Записки психиатра (сборник) - Максим Малявин

– Я к вам по поводу инвалидности. И ИПР.

ИПР – это индивидуальная программа реабилитации инвалида, если кто не в курсе. Тем, у кого недержание мочи, – памперсы, неходячим – кресла-каталки, кто не может трудиться в обычных условиях (это о взрослых) – трудовые рекомендации и так далее. Но здесь-то о чем может идти речь?

– У вас же есть пункт про технические средства реабилитации? Так вот, я тут набросала примерный список того, что нам нужно. – И с этими словами она разворачивает на столе перед доктором свой листок.

Друзья мои, вы все знаете (кто-то у кого-то видел, а кто-то грешен – писал сам), что такое wishlist, или хотелочка. А Татьяна, человек в интернетских заморочках неискушенный, увидела впервые.

– Телевизор, компьютер, стиральная машина, велотренажер, массажер… Ну, вы бы еще вписали горн, саблю и щенка бульдога! Или автомобиль.

– Ой, а что, автомобиль можно? Давайте я впишу, спасибо, как-то не подумала! – радуется дама и тянется за ручкой.

Премия Дарвина

Вначале небольшая справка:

«Премия Дарвина («Darwin Awards») – виртуальная премия, ежегодно присуждаемая лицам, которые наиболее глупым способом умерли или потеряли способность иметь детей и таким образом изъяли свой вклад из генофонда человечества, улучшив его» (цитата из «Википедии»).

Эта история скорее грустная, хотя все в этом мире относительно, и зачастую трудно однозначно оценить некоторые события.

Довольно долго, что-то около десяти лет, в нашем диспансере наблюдается паренек по имени… скажем, Александр. У него шизофрения, симптоматика одна и та же много лет: параноидная с суицидальными тенденциями и неоднократными попытками самоубиться, практически без критики к своим стремлениям и переживаниям, с мизерным и непродолжительным эффектом от медикаментозного лечения. При всем при этом он спокойный, тихий, всегда вежлив, корректен – ну просто паинька.

Несколько лет назад Александр отличился. Попал в стационар после очередной суицидальной попытки (кажется, наглотался азалептина[30] ), прошел курс лечения, дело уже шло на поправку – по крайней мере, так всем казалось. Незадолго перед выпиской его отправили на Пасху домой в лечебный отпуск. Вернулся Саша из отпуска с опозданием и в сопровождении мамы, с выпиской от хирурга на руках. Оказывается, дома больной закрылся в ванной и маникюрными ножницами, вскрыв мошонку, удалил себе яичко. Выйдя из ванной, он уточнил у мамы:

– Я все правильно сделал?

Рана зажила достаточно быстро. Второе яичко вскоре тоже было удалено тем же способом. Потом были еще суицидальные попытки, госпитализации, упорное лечение без надежды на эффект… Недавно он пришел сдаваться в больницу сам:

– А то снова что-нибудь с собой сделаю, а я уже устал с ней бороться.

– С кем?

– Ну, с НЕЙ. Вы не понимаете? Я ведь для кого все делаю? Для нее. Она попросила отрезать – я отрезал. Она попросила спрыгнуть с высоты – я спрыгнул (было дело, долго потом кости срастались). Я все делаю, как ОНА просит, а она ко мне не приходит.

Так и не выяснив у Александра имени прекрасной и опасной незнакомки, столько лет изводящей его обещаниями неземного блаженства взамен на нечеловеческие страдания, я сел писать направление в стационар.

Призрак курильщика

Эту леденящую кровь историю поведали мне в одной из психбольниц (не скажу, какой). В каждом психотическом отделении всегда найдется несколько постоянных обитателей, которые живут там годами, и никто уже толком не помнит, когда они туда попали. Они – свои, родные, они помогают санитарам, они безмолвными (или не очень) тенями бродят по коридорам, они создают тот особый колорит, без которого облик отделения был бы неполон и сух.

Вот и в этом отделении был такой больной, который чуть ли не сам же его и строил. Ничем он особо не выделялся, выполнял все предписанные процедуры, помогал мыть полы и выносить мусор, а в свободное время сидел в облюбованном уголке и курил. Как ведется документация на психохроников? В толстенную, пожелтевшую от времени, пропитанную парами аминазина и понадкусанную мышами-токсикоманками историю болезни раз в полгода пишется дневник, где более или, что чаще, менее подробно описывается поведение и психический статус пациента. В истории болезни этого пациента, больше похожей на оккультный гримуар, тоже раз в полгода появлялась запись: «Психический статус за истекшее время не претерпел сколь-либо существенных изменений. Спокоен, упорядочен. Дефектен. Малообщителен. Аппетит и сон в норме. Фон настроения ровный. В свободное время сидит, курит». И так каждые шесть месяцев – мол, сидит, мол, курит. Но вот однажды пожилая санитарочка, положив на стол этот желтый ветхий фолиант, мимоходом обронила:

– Да что вы все его историю туда-сюда таскаете? Он, болезный, уж два года как помер.

