Князь Диодор - Николай Басов

Музыка на этот раз стала очень громкой, видимо, потому, что и музыканты изрядно выпили, да и гости танцевали после двух-трех туров не слишком старательно. А еще через некоторое время, где-то в углу зала молодые петушки из офицеров вдруг затеяли чуть не драку. Диодор посмотрел на них, оба из ссорящихся ему не понравились, были они красными, злыми и один из них, что был побойчее на вид, так сжимал губы, что нетрудно было догадаться, что он, возможно, по-настоящему жесток.

Гофмаршал вмешался в их ссору, попробовал заставить одного из буянов вернуть вытащенную наполовину шпагу в ножны, но тут, к вящему удивлению Диодора, вмешался герцог. Он обрадовался казусу, увлек офицеров, и теперь за ними пошли уже многие. Перед выходом в сад из большого и полутемного зала, с окнами чуть не до пола, герцог выхватил у ливрейных слуг два фонаря, выбежал в своем парадном камзоле на снег, и потребовал, кажется, настоящей дуэли.

До дуэли дело не дошло. Как-то странно вышло, князь и сам не понял, но оказался вдруг в центре круга, потому что герцог, заметив его, предложил ему быть дуэльмейстером, и невзирая на протесты Диодора, едва проговоренные на феризе, сунул ему в руку один из фонарей. И все стали смотреть на князя, а герцог продолжал бегать, размахивал руками и что-то выкрикивал.

Вот тогда, тоже не вполне внятно для князя, вперед выступил Дерпен. Он спокойно вытащил из рук Диодора фонарь, воткнул его в снег, потоптался, скинул свою ферязь, и жестами подсказал обоим поссорившимся сразиться с ним на кулачках. Сначала местные не поняли, но потом… Герцог вдруг пришел в восторг. Он даже попробовал говорить с Дерпеном по-полонски, но слова его звучали еще с более непривычным и диким выговором, чем у давешнего лиценциата, поэтому Густибусу пришлось за всех переводить.

Бойцы, кажется, уже и сами были не рады, что все так обернулось. Тот, что был все же постарше, попробовал улизнуть, но ему не позволили. Другой тоже смотрел на своих товарищей, явно обращаясь за поддержкой. А князю на ухо прошептал батюшка, который, как оказалось, все понимал лучше князя:

– Они боятся драться, наслышаны про умение руквацев сражаться без оружия, пустой рукой.

Очевидно, что-то похожее и Дерпену сказал Густибус, который не отходил теперь от него, переводил что-то и отвечал за него веселящимся офицерам. Впрочем, не только эти люди получали удовольствие, князь мельком оглянулся на дворец, там у окон собралось немало зрителей, и среди них высокими прическами выделялись дамы.

– Батюшка, а нельзя ли как-нибудь незаметно отсюда…

– Не выйдет, князь, Дерпена не выпустят, кажется.

– Глупо получается, – вздохнул князь.

– Или наоборот, кто-то очень постарался, чтобы вышло именно так, как вышло.

Это тоже было правильно. Князь и сам понимал, что все это могло быть подстроено. Но что же теперь делать?

И лишь Дерпен ни о чем не волновался. Он расхаживал, разминая руки и странно, чуть шире обычного расставляя ноги в не вполне удобных новеньких башмаках. Наконец, кто-то из офицеров, подзадориваемый общим гамом, выкрикнул предложение, чтобы двум драчунам, с которых все началось, в подкрепление вышло еще человека три-четыре. Дерпен согласно кивнул, даже, кажется, обрадовался, улыбнувшись, чтобы это было не слишком заметно, в сторону темного парка.

А дальше все обернулось очень просто. Шестеро местных попробовали было звездой, с разных сторон атаковать Дерпена, который стоял на месте, почти не выходя за пределы образовавшегося круга. Молодой из предполагаемых дуэлянтов попробовал махать ногами, кто-то из более умелых, разогнавшись, бросился на восточника, чтобы связать его борцовским захватом, еще кто-то просто решился достать его кулаками… И ничего из этого не вышло.

Дерпен качнулся в одну сторону, в другую, неуловимо ушел от атаки борца, перехватил руку боксера, нырнул под ногу молодого дуэлянта, и… Неожиданно он уже стоял над лежащими телами. А на снегу то там, то сям появились пятна крови. Тот, что пытался бить ногой, не мог подняться, Дерпен его так хватил о землю и притопнул, что он теперь только корчился. Боксер сидел, зажимая нос и губы, из которых потоком вытекала юшка, борец был без сознания, у него, кажется, дело обстояло хуже всех. Трое других сумели подняться, но вид у них теперь был далеко не геройский, драться они больше не горели.

Дерпен, холодно поблескивая глазами, мельком поклонился в одну сторону, в другую, и пошел подбирать свою ферязь, которую теперь со скромной улыбкой держал батюшка, готовый помочь воину одеться. Герцог разразился криками восторга, словно ради этого представления и был устроен весь обед, который только теперь несомненно удался. Обхватив за плечи Дерпена, который казался рядом с тщедушным герцогом великаном, хозяин замка повел восточника, в зал, где на столах уже остались только кувшинчики с вином. Князь, понимая, как все это бестолково и бессмысленно, отправился за ними.

А герцог что-то горячо втолковывал Дерпену, что переводил не отходивший от них Густибус. Князь попробовал было оказаться в стороне, но герцог и его заметил и заставил подойти. Маг тем временем, стал и ему переводить:

– Какая стать, он говорит… – Густибус поискал глазами винные кубки на столах. – А теперь считает, что нужно обязательно выпить. Только не так, как эти, гм… девочки, это он про офицеров своих… А по-настоящему.

– Может, не стоит? – замялся князь, но его никто не слушал.

Герцог Кебер только обнимать его за плечи принялся, а сам показал что-то слугам, и те вдруг выволокли ко всей компании совершенно невероятную, размерами до полуведра стеклянную штуковину, в которой по кайме плескалось… Что это было, князь не разобрал. Но герцогу этого показалось мало, он стал выливать в нее разные вина, до каких только мог дотянуться на столе.

Бурда получилась жуткая даже не вид, впрочем, это никого не смущало. А затем герцог поднял чашу, больше смахивающую на церковную купель, и попробовал из нее пить. У него получилось плохо, потому что он шатался. Тогда он протянул ее Дерпену, тот жалко улыбнулся по сторонам, но вокруг него уже стояли офицеры, с которыми он дрался, поддерживаемые своими друзьями, потому что после драки они не могли вполне очухаться. Тогда Дерпен стал пить, хотя и не очень, большую часть старательно выливал себе на грудь, так что даже герцогу стало жалко вина, он отобрал чашу и передал ее, беспрерывно лопоча что-то, тому, кто бросился на Дерпена с кулаками. Кровь запеклась у того вокруг ноздрей, и одного зуба не было, когда он, криво улыбаясь, тоже принялся пить.

Одобрительные возгласы офицеров подтвердили, что все происходит правильно. Потом напоили еще и того, кто махал ногами, но бедняга сразу же, как от него убрали чашу, сел и стал давиться, его подхватили под руки и повели скоренько куда-то, где его, наверняка, вывернуло наизнанку.