Председатель 4 - Аристарх Риддер

— Ездил, правда ничего хорошего они мне не сказали.

Мы сели за стол, Люба увела младшего в другую комнату, понимая к чему приведёт наш разговор, и после этого Митя спокойно продолжил:

— Когда отец угодил в тюрьму, мать совсем с горя спилась. Дети уже её не интересовали, женский алкоголизм — дело серьёзное, сам понимаешь, — грустно выдохнул Ягодецкий, — как-то выживали в те годы, возвращения отца ждали, вот только когда он вернулся, то и сам пить начал. Потом кто-то принёс домой туберкулёз и всё. Сначала умерла мать, лечиться не хотела. Дети тогда уже с тёткой полгода как жили. Отец опомнился, но поздно. По той же причине и умер. А тётка… она думала всё временно, а когда поняла, что придётся ещё двоих растить, так сразу в детский дом и сдала их.

Я взял паузу чтобы переварить всю полученную информацию.

— Тогда и неудивительно, что он так себя ведёт. Игорь уже был взрослый, все привычки родителей запомнил, а другого примера перед глазами и не нашлось.

— Люба говорит, алкоголизм от родителей передался ему. Нет уже сил с ним бороться, всё перепробовали, — признался Митя.

Да уж. Чтоб наш Митька руки опускал? Вот это новости.

— Хочу с ним поговорить, — решительно заявил я, но Ягодецкий показал головой.

— Не в состоянии он пока, лучше не стоит. Буйный он, еле уложили.

— Через несколько дней к вам зайду, — я встал и подошёл к двери, — пообещал разобраться, значит разберусь, но и ты давай помогай мне, нечего раскисать. За парнем чтоб проследили, из дома никуда не выпускать и чтоб даже капля спиртного в рот не попала, ты меня понял?

— Понял, всё будет сделано, — испуганно закивал головой атлет, — спасибо вам, товарищ председатель.

— Позже поблагодаришь.

Спустя несколько дней я снова появился на пороге его дома. Мою просьбу Митя выполнил, и подросток предстал перед мной в трезвом состоянии, однако это не облегчило мне задачу.

— Алкоголизм, порча колхозного имущества, угон автомобиля и это лишь малая часть. Ты хоть понимаешь, что с тобой было бы, если бы не эти люди, — рукой я указал на дверь, за которой сидели его нынешние родители, — посмотри, как они к тебе относятся, как к своему родному, всегда твои проступки прикрыть пытаются!

— А что вы мне сделаете? — съязвил Игорь, — хотите сказать, что я сяду? Напугали! Мой отец три года в тюрьме провёл, кто не сидел, тот не мужик! Там лучше, чем здесь!

— Ах, лучше, хорошо, — я улыбнулся, — что ж, поехали в гости к этим твоим мужикам.

Кое как удалось загрузить брыкающегося подростка в машину, не без помощи Ягодецкого. Орал он так, что соседи повыбегали из домов. На этом помощь Мити не закончилась, ему пришлось с нами ехать, чтобы Игорь не вытворил чего по пути.

Помимо всего прочего, депутатский значок являлся «пропуском» во всевозможные учреждения, даже такого закрытого типа, как тюрьма. О, да. Её заботливые ворота распахнулись прямо перед лицом подростка, вызвав ужас на его лице. Митю я попросил остаться в машине, лучше сам поговорю с парнем.

Понадобилось чуть больше часа, чтобы провести для Игоря экскурсию. И хоть он не подавал вида, но я видел нарастающее волнение в его глазах. Под конец он и вовсе начал спрашивать, когда мы уже вернёмся в колхоз, но этого было недостаточно. Он ещё не видел всего.

После демонстрации обязательных изнурительных работ, о которых обычно умалчивали, мы решили заглянуть в тесную камеру, где кроме кроватей, раковины и сосуда для справления естественной нужды ничего не было. Вдыхая запах сырости, я сказал:

— Могу оставить тебя ненадолго в одной из них. Ты же этого хотел?

— Не надо, — покачал головой Игорь, — я хочу вернуться к брату.

— Да что ты всё заладил, пошли с мужиками лучше пообщаемся, — улыбнулся я, направляясь к другой двери. Выбора у парня не было.

От «настоящих» мужиков нас отделяла надёжная железная решётка. В какой-то момент я и сам понять не мог, то ли мы пришли на них посмотреть, то ли они на нас.

— Быстро по местам! — крикнул надзиратель, разгоняя любопытствующую толпу.

— За что сидишь? — обратился я к самому бесстрашному, который остался стоять у решётки.

— Воровство. Подставили меня.

— Ага, два раза? — раздался громкий хохот.

— Да, знаю. Вас здесь всех подставляют, — от моих слов заключённый улыбнулся.

Как оказалось, сидеть ему осталось несколько месяцев, от того он и смелый. На мой вопрос жалеет ли он о содеянном, мужик недолго думая кивнул.

— Кто ж не жалеет. Пока здесь сидел, мать умерла, а сеструха моя общаться не хочет, куда уж ей с таким. Надеюсь, когда выйду, смогу начать жизнь сначала. В тридцать восемь лет, — он грустно улыбнулся и достаточно быстро потерял к нам интерес.

— Посмотри на них, — тихо шепнул Игорю, — мужики, говоришь? Здесь почти каждый жалеет о содеянном, да будь у них шанс, они бы всё сделали иначе, вот только не принято о таком говорить, — признаться честно, я даже вспылил не на шутку. Что сейчас, что в современности — понять почему молодёжь романтизирует тюрьму я не мог. Видать от скудного ума и отсутствия опыта, не иначе, — знаешь, тюрьма такая штука необычная, пока ты здесь, ты словно в пузыре находишься. Время беспощадно утекает. Девушка, в которую ты влюблён успеет выскочить замуж, друзья на воле тебя забудут, а члены семьи научатся жить без твоего присутствия. И самое ужасное, что ты ни на что не можешь повлиять, — я отвёл его в сторону и продолжил: — сюда попасть легко, а вот вернуться к нормальной жизни куда сложнее. У тебя есть брат, и он ещё только растёт. Хотел бы ты с настоящими мужиками провести половину жизни и даже не знать ничего о нём? Он бы рос, учился, работал, а там и собственной семьёй бы обзавёлся… и всё это без твоего ведома.

— Да что вы заладили! — отмахнулся парень, — Брат всё поймёт, даже гордился бы мной!

— Чем эти урки заслужили твоё уважение? Тем, что они воры? Убийцы и мошенники? Раз они такие хорошие, то чего от них собственная родня отворачивается? Стыдятся потому что, ведь это позор на всю семью! А знаешь почему они так тюрьму восхваляют? Да потому что им больше нигде нет места, кроме как здесь!

— Мне тоже нигде нет места, — по щеке мальчика скатилась слеза. Я развернул его к двери, мы поднялись вверх по лестнице, после чего вышли на свежий воздух.

— Там, в машине, — указал пальцем я, — сидит