Магам можно все (сборник) - Марина Дяченко

Принцесса не умела толком ни вязать, ни вышивать; однако, задумав удивить принца изобретательностью, она потратила несколько недель на изготовление странного растрепанного букета — все цветы были из проволоки и мешковины, и в чашечке каждого встроен был осколок зеркала. В солнечные дни букет отбрасывал на стены и потолок целые пригоршни бликов.

Когда Юта показала свое произведение Остину, был, к сожалению, хмурый дождливый вечер. Может быть, именно поэтому принц отнесся к нему прохладно:

— Кто тебя учил… такому?

— Никто, — Юта смутилась и расстроилась его почти брезгливым тоном.

— Разве может принцесса рукодельничать… если это можно назвать рукоделием… возиться с грубой мешковиной? В мешках хранят сахар и овощи, а цветы вышивают на шелке и бархате! Хочешь, я выпишу лучшую учительницу вышивания?

Юта отрицательно покачала головой, но букет был выброшен без сожаления.

— Почему бы нам не поехать куда-нибудь? — робко спросила Юта через несколько дней. — Вместе…

Остин тяжело вздохнул и не ответил, но Юта не унималась:

— Или хотя бы погулять вечером… У тебя, может быть, найдется свободных полчаса? Мы могли бы поговорить о…

— Я не принадлежу себе, Юта, — устало объяснил принц, и Юта потупилась.

Из этого разговора Остин сделал вывод, что принцесса скучает. Скоро к Юте была приставлена дуэнья, наперсница.

Это была маленькая розовощекая толстушка, эдакий клубок на ножках, энергичная и разговорчивая. Она ни на секунду не оставляла принцессу в одиночестве — топотала следом и усаживалась рядом, болтала, не переставая, рассказывая забавные случаи и расспрашивая Юту о ее снах:

— Шляпа снится к мигрени, а перчатка — к известию… Я желаю вам, ваше высочество, увидеть во сне белого единорога!

Всю ночь Юте снились клопы.

— Убери ее от меня! — умоляла Юта Остина через неделю.

Принц пожал плечами. Он казался немного недовольным: и то не по вкусу, и это не по нраву…

— Принцессам, особенно замужним, положено иметь наперсниц, — заметил он мягко.

— Да, но эта!

Остин вздохнул:

— Знаешь, Юта… Иногда трудно понять, чего ты хочешь.

Он ушел, оставив принцессу в смущении и растерянности.

Впрочем, недовольство принца можно было легко объяснить и оправдать, поскольку Юта действительно имела все, чего только может возжелать королевская особа, и даже с упреждением. Армия почтительных слуг, изысканные украшения работы древних мастеров, спокойствие и довольство — все это должно было помочь королеве пережить некоторый недостаток развлечений.

Однажды вечером, укладываясь под парчовый балдахин, Юта рассказала принцу когда-то слышанный анекдот:

— Герцог просит графа: «Ваша светлость, помогите мне дотащить до замка этого дохлого грифона». Граф не смог ему отказать, и с превеликим трудом они затащили грифона в герцогский замок и бросили в умывальне. Граф вытер пот и спрашивает герцога: «Ваше сиятельство, а зачем вам в умывальне дохлый грифон?» «А-а! — отвечает герцог, — вот, представьте себе, придут ко мне гости, захотят умыться — и выбегут с криком: там дохлый грифон! А я усмехнусь вот так и скажу небрежно: ну и что?»

Юта выжидательно замолчала.

— Ну и что? — спросил Остин.

— Ну… потешно, — смутившись, объяснила Юта.

Остин вздохнул:

— Странная и дурацкая история… Какой герцог? Какой граф? Почему они не призвали слуг, чтобы тащить этого грифона?

Юта не нашла, что ответить.

Тем временем отступила осень, и однажды ночью выпал снег.

Выйдя утром на террасу дворца, Юта долго щурилась на крахмально сверкающую лужайку; потом, оглянувшись, увидела, что она не одна.

Неподалеку на террасе стояло кресло на колесиках; в кресле, укутанный пледом, сидел дряхлый старик. Юта не сразу узнала короля Контестара.

Они не виделись со времени свадьбы; старик все время лежал, и в комнату его врачи допускали только принца Остина. Теперь король, не отрываясь, смотрел на обомлевшую Юту.

На белую лужайку опустилась воронья стая; невидимый с террасы сторож запустил в ворон камнем — птицы с карканьем взвились в воздух.

Губы старика шевельнулись, и принцесса скорее увидела, чем услышала: Юта…

Преодолев смущение и невольный страх, Юта приблизилась.

— Ну, здравствуй, — сказал король. Чтобы разобрать его слова, принцессе пришлось склонить ухо к его губам. — Здравствуй, Юта.

Контестар смотрел прямо, и Юта увидела с удивлением, что у него совершенно ясные, живые, осмысленные глаза, и что взгляд, направленный на нее, приветливый и теплый.

— Здравствуйте, ваше величество, — сказала Юта вежливо.

Помолчали.

— Остин любит тебя? — вдруг спросил Контестар.

— Да, конечно, — ответила она быстро, даже поспешно.

— Хорошо, — король попробовал улыбнуться.

Юте было очень не по себе — она не знала, о чем говорить с умирающим человеком.

— Я помню тебя, — едва слышно сказал король. — Однажды на детском празднике… ты спрятала в кувшин… ужа… Помнишь?

Юту бросило в жар.

Она, конечно же, помнила эту давнюю детскую историю. Мальчишки-пажи помогали ей, и все вышло как нельзя лучше. Кувшин поставили на стол… Обезумевший от страха уж ухитрился выбраться и кинулся наутек, опрокидывая по дороге подсвечники и бокалы… Ее наказали, случай она запомнила на всю жизнь, но король Контестар — а он был на празднике вместе с мальчиком-Остином — запомнил тоже!

— Ты всегда была… сорвиголова, — сказал умирающий король. — Наверное, не зря… тебя похитил… дракон.

Юта стояла перед креслом, сжимая покрасневшими от холода пальцами теплую меховую муфту.

— Ты хорошая девочка, Юта, — прошептал король. — Я надеюсь, что Остин… это… поймет.

— Ваше величество… — выдохнула принцесса.

— Тебе… трудно. Расскажи мне… как вы… живете.

И Юта стала рассказывать — преувеличенно бодро, преодолевая неловкость. Не про себя, конечно — про Остина, своего внимательного и нежного мужа. И чем дольше рассказывала — тем больше воодушевлялась, вдохновлялась даже.

— Спасибо, — сказал, наконец, Контестар. — Спасибо, Юта… Приходи сюда завтра… утром… Мне теперь… легче, и меня вывезут… на прогулку.

Все следующее утро Юта провела на террасе — одна. Никто не вывез на воздух кресло-каталку; принцесса стояла и смотрела, как укорачиваются длинные тени… Потом во дворце поднялась суматоха, захлопали двери, забегали десятки ног…

Через три дня короля Контестара похоронили с великими почестями, и народное горе было искренним и глубоким. Впрочем, еще через две недели оно сменилось искренней и глубокой радостью — принц Остин был коронован, его звали теперь «ваше величество».