Звери на улице - Марк Ефетов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ах!
А про себя подумал: «Какой я плохой! Всё время считал её и такой, и сякой, будто она ко мне придирается. А она сейчас вот, как только мы разнесём по комнатам наши чемоданы и поедим, возьмёт меня за руку, переведёт через эту широкую улицу, что там за окном, и сразу же мы увидим большую такую неоновую вывеску: „БЕРЛИНСКИЙ ЗООПАРК“».
Слава был уверен, что зоопарк где-то совсем близко, что над ним обязательно неоновая вывеска и что Мишка будет страшно рад его приходу.
Обед
Обедали туристы в ресторане.
Столик, за которым сидела Ася Сергеевна, был близко от Славы. Сначала она ела медленно, и Слава решил, что, может быть, она уже передумала вести его в зоопарк. Но вот подали второе, и она стала так быстро орудовать вилкой и ножом, что у Славы замелькало в глазах, как в кино, когда сидишь в первом ряду на самых дешёвых местах. Никто так быстро не ел, как Ася Сергеевна. При этом она как-то по-особенному складывала трубочкой губы и отставляла мизинчик на руке. Вот только что тарелка была полная, и вот она уже пустая. А другие туристы, которым подали одновременно с ней, только начинали есть.
Слава запихал котлету в рот и залпом выпил компот. По всей дороге из ресторана двери перед Славой только успевали открываться и захлопываться: хлоп-хлоп, хлоп-хлоп!
Подбежал к своему номеру и по привычке ткнулся в дверь — чуть голову не расшиб. А эта дверь сама не раскрывается. Её ключом отпереть надо. А ключ где? Где? Вспомнил: внизу у портье, или, если не по-французски, а по-нашему, у дежурного администратора. Слава — вниз. Хотел через восемь ступенек, как в школе на большой переменке. Но перед ним официант важно так спускался с подносом в руках. Поднос на всю ширину лестницы. Слава, конечно, мог под подносом прошмыгнуть, но вспомнил: нельзя. Дома надо держать себя прилично, а за границей тем более.
Наконец добежал до портье. Официанта так-таки не перегнал — удержался.
— Мне бы ключ от триста третьего номера.
— Шпрехен зи дойч? — спросил дежурный.
— Шпрехе, шпрехе, — ответил Слава, что значит: «говорю».
А сам никак вспомнить не мог, как же это по-немецки «ключ»? Знал же, знал и забыл.
— Фергессен, — прошептал он как бы про себя, что значит: «забыл».
А дежурный улыбнулся так по-хорошему:
— Забыл, значит, что ключ есть «шлюссель». А я русски помню. Карашо помню. Не забыл. Получайте, мальшик, шлюссель, нумеро драй хундерт драй. Поньяли?
— Понял, понял: триста три. Спасибо. Данке. Я спешу очень медведя смотреть.
Думаю, что никакой солдат не одевается по тревоге так быстро, как оделся Слава.
А потом он стоял в коридоре и ждал Асю Сергеевну. Туристы в это время торопливо проходили мимо, и Слава только слышал:
— Славик, ты что?
— Ничего.
— Пошли с нами. Мы в музей. Там, знаешь, показывают целый город, которому тысяча лет. Раскопали, собрали и под стеклянную крышу поставили.
— Ну?
— Вот тебе и «ну». Что ж ты стоишь?
— Я к Мише еду.
— А…
Славе очень хотелось посмотреть город, которому тысяча лет и который теперь под стеклянной крышей. И ещё ему хотелось посмотреть просто город, который он проехал на автобусе, а теперь можно было исходить пешком.
Да, не было человека из группы туристов, который бы не остановился возле него и не позвал пойти с собой.
Некоторые спрашивали:
— Кого же ты ждёшь?
И он отвечал:
— Асю Сергеевну.
Тётя Сима
Одна из наших туристок, быстро проходя мимо Славы, ткнула пальцем в пол и бросила на ходу:
— Хорош!
«Что это она?» — подумал Слава, посмотрел на свои ботинки и сразу всё понял. Последний раз он чистил их в Москве, но это когда было… После этого он шлёпал в дождь по лужам перрона, когда проезжали Польшу; потом на мокрые ботинки осела пограничная пыль первой станции Германии; где-то Слава чиркнул носком по извести. В общем, ботинки его были, прямо скажем, не блестящи.
Что было делать?
Дома всё просто и ясно: взял в тумбочке две щётки, бархатку и ваксу, вышел на лестницу и начистил ботинки так, что хоть смотрись в них. Но то дома. А как быть за границей? Вот оно — первое заграничное осложнение.
Думая так, Слава быстро расхаживал по коридорам взад и вперёд, но так, чтобы при этом не пропустить Асю Сергеевну. И вот, дойдя до самого конца коридора и быстро там развернувшись, он стукнулся носком о большой ящик на полу. На необычном этом ящике была табличка, и Слава кое-как прочёл на ней по-немецки. Этот ящик — величиной с большой радиоприемник — был автоматом для чистки ботинок. Надо же, чтобы человеку так повезло! Как говорится: на ловца и зверь бежит.
На той табличке была надпись: «Сюда опусти монеты».
Тут Слава быстро сунул руку в карман и проверил свои звякающие капиталы. Деньги его были у Якова Павловича, но несколько монет оставили Славе на карманные расходы. Ура! И тут повезло: на чистку ботинок хватало и ещё оставалось три пфеннига. Слава опустил монетку в щель, и тут автомат зажужжал и зашуршал. Быстро вертелись щётки, оплаченные пфеннигами. Но их кручение кончилось как раз в тот момент, когда один ботинок блестел, как зеркало, а другой был грязно-грязнущий…
Аси Сергеевны всё не было.
Авточистильщик молчал.
Вот беда.
Слава стоял теперь посреди коридора и с грустью смотрел на свои такие разные ботинки. С такими никак уж не выйдешь на улицу. А ведь Ася Сергеевна ждать не будет. Наши туристы, видимо опоздавшие, так пролетали мимо Славы, что даже не замечали его необычных ботинок.
Что было делать?
Последней прошла мимо Славы тётя Сима. Она спросила:
— Тебя что, наказали?
— Не.
— Почему же ты уткнул нос в стенку?
— Так.
— А почему не пошёл в музей?
— Надо очень…
— А почему хитришь?.
Слава молчал.
— Тебя обидели? — спросила тётя Сима.
И так это она как-то спросила — от всей, можно сказать, души, по-доброму, одним словом, — что Слава… Нет, только не подумайте, что он заплакал, как девочка. Он просто сказал:
— Никто меня не обидел, а мне просто самому на себя обидно.
И рассказал тёте Симе всё-всё про медвежонка и про то, как Ася Сергеевна обещала его взять в зоопарк, потому, наверно, что она знает, как туда поехать и какие там входы-выходы.
— Ася Сергеевна? — воскликнула тётя Сима. — Так она же ушла!
— Как — ушла?! — Слава не мог в это поверить. — Она же обещала мне найти моего Мишку и сама называла его Мишенька…
— Успокойся, — сказала тётя Сима и взяла Славу за руку. — Пойдём!