Загадка о русском экспрессе - Антон Кротков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, сотни тысяч людей на фронтах и в тылу мечтали хотя бы увидеть легендарную героиню, чье имя было у всех на устах; послушать если не пение, то хотя бы ее рассказ о себе. Поэтому, вернувшись в столицу для встречи с императорской четой, Князева сразу после ее окончания уехала обратно на фронт — в пропагандистское турне. Она так спешила на поезд, что даже не заехала домой, не встретилась со своими родными и друзьями. Только послала всем записки с извинениями. И никто на нее за это не обиделся. Родные и друзья понимали, что теперь Князева принадлежит всей России.
* * *
Князева занимала самое большое и комфортабельное «генеральское» купе. Его площадь составляла девять квадратных метров. Здесь имелось два раскладывающихся дивана. Днем на них могла с комфортом расположиться большая компания, ночью же диваны легко трансформировались в кровати. Для привилегированного пассажира был предусмотрен отдельный санузел с умывальником, унитазом и ванной.
Купе имело два выхода — в коридор и в просторный салон, который одновременно мог служить залом для деловых совещаний и аристократической гостиной…
Глава 12
Как только Сергей увидел знаменитую певицу, она показалась ему царицей в окружении блестящей свиты. Конечно же он сразу узнал ее, так как не раз видел в газетах фотографии Князевой, а также помнил довоенные концертные афиши с ее изображениями. Прославленная русская певица несколько раз гастролировала в Париже.
Князева не была похожа на типичных дам своего круга — гордящихся своей аристократичной бледностью, томностью, хрупкостью — похожестью на прекрасное, но нежное экзотическое растение, которое боится любого сквозняка и грубого прикосновения.
Не принадлежала она и к так почитаемому в декаденствующей среде мятущемуся типу неврастеничной роковой женщины с ярко выраженными признаками анемичности[15] — темными тенями под глазами и воспаленным лихорадочным взором. Воплощением этого популярного типажа была «королева экрана» Вера Холодная, которую многие находили похожей на утопленницу, что эстетствующая публика находила очень стильным. У певицы был хороший цвет лица и плотная фигура.
Не выглядела Князева и суфражисткой. Так называли модниц-феминисток, которые благодаря своим смелым экспериментам в одежде имели в обществе скандальный имидж. В своей борьбе за равноправие женщин с мужчинами эти дамы порой доходили до абсурда, появляясь в общественных местах в мужских костюмах. Но хотя Князева тоже не носила корсетов и крайне неудобных туалетов с турнюром и кучей нижних юбок, она все же предпочитала оставаться женщиной. Но женщиной свободной, которая может позволить себе поступать так, как ей удобно, без оглядки на существующие правила. Поэтому она носила простые удобные вещи, однако при этом никогда не стремилась выглядеть эпатажно. На ней было достаточно простое, но очень хорошо пошитое платье с длинными рукавами, напоминающее традиционный русский сарафан, украшенный вышивкой и кружевными аппликациями в народном стиле.
Вместо дорогих украшений, жемчугов и бриллиантов к груди ее был приколот солдатский георгиевский крест. Волосы Князева не стригла по общей моде, а носила низкий узел на затылке, заколотый как бы наспех, с одной или двумя прядями, выпадающими из волны ей на лоб и щеку.
Тело ее было прямо и крепко. Благодаря природной статности дама в любом наряде смотрелась элегантно. Что же касается лица, то, рассуждая объективно, его нельзя было назвать особо красивым. Пожалуй, черты ее были жестковаты.
Сергей даже почувствовал некоторое разочарование, ибо был много наслышан о красоте певицы, и на газетных фотографиях она казалась ему немножечко другой — более мягкой и женственной.
Но таково уж обычное воздействие славы и таланта на восхищенных поклонников, что предмет обожания всегда кажется им более прекрасным, чем он есть на самом деле. Для многих тысяч людей Князева олицетворяла собой эталон женского обаяния, красоты, притягательной власти «секса».
Впрочем, нельзя было не признать, что она дьявольски обаятельна. Глаза певицы играли жизнью, сияли добротой, а с губ почти не сходила приветливая улыбка.
Соня представила своего спутника, который уже успел переодеться в мужское платье:
— Варвара Дмитриевна вот, это тот самый парижский Сережа. Помните, я как раз вчера вечером рассказывала вам о нем.
— Как же, душа моя, конечно, помню! — оживилась Князева и с приветливой улыбкой призналась Сергею: — Талантливые люди — моя слабость.
