Повесть о каменном хлебе - Яна Тимкова

— А все-таки?

— Она спросила, где я учусь, что еще умею… Похвалила… Сказала, что сама похожее рисовала.

— Да ну?

— Ну… — Аэниэ потупилась, — вроде и все.

— Точно все?

— И еще в студию пригласила…

— Она к тебе не прикасалась? Ничего у тебя не брала?

— Что? Нет, ничего…

— Это хорошо… — эльфка вздохнула с видимым облегчением. — Пушистая, мой тебе совет — не общайся с ней. Гвендалин — существо опасное.

— Как? Чем?

— Чем… — Лави задумчиво потерла переносицу. — Понимаешь, она… Инвольтирует.

— Чего?

— Она магичит всерьез — и всех завязывает на себя. Понимаешь? Она делает так, чтобы от нее зависели, чтобы ее слушались, подчинялись, обожали… А наигравшись, она таких выбрасывает. И плевать ей, что они теперь жить без нее не могут. Почему я и спросил, брала она у тебя что-нибудь или нет… По волоску, по фотографии — она может. А я за тебя боюсь, кыся моя. Не надо тебе с ней контачить, хорошо?

Аэниэ истово закивала:

— Конечно! А знаешь, когда она только зашла, я почувствовал что-то не то… — девочка пошевелила в воздухе пальцами, пытаясь показать это самое "не то".

— Конечно, ты почувствовала! — эльфка улыбнулась и обняла ее за плечи. — Ты же у меня умница, ты хорошо такие вещи просекаешь. Ну, муррр?

— Муррр! — с готовностью подтвердила Аэниэ, и эльфка, рассмеявшись, легко коснулась губами кончика ее носа:

— Ну и отлично, теперь я за тебя спокоен, — и снова взялась за шитье.

— Лав, давай я помогу… — застенчиво предложила Аэниэ, и Лави, поотказывавшись немного, согласилась.

Маленький отряд легко прорезал обычное коридорное столпотворение. Во главе шла Лави: развевался черный бархатный плащ, колыхались в такт шагам беличьи хвосты — на берете и на плечах; возле нее шагала Чиаран, придерживая меч на бедре, позади двигалась свита. Аэниэ плелась в самом хвосте, обхватив обеими руками пластиковый пакет с печеньем и еще какой-то, как выражалась Лави, «грызью». Народ, расступившийся перед эльфкой, так и норовил сомкнуться перед девочкой, и ей приходилось быть осторожной, чтобы не споткнуться, ни в кого не врезаться и не выронить сумку. Внезапно она ткнулась в спину остановившейся Нэр:

— Эй, ты чего?!

— А? А смотреть кто будет?

— У меня ж сумка!

— Да ладно…

Девочка вытянула шею, чтобы посмотреть, почему это они все вдруг остановились.

Возле правой стены коридора кто-то расставил ряды стульев — уродливых, обитых коричневой пародией на кожу, сцепленных вместе по три или четыре, какие обычно ставят в актовых залах школ. На одном из них притулилась девочка с копной мелко вьющихся золотистых волос ("Крашеная, небось…"), в свитерке и джинсах, и легком помятом плащике ("Занавеска, одна штука, фи…"). На коленях девочка держала гитару, рядом с девочкой сидели еще какие-то малявки, видимо, ее подруги, но смотрела она не на них.

Возле нее стояла Лави — стояла, чуть склонившись к ней и положив руку на плечо, и что-то говорила. Аэниэ не слышала ни слова — слишком далеко, да и шумно, но прекрасно видела, как сияет обращенное к эльфке лицо «мелкой». «Мелкая» что-то ответила, смущенно улыбнулась, Лави запрокинула голову…

"Смеется…" — Аэниэ закусила губу, поудобней перехватила тяжелый пакет, — "И что он в этой… этой… этой кукле нашел!"

Отсмеявшись, Лави протянула «кукле» руку — такой знакомый жест! — и девочка приняла ее, чтобы встать. Оказалось, что роста в ней чуть меньше, чем в Аэниэ — пушистая, слово увенчанная золотистым нимбом головка едва доходила эльфке до бронзовой застежки плаща на горле. Лави легко перехватила гитару девочки, повесила себе на плечо. Снова — сияние улыбки, снова — о чем-то говорят… Аэниэ закусила губу. Как-то сразу — по блеску глаз Лави, по ее преувеличенной галантности — она поняла, что это — надолго.