Подскочили, бросились проверять – ну точно, так и есть. Врач еще сокрушался:

– Как же так? Я же на днях только его видел! Или это была галлюцинация? Он еще поздоровался.

Так и обзавелось отделение собственным призраком курильщика. Чем мы хуже Шотландии?

Маниакальное

При слове «маниакальный» гражданину, неискушенному в вопросах психопатологической терминологии, рисуется этакий убивец с всевозможными гаджетами, от скромного ножичка до вполне заDOOMчивой бензопилы. На самом деле все несколько иначе, и вместо вышеописанного коварного субъекта гражданской наружности нашему взору чаще всего предстает энергичный человек с блеском в глазах и приятной улыбкой, с полуслова понимающий собеседника и поразительно тонко подхватывающий любую нотку его настроения.

Строго говоря, маниакальный аффект в его классическом варианте характеризуется триадой: повышение настроения вплоть до ощущения счастья, восторга, экстаза – это раз; ускорение темпа мышления (я думаю нормально, а окружающие – ручные тормоза от поездов дальнего следования) – это два; громадье планов, целей и задач (гипербулия) с бешеной активностью по их осуществлению – это три. Минус критика к мыслям, оценкам и поступкам. Сна нет, но нет и необходимости в нем – не время спать, когда так прет! И энергия, море энергии!

Представили? А теперь представьте начальника среднего звена Очень Большого Завода, находящегося в таком состоянии. Это случилось больше десяти лет назад. Товарищ Икс, придя на службу очень рано, развил чрезвычайно бурную деятельность. Получили утренний втык слегка охреневшие от такого напора директора производств, получили втык не менее охреневшие директора смежных предприятий, но все это были марципанчики! Созвонившись с зарубежными партнерами, товарищ Икс то ли осчастливил, то ли озадачил их многомиллионными контрактами от своего имени. На вполне закономерно возникший вопрос: «Ху из мистер Икс», – оный спохватился, промолвил нечто вроде: «Ах, да, вы ж еще не в курсе, бедолаги», – и издал приказ, согласно которому он, такой-то и такой-то, увольняет такого-то и такого-то с должности гендиректора, а сам, так уж и быть, милостиво изволит занять его кресло. Бо не фиг хорошему предприятию болтаться без жесткой, но ласковой хозяйской руки.

Тут-то окончательно пришедшие в себя прочие начальствующие лица содрогнулись, подскочили и (кто-нибудь помнит телефон психбригады?) поскакали принимать меры. Это был триумф нашей барбухайки! Никогда еще на КПП завода их не встречали столь радушно. Ну, разве что хлеба-соли и ковровой дорожки немного не хватало.

Шизофазия

Был у меня на участке интереснейший пациент. Сейчас он живет в деревне, и о его дальнейшей судьбе мне ничего не известно. Шизофреник с многолетним стажем, инвалидность, недееспособность – полный букет. Не считая дефицитарной симптоматики[31] (куда ж без нее) и одной особенности, которая превращала каждый визит в шоу. Какая особенность? Шизофазия.

Определение можно привести, порывшись в Википедии: «Шизофазия (в отличие от словесной окрошки, потока несвязанных слов) – психиатрический симптом, выражающийся в нарушении структуры речи, при котором фразы строятся правильно, однако не несут никакой смысловой нагрузки, иногда с повторяющимися речевыми оборотами». А вот как мы общались с ним, что называется, в реале.

– Здравствуйте, Михаил.

– Михаил не Михаил,

Всех соседок я покрыл,

Мохнорылый семикрыл,

Винторогий словофил.

– Как ваши дела?

– Дела как дела,

Грыз намедни удила,

Мамка хера привела,

Чуть ежа не родила.

Все это говорится на одной ноте, без какого-либо выражения вообще, с лицом, на котором застыло выражение отрешенного благодушия. Такими, наверное, бывают юродивые на паперти. Старушка мать, пришедшая с великовозрастным чадом на прием, укоризненно качает головой: – Миша, как не стыдно!