Остров мужества - Софья Радзиевская

— Дождались! — Алексей широко перекрестился и, низко поклонившись в пояс, коснулся снега рукой. — Батюшка-солнышко, взгляни на нас опять, не забудь! — проговорил он торжественно, словно читал молитву. И тут сразу, будто кто дунул на край неба, серые сумерки сменились ночью, точно ничего, кроме темноты, и не было, ничего они не видели.

— Когда ж оно совсем-то покажется? Когда? — тоскливо проговорил Ванюшка.

— Теперь уж скоро, — отозвался отец. — Каждый день вот так-то выглядывать станет. Что день, то выше и по небу дольше путь держать будет. А вскоре всё выплывет и чуток от земли оторвётся. То-то радости будет!

Так переговариваясь, они не могли оторвать глаз от тёмного неба хоть и знали, что новой радости ждать надо ровно сутки.

— Так бы тут до завтрева сидел и смотрел на небушко, — заговорил Фёдор, и опять все удивились его голосу, поняли: ему, молчуну, тёмную ночь терпеть, может, ещё было горше, чем им.

— Досидишься, пока ошкуй заглянет, чего, мол, тебе тут понадобилось? — отозвался Степан. Но не смехом сказал, а душевно, и Фёдор понял, не обиделся на него.

— Пойдём, коли так, — сказал только со вздохом и двинулся к обрыву, где спускаться вниз было проще.

По узкой трещине шли медленно, гораздо медленнее, чем взбирались наверх. Шли и оглядывались в темноте, словно оставили там что-то дорогое.

Когда отворили дверь из сеней в избу, слабый огонёк жирника дрогнул от тока морозного воздуха, мигнул приветливо и потух.

— Жирник-то за всё время первый раз загасить уходя забыли, — заметил Степан. — Не до того было.

Жирник опять зажгли, стали вокруг стола и стояли так долго, точно не знали за что приняться. Первым очнулся кормщик.

— Неладно так, ребята, — сказал. — Жить нам с солнышком легче станет, а пока оно на небо заберётся, дела забывать не след.

— Опять сапоги тачать, да чулки латать, — уныло проговорил Фёдор, сел на нары и сгорбился.

— Дядя Фёдор, а у меня иголка есть хорошая, просто сама шить способна, — подошёл к нему вдруг Ванюшка и заглянул в опущенные глаза. И столько участия было в детском его голосе, так жалостливо он смотрел, что и Фёдор это почувствовал. Поднял голову и, за много месяцев впервые, улыбнулся.

Глава 11

НА ПРОМЫСЕЛ

Что ни день, то солнце всё больше выглядывало из-за земли. И уходить не торопилось. Красное, большое, глаз не слепит, а душу радует. Зимовщики ждали его к полудню как праздника, из избы встречать выходили. Ванюшка каждый день тень свою шагами проверял: на сколько она короче стала.

— Гляди, Стёпа, — радовался он, — пять шагов я намерил, а намедни восемь было!

— Ещё сколько дней пройдёт и вовсе твоя тень мала станет, дай только солнышку повыше на небо взобраться, — отвечал Степан.

Солнце не только тени на земле показало, зимовщики друг на друга поглядели и ужаснулись: волосами обросли не хуже зверей лесных, а грязи на лицах, на теле — не отскоблишься.

— Не беда, — утешил Степан. — Стретьев день[15] скоро, промыслу начало. Жиру нерпичьего наберём, с золой сварим и тем отмоемся.

— Солнце-то явилось, а тепло не торопится, — отозвался кормщик. — Тепла дождёмся, на дворе и отмоемся. А в избе нельзя: ещё сильней стены сырости наберутся.

Ванюшка не находил себе места: на промысел со старшими готовился.

— Стретьев день завтра будет! — заявил, наконец, кормщик. Он осторожно, с уважением, провёл рукой по своей палке-численнику. — Завтра солнышко от земли совсем оторвётся. В полном лике нам покажется. И, помолчав, спросил больше для порядка: — Кутела к промыслу готовы ли?

Известно, кутела с осени изготовлены, по колышкам на стенках развешаны. И сколько раз уже, томясь от зимнего безделья, зимовщики точили их железные носки, жиром смазывали, чтобы железо в избяной сырости не заржавело.

Ванюшка своё кутело потихоньку к другим примерял. Ох, короче оно, короче! Когда же он сам до больших дорастёт и всё у него будет, как у Степана: и лук, и кутело, и рогатина? Не утерпел раз мальчишка, подошёл к двери, попросил Степана:

— Стёпа, а ну зарубку на притолоке сделай, со старой примерь, может, я за зиму подрос?

Степан хотел было посмеяться, да увидел, с какой надеждой голубые глаза Ванюшки на него смотрят. Взял нож, новую зарубку на притолоке положил, ответил серьёзно:

— Подрос маленько, сам видишь, на палец от прошлой зарубки, как ты мерялся. За лето под солнышком и больше, чай, подрастёшь, не горюй. Ступай лучше на волю, учись кутело метать.

Ванюшка живо выбежал из избы. И правда, поспешать надо: может, и он своим кутелом нерпу промыслит? Кутело не простая снасть. Железный носок у него на древко надет не намертво, не так, как нож у рогатины. К нему длинный крепкий ремень привязан. Метнёт охотник кутело в нерпу или лысуна, и тот, раненый, бывает успеет в воду кинуться. Однако носок с древка соскочил и крепко у него в теле застрял, а конец ремня у промысленника в руках. Зверь на привязке от него не уйдёт.

Стретьев день выдался на редкость тихий и ясный. Вот оно и солнце появилось: выше, выше, уже далеко края земли не касается, вольно по небу, как по морю, плывёт.

Кормщик стал на колени, солнцу в землю поклонился, и все зимовщики за ним так сделали. А Ванюшка не утерпел, тут же обернулся, смотрит: на сколько его тень короче стала.

Алексей встал не спеша, снял рукавицу, провёл рукой по глазам.

— Прозимовали мы, ребятушки, солнышка дождались, глядишь, и выручки от добрых людей дождёмся. Быть того не может, чтобы за лето до осени к нам какой карбас не заглянул. Спасенье нам привезёт. А мы тем временем зверя напромыслим, не с пустыми руками домой воротимся.

Сказал и зорко на всех смотрит, поверят ли?

Ванюшка даже на месте от радости подпрыгнул, так ему сразу спасительный карбас привиделся. И Степан улыбнулся весело. Один Фёдор стоит, в землю смотрит, тяжело на палку опирается.

— Нет, — сказал тихо. — Мне, дядя Алексей, того карбаса не ждать.

Даже сквозь грязь заметно стало, как от этих слов побелел Ванюшка, схватил Фёдора за руку, крикнул:

— Дядя Фёдор, не говори таких слов, не говори! Придёт карбас, всех нас выручит!

Фёдор поднял голову, посмотрел на него: лицо как у чертёнка сажей замазано, а глаза ласково смотрят, тревожно. Хмурое лицо Фёдора разгладилось, точно просветлело.

— Добро, малец, — сказал он только. Улыбнулся, Ванюшку по плечу потрепал и сам словно удивился, так это на него было непохоже.

Все тоже удивились, но виду не подали, чтобы Фёдора не смутить, и повернули к дому. Надо было готовиться к промыслу.

Домой добрались уже в серых сумерках. Но от того, что дождались первого полного солнца, на душе было радостно. Даже жирник в тот вечер горел словно светлее и коптил не так сильно.