильного подножного корма для скота. А земледелие развивалось лишь там, где природные условия ограничивали возможность постоянных кочевок.

Но нам теперь, через тысячелетия, по археологическим находкам определить, какой именно образ жизни вело данное скифское племя — преимущественно оседлый или в основном кочевой, очень нелегко. Об этом я долго размышлял вечерами, сидя в одиночестве у затухающего костра, когда все уже уходили спать.

То и дело нам приходится задумываться над ребусами, пожалуй, потруднее того, какой по преданию загадали скифы персидскому царю Дарию. Когда он вторгся в степные просторы, они прислали ему письмо — необычное, ведь писать скифы не умели. С недоумением рассматривал царь нарисованных птицу, мышь, лягушку и пучок стрел. Что они могли означать?

Царь истолковал загадочное послание в духе льстивых изъявлений покорности, какие привык получать от перепуганных противников: якобы скифы готовы сдаться, сложить оружие и отдать в его полное распоряжение не только своих скакунов, которых, по мнению царя, олицетворяла попрыгунья-лягушка, но и всех вообще обитателей степи до последней мыши, и даже птиц в поднебесье.

Однако нашелся в его свите мудрец, знавший скифов лучше царя. Он расшифровал их послание правильно. Означало оно совсем иное: «Если вы, персы, не можете летать, как птицы, зарываться в землю, как мыши, скакать по болотам, как лягушки, не укрыться вам от скифских стрел!»

Так вот и нам приходится ломать голову над каждым раскопанным черепком и наконечником стрелы: о чем они могут рассказать? И ошибочный вывод может увлечь на ложный путь. Не всегда это постигнешь логикой. Порой бывает весьма полезно дать волю фантазии. Этому нас учил Олег Антонович, устраивая на раскопках во время студенческой практики занимательные соревнования.

Я даю волю фантазии, и грезится мне: медленно тянется по степи огромный обоз. Степь совсем иная, чем ныне, — дикая, пустынная. От этого она кажется еще просторней. Нет ни дорог, ни полей, ни селений — сплошной ковер цветущих трав до самого края неба. Их никто не косит, и травы вырастают такие, что местами могут скрыть с головой даже всадника.

И вот по этому морю душистых трав плывут, скрипя и раскачиваясь, кочевые войлочные домики-кибитки на огромных деревянных колесах. В них играют, смеются и плачут дети, привычные к бесконечным странствиям, негромко поют женщины, занимаясь своими делами. Изнывая от зноя, бредут стада. Блеют овцы, ржут горячие кони, протяжно ревут медлительные волы. Подгоняя их, гортанно кричат пастухи, носятся вокруг на злых полудиких лошаденках.

А вдали, где степь незаметно переходит в блеклое от зноя небо, охраняя весь этот пестрый и шумный, неторопливо движущийся мир, осторожно едут воины, выслав вперед дозоры.

Ведь покой и тишина обманчивы. Незаметно подкравшись в густой траве, в любой момент, словно из-под земли, могут налететь вражеские всадники. Засвистят стрелы, засверкают мечи. Отобьют часть обоза, угонят отары овец и табуны лошадей, исчезнут так же внезапно враги, как и появились из знойного марева.

Племена, входившие в скифский союз, нередко враждовали между собой за лучшие пастбища, всегда были не прочь ограбить соседей. Военные набеги кормили скифов. И только перед лицом вторгшегося в родную степь чужеземного врага все племена действительно объединялись.

И тогда степь приходила к ним на помощь. Она была для скифов не только родным домом, просторнее которого трудно найти, но и верной союзницей, надежной защитницей.

Когда царь Дарий, не вняв предупреждению, разгневался и повел свои войска в степь, скифы не стали на него нападать. Они отступали, заманивая врага в степные просторы. Всадники на горячих конях все время маячили на горизонте, но боя не принимали. Царь приходил все в большую ярость, а потом ему стало страшно. Кругом облегла его войско немая, враждебная степь. И непобедимый Дарий повернул свои отряды назад. Они уходили, тревожно оглядываясь и все ускоряя марш. А на горизонте, провожая их восвояси, все так же маячили молчаливые всадники в остроконечных башлыках…

Степь помогла скифам победить Дария.

А я? Правильно ли понимаю я немой язык немногих находок, оставленных нам грабителями? Не заманивают ли и меня призрачные всадники на ложный путь?

Об этом я задумывался, пробуждаясь от грез. Ведь пока не попадалось решительно никаких признаков того, что мы действительно идем по следу Золотого Оленя. И мысли эти все чаще не давали мне спать, как ни уставал я за день.

Кроме скелета и осколков битой посуды, нам досталось еще совсем немного: девять наконечников стрел, три от копий да четыре золотые бусинки от ожерелья, оброненных грабителями.

И все же ограбленный курган напоследок одарил нас любопытными находками! Первую совершенно случайно сделала Тося, заканчивая расчистку угла погребальной камеры.

— Ой, что это? — вдруг вскрикнула она, поддевая кончиком ножа комочек глины.

Он отлетел в сторону и тяжело шлепнулся на землю, причем мне показалось, что комочек как-то странно блеснул на лету. В нем явно что-то было!

Все бросились к упавшему комочку, но тут же расступились, уже автоматически уступая место Савосину.

Алексей Петрович взял комочек в руки и начал очищать его щеточкой.

— Золото, — зачарованно прошептала Тося. — Какая прелесть!

На ладони Савосина лежал маленький золотой вепрь, воинственно и в то же время забавно задрав длинную морду с грозно торчащими клыками.

Я взял статуэтку у Савосина и стал ее рассматривать. Над ухом у меня пыхтели ребята.

Кто с таким искусством отлил из золота эту фигурку — греческий или скифский мастер? Пожалуй, все-таки грек: скифы относились к звериному стилю серьезно, проявляя порой в изображении животных немало фантазии, но не юмора. А тут у грозного вепря был довольно забавный вид. Художник как бы подшутил над ним, придав ему чуть-чуть карикатурные черты.

— Вот так свинью нам подложили, — проговорил Алик, и мы все радостно расхохотались.

— А я так сначала испугалась, когда увидела, что из земли торчит эта мордочка, даже отбросила комок в сторону, — виновато сказала Тося.