Отвергнутая королева (СИ) - Вольная Мира

Он ходил к водопаду весь следующий суман, и, словно зная о его желаниях, будто читая мысли, и Халиса появлялась там. Скидывала одежду, будто красуясь, будто демонстрируя себя, заходила неспешно в воду, позволяя каплям сверкать на коже и чешуе, позволяя лучам солнца скользить по прекрасному телу.

По легенде, в то время солнце над пустыней никогда не садилось, всегда стояло в зените, поэтому и выжгло эту землю почти дотла. И не было от его лучей спасения ни птицам, ни зверям, ни даже богине, поэтому и приходила она в оазис, поэтому и проводила там несколько оборотов. Ночь в эти земли привел именно Данру, но до этого мы еще дойдем.

Спустя суман, Данру наконец-то решился и предстал перед богиней, упал перед ней на колени, коснулся несмело бледной руки. Змея лишь рассмеялась в ответ на осторожное прикосновение и горячие слова. Отняла пальцы и повела плечами, вздернув гордо подбородок. Сказала, что жалкий смертный не смеет даже взгляда от земли отрывать, не то что говорить с ней. Сказала, что ее внимания добиваются пустынные бесы, духи и боги, что в ее честь возводят храмы, что ей поклоняются, приносят в дар драгоценные камни и золото, соревнуются и сражаются за ее расположение. А что может он? Жалкий смертный? Какой дар принесет он ей? Сказала и исчезла, так и не дождавшись ответа.

А мужчина так и остался стоять на коленях и смотреть на воду, из которой только что вышла богиня. Стоял там весь следующий день, и следующий, и еще. Под лучами палящего солнца, умирая от жажды и разбитого сердца, от злости, мучаясь мыслями.

Богиня так и не появилась в оазисе больше, пропала, будто ее там и не было никогда. И взмолился Данру Мироту. Не о силе просил, не о богатстве, не о лучших камнях для Халисы, не о бессмертии. Просил о еще одной встрече.

Говорят, что сжалился Мирот над несчастным смертным, говорят, что дрогнули скалы на шестой день, что брызнула тьма из их недр, пролилась на мужчину, проникла в его тело, и вышли из разлома шесть огромных черных кошек, совсем как ты, зверь. Что золотые цепи волочились за ними, что, когда ступали они, земля под их лапами крошилась и ломалась, дрожала. Поднялся Данру с колен, взял цепи и опутал ими солнце, заковал в них светило, и ночь опустилась на пустыню. Прохладная и тихая, самая первая ночь и самая долгая. Данру решил не дарить Халисе драгоценностей, не приносить жертв, не драться в ее честь, он решил забрать у нее то, без чего она не сможет, то, без чего не выживет. Он решил сделать так, чтобы богиня сама пришла к нему.

На целый месяц Данру и его коты спрятали солнце от Халисы, целый месяц висела над песками тьма. И гибли в этой тьме непривычные к холоду и ночи дети богини, молились ей, просили о спасении и милосердии.

Халиса вышла к Данру через месяц, не в силах больше смотреть на страдания василисков, на то, как заполняют пустыню духи и нежить, как покрываются коркой льда воды озера, в которых она еще не так давно любила плавать. Сама не в силах больше терпеть опустившуюся тьму.

- Верни солнце, Данру, - обратилась она к мужчине. – Ты доказал все, что хотел.

- Теперь я достаточно хорош для тебя? – спросил новорожденный бог, кривя губы в такой же улыбке, в какой недавно кривились губы змеи.

Халиса лишь сжала кулаки в ответ. И снова потребовала вернуть солнце.

- Верну, - кивнул Данру. – Но лишь на время. Я буду забирать и возвращать его каждый день, как напоминание о твоих словах и неуемной гордости. Я хочу, чтобы ты помнила и знала, что я могу забрать светило в любой момент, что могу забыть о милосердии, как забыла о нем ты. И пока солнца нет, пока мои коты играют с ним, пока пустыня укрыта темнотой, ты, Халиса, будешь принадлежать мне. Каждую ночь ты будешь сама приходить в мою постель и покидать ее лишь утром.