Стешнева рассказала, что Сергей находится в отпуске по ранению, но из-за ошибки канцеляристов не смог попасть на поезд до Петербурга.
Князева с любопытством осматривала гостя, отмечая про себя его внешние достоинства:
«Невысок, строен, тонкие приятные черты лица, в глазах дьяволинка». Перед ней был еще молодой красивый мужчина. Лишь следы усталости на его лице и ранняя седина прибавляли ему зрелой мужественности, а так он мог вполне бы сойти за двадцатилетнего юношу. Он не мог не понравиться. Внешняя миловидность, интеллигентность и внутренняя сила и умудренность — такой мужчина выглядел богоподобным в глазах большинства женщин. И потом эта необычная синяя шинель, трость, прихрамывающая походка, легкая хрипота… Одним словом, Сергей заинтересовал хозяйку купе.
— Может быть, вы составите нам компанию, — предложила Князева и обвела взглядом сидящих рядом с ней людей, словно обращаясь к Сергею в том числе и от их лица, — и расскажете о своей парижской жизни. Я хоть и была там дважды на гастролях, но все как-то на бегу, не было времени толком осмотреться, познакомиться с людьми.
Вскоре Сергей уже исполнял под гитару по просьбе Князевой один из любимых своих романсов «Жалобно стонет ветер осенний». Хозяйке купе тоже нравилось это произведение. По ее лицу было заметно, как она словно сама исполняет романс со сцены, душою отыгрывая все заложенные в стихи эмоции.
Однако на строчках «Медленно кружатся листья осенние, ветер в окошко стучит…» кто-то настойчиво постучал в дверь купе. Через секунду из коридора ввалился смуглый комендант с огромным букетом роз. Купе наполнилось запахом сапожной ваксы и кельнской воды. Князеву кавказец не узнал, зато радостно заулыбался Сонечке:
— А гдэ ваша подруга?
Сонечка с сожалеющим видом развела руками. Пылкий влюбленный ничего не мог понять. С расстроенным видом он переводил взгляд с одного лица на другое, пока не дошел до Сергея. Тут он начал что-то понимать. Было забавно наблюдать, как браво-самоуверенное выражение медленно сползает с лица «джигита», уступая место полной растерянности. Это продолжалось до тех пор, пока комендант не увидел знакомую гитару в руках мужчины. Тут он понял, какую злую шутку с ним сыграли. Однако учинить скандал в личном вагоне командующего фронтом комендант не решился.
Прорычав что-то яростно сквозь стиснутые зубы и полоснув обидчика презрительным взглядом, комендант, как ошпаренный, выскочил из купе.
— Что это с ним? — непонимающе посмотрела на Соню Князева.
Не умеющая врать Сонечка откровенно рассказала певице о придуманном ею невинном розыгрыше. Варвара Дмитриевна и все остальные хохотали от души.
— А ведь этот волокита, кажется, всерьез решил за вами приударить, — утирая слезы, сквозь смех сказала Сергею Князева. — Возможно, он даже приходил, чтобы сделать вам предложение.
Глава 13
Локомотив пронзительно свистнул, перрон дрогнул и медленно поплыл за окнами. А в купе ввалился уже знакомый Сергею по станционному буфету журналист — Медников. Вид он имел довольно расхристанный: кожаный френч расстегнут, фуражка где-то утеряна, редкие волосы на голове стояли дыбом и колебались при каждом движении, как паруса на свежем морском ветру.
— Варвара Дмитриевна, голубушка, позвольте к ручке приложиться! — радостно воскликнул журналист при виде Князевой и немедленно с тупым стуком рухнул перед знаменитостью на одно колено. Он страстно схватил ей правую кисть и жадно припал к ней губами — с тем же торжественным жаром, с каким воины припадают к полковому знамени. — Безмерно счастлив видеть вас снова, о несравненная! Я ведь читал, с каким восторгом писали о вас в тринадцатом году французские газетчики после вашего выступления в Grand Opera.
— Разве мы знакомы? — немного ошарашенно осведомилась певица, осторожно пытаясь высвободить руку.
Журналист сразу сник:
— Неужели за шаромыжника приняли?! Обидно… Как же так, несравненная Варвара Дмитриевна! Неужели забыли?! Ну вспомните: октябрь благословенного 1910 года. Ваши киевские гастроли. Вася я, Медников! Такие репортажи с ваших концертов давал, что гром вашего триумфа в столицах был слышен. Гниду Борщевского, который посмел про вас гадость в своей кислощейной газетенке напечатать, в фонтане искупал, так что он, подлец, мокрый, весь в тине, без цилиндра на берег выполз…