Игра теней - Тэд Уильямс

Нектарийская гавань превратилась в руины, в воде плавали бесчисленные обломки сожженных и взорванных кораблей. Большая часть складов была охвачена пожаром, но усилиями солдат, брошенных на борьбу с огнем, пожар удалось остановить. Измученные, покрытые копотью солдаты не обратили ни малейшего внимания на мужчину с двумя детьми. Один из гвардейцев — судя по золотому якорю на плаще, он был моряком — что-то крикнул им на бегу. Киннитан не разобрала слов, но незнакомец вскинул руку, подтверждая, что все в порядке. Удовлетворенный гвардеец побежал дальше.

Пушки палили с дамбы, корабли отвечали им огнем с моря. Вглядываясь в даль, Киннитан с содроганием различила у входа в гавань силуэты громадных галер автарка.

Пройдя вдоль доков, они свернули на улицу Онири-Данейя, в недавнем прошлом одну из самых оживленных в городе, ибо здесь располагались многочисленные лавки. Улица тянулась от гавани на восток, в центр старого города. Киннитан не узнала ее: мостовую перегородили брошенные повозки и телеги, на тротуарах возвышались груды обломков. Картина была такой печальной, что сердце Киннитан снова сжалось в приступе отчаяния. Она отчетливо поняла, что помощи ждать неоткуда — в городе, охваченном огнем и осажденном вражескими войсками, никто не заметит исчезновения юной прачки и ее немого брата. Она крепче сжала руку мальчика. Прежде она могла преодолеть все испытания. Но теперь она должна спасти не только себя, но и этого несчастного ребенка.

— Поживее шагайте, — распорядился незнакомец. — И попридержите языки.

— Скажите, так ли уж вам необходим мальчик? Ведь он всего лишь… — начала Киннитан.

В следующее мгновение она рухнула на колени, лицо ее пылало, на глаза выступили слезы. Похититель нанес удар так стремительно, что она даже не заметила, когда он замахнулся.

— Я же сказал, попридержи язык, — процедил незнакомец. — В следующий раз пущу тебе кровь. И ее будет гораздо больше, чем сейчас.

В руке незнакомца жалом змеи сверкнуло лезвие. Голубь пронзительно вскрикнул. Киннитан и не знала, что он умеет так кричать. Голос мальчика был полон такой боли и страха, что у нее засосало под ложечкой. Голубь прижал руку к голове, и кровь заструилась меж его пальцами. Когда он отвел окровавленные пальцы, Киннитан увидела, что его ухо наполовину отрезано — мочка болталась, как лоскуток ветхого гобелена.

— Перевяжи мальчишку.

Незнакомец извлек из своего мешка тряпку — обрывок старушечьего платка, который он использовал для своего маскарада.

— И не думайте, что вы в безопасности, раз я взялся доставить вас к автарку живыми. Я могу нанести вам раны, которые удивят даже хирургов бесценного. Посмейте еще раз ослушаться меня, и я покажу вам мое мастерство. Можете не сомневаться, по сравнению со мной самые искусные палачи, ожидающие вас в Ксисе, — сущие неумехи.

Он сделал угрожающий жест, приказывая пленникам продолжать путь.

Киннитан туго перевязала ухо Голубя, чтобы остановить кровь. Она поняла, что незнакомцу лучше не перечить, и беспрекословно шла или останавливалась по его приказу. Ее сердце то бешено колотилось у самого горла, то проваливалось в пятки, как лягушка, ныряющая на дно пруда. Она знала что спасения нет, и не могла с этим смириться.

Вскоре они подошли к морю с другой стороны, где у причала безмятежно покачивался длинный ряд лодок. Они остановились около одной из них, совсем маленькой, но способной вместить троих пассажиров. Незнакомец приказал Киннитан и Голубю улечься на дне, под выгоревшим навесом, едва скрывавшим их от солнца, а сам сел на весла. Проворно лавируя между обломками кораблей и не обращая ни малейшего внимания на крики охранников, он взял курс в открытое море, откуда доносился грохот пушек и долетали клубы дыма. Киннитан исподтишка поглядывала на него. Он работал веслами без всяких усилий, лишь на шее у него то вздувалась, то опадала голубая жилка.

— Какую же награду обещал вам автарк, если вы выполните задание? — набравшись смелости, осведомилась Киннитан. — По-моему, мало чести взрослому и сильному мужчине гоняться за двумя детьми, не сделавшими ему ничего дурного.

— Хочешь знать, какую я получу награду? — взглянув на нее через плечо, бросил незнакомец. — Наградой будет моя собственная жизнь. — Уголки его рта слегка дрогнули в слабом подобии улыбки. — Награда, может, не слишком щедрая. Но чтобы ее заслужить, я готов на все.

Больше он не сказал ни слова. Киннитан обняла дрожащего Голубя, пытаясь его успокоить. Мысль о холодных объятиях океана, готовых принять ее, если прыгнуть за борт, не оставляла девушку ни на секунду. Да, она утонет, но это быстрая и легкая смерть. Это счастливый удел по сравнению с муками, которые ей готовил автарк. Если бы не маленький мальчик, прижавшийся к ней всем телом, Киннитан сделала бы выбор без колебаний. Лучше пойти камнем на дно, чем снова встретить безумный взгляд автарка, ощутить, как его унизанные напальчниками руки царапают ее кожу. Но как оставить беспомощное немое дитя на милость этого человека, не ведающего человеческих чувств? Она не могла избавиться от страданий такой ценой. А если броситься в океан, сжимая Голубя в объятиях? Наверное, он поймет, что это спасительный выход, и не будет сопротивляться.

Незнакомец поднял весла, оставил их болтаться в уключинах, извлек из своего мешка веревку и крепко-накрепко прикрутил к деревянной скамье лодыжки обоих пленников.

— Твои глаза выдают все, что у тебя на уме, — усмехнулся он, пристально глядя на Киннитан.

Она в тоске посмотрела назад — туда, где на фоне вечернего неба четко вырисовывались силуэты домов и башен обреченного города. Корабли, теснившиеся в гавани, были украшены изображениями огненного глаза Нушаша, и Киннитан с мучительной ясностью ощутила на себе горящий взор самого Сулеписа.

— В следующий раз прячь глаза, когда задумаешь какую-нибудь глупую выходку, — донесся до нее насмешливый голос незнакомца. — Впрочем, тебе уже не поможет никакая хитрость.

Вэш едва пришел в себя после недавнего морского путешествия и не имел ни малейшего желания снова пускаться в плаванье. Стоило ли доживать до почтенных лет и достигать высочайшего положения, если не имеешь права выбирать, на море или на суше тебе оставаться?

Однако ему пришлось молча проглотить досаду, ибо проявление малейшего неудовольствия могло иметь самые печальные последствия. Вэш расправил плечи и, стараясь как можно тверже ступать по палубе качавшегося на якоре корабля, вошел в каюту бесценного. Это было просторное помещение, обшитое деревянными панелями и увешанное роскошными коврами, благодаря которым здесь было тепло даже холодными штормовыми ночами. В центре, на уменьшенном подобии Соколиного трона (надежно прикрепленном к полу, чтобы качка не могла поставить автарка в неловкое положение) восседал человек, чья прихоть обрекла Пиннимона Вэша на новые тяготы и неудобства.