Разумеется, и раньше бывало, что Лави, в сопровождении свиты гордо шествовавшая по Эльфятнику, останавливалась возле какой-нибудь стайки девочек, привлеченная милой мордашкой, симпатичным прикидом или голоском чуть лучше, чем "вой менестреля, что чернее ночи". Эльфка подходила рассмотреть подобное явление, и девочки узнавали ее (а кто не узнавал, того быстро просвещали). Девочки приседали под тяжестью оказанной им чести, дышали чаще и отвечали на вопросы едва слышными голосками, срывавшимися в писк — а то и в благоговейный шепот. Лави благосклонно кивала, улыбалась и пыталась беседовать. Но как правило уже после двух-трех вопросов на ее лице появлялась легкая презрительная гримаска — ухмылка в уголке губ, чуть приподнята бровь — и девушка сворачивала разговор и уходила. Правда, бывали и забавные случаи — как-то раз эльфка поставила на место очередную новоявленную Сауронушку, разразившись длиннющей фразой на Ах'энн и многозначительно выгнув бровь в ответ на беспомощное "Чего?".

Все это было не так. Аэниэ даже гордилась тем, как здорово Лави ухитряется высмеивать этих девочек — причем так, что вся свита падала со смеху, а объект веселья до последнего ничего не понимал. Аэниэ смирилась с тем, что у Лави есть еще и Чиаран… и Гэль… и Нэр… Но это все — свои… А сейчас?!

Придерживая на плече ремень гитары, Лави двинулась дальше. Свободной рукой она приобняла за плечи кудрявую девочку — губы ее шевелились, она улыбалась, и девочка улыбалась в ответ.

За Лави двинулась вся свита, и в самом хвосте плелась Аэниэ, задыхаясь от слез.

Очередь в столовой двигалась медленно — две дородные тетушки едва успевали наваливать пельмени в тарелки, разливать кофе-чай-компот ("Кофе или чай? Чай. А вот и не угадали, кофе…" — съязвила про себя девочка) и считать деньги, и Аэниэ прикрыла глаза и задумалась. Сколько еще надо было успеть за сегодня: беготня по семинарам вместе с Лави и всей свитой отнимала кучу времени, а надо было еще зайти на свою выставку, и попробовать попасть на концерт древней испанской музыки — и кого-нибудь с собой сманить, а если не получится, то не пойдет она ни на какой концерт, лучше побудет с эльфкой, а ближе к вечеру еще семинар, но может быть на него тоже не удастся попасть, если Лави передумает. А без нее идти… Как-то неуютно одной… А если пойти одной — то Лави будет со всеми — и с этой новенькой… Как там ее — Золотинка? Кажется, так…

— Аэниевьель? — знакомый журчащий голос. Девочка обернулась:

— Здравствуйте… — вежливое приветствие далось с трудом — уж слишком отчетливо вспомнилось предупреждение Лави. Аэниэ во все глаза глядела на Гвендалин, пытаясь обнаружить признаки обещанной злокозненности, и даже ухитрилась найти их. "Выдающиеся скулы — признак хитрости" — всплыла в памяти строка из прочитанной в детстве приключенческой книги, и сейчас девочка готова была в это поверить, — "Ой… Отвязаться бы побыстрее… И в глаза не смотреть!"

— Я Вам не успела дать адрес своей студии… И свой телефон. Держите, — Гвендалин протянула девочке картонный прямоугольничек. "Ой, визитка…" — девочка помедлила, но все же взяла карточку. "Надо потом Лави отдать. Или выкинуть… Еще намагичила что-нибудь…"

От Гвендалин не укрылось ее колебание, и тонкие губы женщины тронула горькая усмешка:

— Скажите, пожалуйста — Вы давно… с Филавандрелью?

— Нууу… — Аэниэ прикрыла глаза, прикидывая. — Года два… Или три. А что?

Женщина кивнула, но на вопрос не ответила. Рассеянно покрутила кольцо на безымянном пальце:

— Вы все-таки приходите как-нибудь. — хотела еще что-то добавить, передумала, зачем-то поправила очки, хотя они были в полном порядке. — Что ж, удачи. Аэниевьель. — и отошла, не дожидаясь ответа девочки.

"Ффффу…" — с облегчением выдохнула Аэниэ, — "пронесло…"

Темная комната — и за окном темно, плотные облака затянули небо, так что не видно ни луны, ни звезд, и даже фонари не горят. Бледно-зеленые стрелки на слабо светящемся циферблате будильника показывают полночь. Лежащего на застеленном диване человека совсем не видно, и не угадать очертаний среди складок и теней.

В коридоре раздается резкая трель телефона, человек шевелится, приподнимается на локте, собираясь встать, но в коридоре раздаются мягкие шаги и вспыхивает свет. Кто-то берет трубку, отвечает приглушенным голосом — как не вслушивается лежащий, но не может разобрать ни слова. Свет гаснет.

— Э-эй!

Дверь приоткрывается.

— Что, солнце?

— Это кто был?

— Гэль сказал, что его сегодня не будет.

— А… И где его носит?

— Где… У Кошей, вестимо. Там какие-то существа стопом из Казани пришли…

— Понятно… — с размаху утыкается лицом в подушку.

— Лав… — Чиаран прикрывает за собой дверь, подходит к дивану и присаживается возле него на корточки. — Хороший… — осторожно кладет руку на голову эльфки.

Лави приподнимается, глядя на Чиарана сухими блестящими глазами: