Никита Хрущев. Реформатор - Сергей Хрущев

Оставалось выбрать подходящий момент.

В повседневных хлопотах отец и не заметил, что новый кризис, один из серьезнейших за его карьеру, стоит на пороге.

Меня же занимали свои заботы, я готовился к свадьбе. Ее назначили на первые дни июня, сразу после экзаменов в институте. С моей будущей женой мы учились в одной группе. После свадьбы нам предстояло уехать, правда, не в путешествие, а на практику на один из приборостроительных заводов в Загорске (теперь Сергиев Посад).

Догоним США?

Вечером 19 мая, сразу по возвращении из Семеновского, отец поездом уехал в Ленинград на совещание работников сельского хозяйства Северо-Запада. Он не догадывался, что в тот день кто-то в Москве решает его судьбу.

20 мая, когда Молотов и его сторонники сговаривались в Кремле, отец вместе с ленинградским партийным секретарем Фролом Козловым осматривали на Кировском заводе производство мощных тракторов для целины, потом вместе выступали на митинге заводчан. Оттуда на метро поехали в центр города. Отец еще не видел ленинградской подземки. Потом они объехали поля близлежащих колхозов.

На следующий день отец посетил знаменитую на всю страну обувную фабрику «Скороход». В ее туфлях, ботинках, сандалиях и тапочках щеголяло 17 миллионов советских людей. Со «Скорохода» он прямиком отправился на совещание в Таврический дворец.

Отца в те дни тревожили не разногласия с Молотовым, а как после совнархозной реформы подтолкнуть народное хозяйство вперед. Собственно, эти мысли не покидали его никогда. Даже 13 мая, на встрече с писателями, отец, выступая перед этой весьма далекой от его интересов аудиторией, незаметно для самого себя сполз с «писательской» темы, заговорил об экономике, в первую очередь об экономике села, о том, что его интересовало на самом деле. Этот раздел выступления вышел у него наиболее удачным. Оно и понятно, без текста, без конспекта он говорил о том, о чем думал, в чем досконально разбирался, что считал важным, чем занимался в охотку, тогда как писательские проблемы и склоки…

Я намеренно перенес экономическую часть выступления отца из «писательской» главы в следующую. Он говорил об очень важных для нашего повествования вещах, и в тот контекст они никак не вписывались. Начал он с совнархозов, заявив, что теперь вместо единственной властной вертикали появится «100 каналов, по числу совнархозов, для решения возникающих вопросов». Затем отец с удовольствием отметил, что с ростом производительности труда страна избавляется от мучившего ее последние десятилетия дефицита рабочей силы. И вот результат: промышленность начинает переходить на сокращенный, семичасовой рабочий день, естественно, без уменьшения оплаты.

Отец всегда считал и не уставал повторять, что социализм, не наполненный реальным содержанием, — пустой звук, сотрясение воздуха.

— Люди пошли за Лениным ради лучшей жизни, — говорил отец. — В чем выражается лучшая жизнь? Кормить людей надо, одевать надо, создавать рабочие места, строить жилье, развивать культуру.

— Когда жилье в Конституцию впишем? — перебил с места писатель Катаев.

Но отец не ответил, он заговорил о том, что его занимало последние месяцы: как перевести советских людей с картошки и хлеба на научно сбалансированный рацион питания. Это невозможно без подъема животноводства. Тут отец оседлал своего любимого конька и начал сыпать цифрами, как горохом из мешка.

— В 1913 году дореволюционная Россия имела 31,1 килограмма мяса на душу населения, а США — 86,4. В 1940 году производство мяса в СССР упало до 24,5 килограммов, но и в Америке, вследствие Великой депрессии 1930-х годов, оно тоже чуть уменьшилось, до 85,6. Дальше начался рост, в 1950 году Советский Союз имел 26,8 килограммов, а Соединенные Штаты — 89,7, в 1952 году соответственно — 27,5 и 92,9;[41] в 1953-м, году смерти Сталина и поворота в сельскохозяйственной политике — 30,5 килограммов и 94,8. В 1955 году СССР наконец превысил показатель 1913 года, в тот год у нас произвели на каждого едока 32 килограмма мяса, а в Америке вплотную приблизились к центнеру… В прошлом, 1956 году — 32,3 и 102,3 килограмма.

Со сливочным маслом дела обстояли получше, если в 1913 году Россия производила 700 граммов на одного своего жителя, а США 3,6 кг, то в 1956 году соотношение составило: в СССР — 2,8 кг, в США — 3,8 кг. Счет не в нашу пользу, но не такой «разгромный», как по мясу. Так же обстояли дела и с молоком, его в 1956 году произвели в Советском Союзе 245 литров на человека, в Америке 343 литра.

Отец не сказал, а скорее всего не знал, что в США все больше входил в моду маргарин, его считали более полезным. У нас тоже производили маргарин, но его относили к третьесортным продуктам, для бедных. Если о ком-то говорили, что он жарит пищу на маргарине, то добавлять уже ничего не требовалось. Считалось, что с появлением в достатке настоящего коровьего масла маргарин отомрет. Точно так же оценивали и успехи животноводства, в зависимости от жирности молока: три, четыре, пять процентов. Шесть процентов — это уже даже не рекорд, а мечта. Американцы же начинали молоко обезжиривать, так им казалось здоровее.

Отец до конца своих дней считал, чем жирнее молоко, тем оно лучше. В этом проявляется разница в мышлении, в оценке достатка богатыми и бедными нациями. Россияне всю свою историю жили впроголодь. В фольклоре их столь же небогатых братьев-украинцев даже сложился своеобразный образ богатея: он ест бутерброд не из хлеба с салом, а из сала с салом, но это к слову.

Сравнивая наши достижения с американскими, отец тем самым устанавливал для себя самого и страны планку, цель, к которой следует стремиться. При Сталине сравнения с США избегали и вообще не называли абсолютных цифр, уж очень удручающе они выглядели, приводили только сравнительные показатели, в процентах к предшествующему году. В первые послесталинские годы отец тоже следовал этой традиции, а если когда и проговаривался, как это произошло в 1953 году, то из газетных публикаций «крамольные» данные изымались. Сейчас отец не сдержался, выговорился обо всем, что наболело. Ситуацию он не считал безнадежной. Отнюдь нет.

Заметив, что писатели слушают его вполуха, отец не стал продолжать, сообщил, что обо всем подробно расскажет в Ленинграде на совещании аграриев. И вот теперь, в Таврическом дворце, отец сначала внимательно выслушал выступавших на совещании работников сельского хозяйства, а затем выступил сам.

Сельскохозяйственные дела вселяли оптимизм. Начала показывать себя целина. Теперь она обеспечивала до половины всего собираемого в стране зерна. По сравнению с 1953 годом, зерна заготовили больше на 1,4 миллиарда пудов (22,4 миллиона тонн), картофеля — на 2,9 миллиона тонн, овощей — на 1,4 миллиона тонн. Особо порадовало отца животноводство: за четыре года заготовки молока выросли на 6,7 миллиона тонн, а мяса — на 664 тысячи тонн. Только за последнюю зиму удои по стране выросли на 65 процентов, а на Украине — удвоились. Никто не верил, что такое возможно. До 1953 года за прирост удоев на десяток литров в год животноводов награждали орденами, а сейчас в счет пошли центнеры.