Молодая богиня только кивнула в ответ и опустила голову, признавая поражение, сдаваясь и подчиняясь новорожденному богу. Он взял ее за руку, коснулся сжатых губ поцелуем. И в этот же миг на горизонте показались огромные черные коты и забрезжил первый за месяц рассвет. Леопарды тянули за собой солнце, все также скованное золотыми цепями, ступали по небу, разгоняя ночь и в то же время являя ее краски и красоту, возвращая в пустыню надежду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

С тех пор коты Данру, как и было обещано, забирают и возвращают солнце в эти земли. Говорят, что те скалы все еще стоят, что тот оазис и озеро с водопадом все еще на месте, что Халиса с Данру проводят там каждую ночь. Говорят, что иногда в пустыне на закате, если прислушаться, то можно услышать, как звенят цепи котов Данру.

- У тебя тоже есть цепи, леопард? – спросила, когда закончила рассказывать легенду.

Зверь только ухом дернул и удобнее устроил морду на моих коленях. Я пропустила момент, когда он снова сел, когда умудрился положить свою тяжелую башку на мои ноги, когда мои пальцы зарылись в горячую жесткую шерсть.

Поэтому сейчас смотрела с удивлением и на него, и на свои руки на черной шкуре, замерла, в который раз поражаясь пронзительности зеленых кошачьих глаз.

- Ты так смотришь… - покачала головой, осторожно поднимаясь. – Кто ты?

Леопард только снова то ли рыкнул, то ли проворчал тихо, отпуская меня, давая возможность встать.

- Зачем ты пришел?

Конечно, ответом мне была лишь тишина. Зверь только поднялся гибко и бесшумно, дернул ушами.

Он шел со мной рядом, подстраиваясь под мой шаг, довел до дверей, но внутрь заходить не стал. Остался у порога, сидел там еще какое-то время и после того, как я закрыла дверь. Я не проверяла, но могла поклясться, что кот все еще сидит на улице, смотрит, ждет чего-то. Это странное и необъяснимое знание просто было, просто пришло откуда-то извне. И я была уверена, что не ошибаюсь.

Странный вечер, странное животное. Кажется, что у меня только что появилась еще одна причина, чтобы посетить архивы. Появление леопарда в моей жизни все-таки не давало покоя, он сам не давал мне покоя. И нужно найти способ понять, кто он такой и кем может быть, чтобы это тянущее, давящее, ворочающееся чувство прошло, чтобы не мешало мне и не отвлекало от Альяра и того, что происходит вокруг. Слишком много непонятного за последний суман.

Я вздохнула и опустилась в кресло в кабинете, выуживая из храна литкраллы. Работу никто не отменял, нескольких оборотов будет вполне достаточно, чтобы просмотреть информацию.

А ночью мне снова приснился чей-то взгляд. Тревожащий и не дающий спокойно спать, не позволяющий получить желанный отдых.

Оставшиеся несколько дней до знаменательного события превратились почти буквально в пустынный песок, просочились сквозь пальцы, как будто их и не было.  Все время заняло обсуждение с Альяром того, как, кем и кому меня представлять. Казалось, что василиск дергался и бесился по этому поводу гораздо больше меня. Что вызывало скорее недоумение с моей стороны, чем раздражение. Я не думала, что Энора столько значит для василиска, и не совсем понимала, как такое отношение к девушке скажется на мне.

Плохо, Равен, очень плохо. Ты невнимательна.

Зверь больше не приходил. А может и приходил, но я не замечала. Впрочем, не мелькал на горизонте и Хайдар, храня молчание, обижаясь непонятно на что.

Почему мужчины так часто ведут себя, как дети? Это какая-то игра с туманными правилами? Гордость? Попытка проверить меня на прочность?

Как я должна реагировать на подобное? С учетом того, что ничего, кроме сомнительного партнерства, между нами быть не может?

Пожалуй, нет. Пожалуй, это всего лишь попытка мной манипулировать: очень грубая и невероятно раздражающая. Ведь, несмотря ни на что, я ловила себя иногда на чем-то очень похожем на вину. На какие-то ее зачатки. А когда ловила, злилась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Замкнутый круг, браво, Равен!

Я в раздражении поправила подол платья и бросила осторожный взгляд в сторону Лионелы, отмечая легкую дрожь тонких пальцев и немного рассеянный взгляд.

Мы были в малом зале, ждали, пока распорядитель вечера представит нас гостям и Альяру. Змея, впрочем, как и остальные три девушки, заметно нервничала: подходила к зеркалу, бросала осторожные, но полные любопытства и невысказанных вопросов взгляды в сторону стражи, перебирала украшения на запястьях и изящной шейке.