Трон из костей дракона - Тэд Уильямс

Он замолчал, услышав звук шагов на дорожке.

— Принц Джошуа! Принц Джошуа, где вы?

— Здесь, — рассеянно ответил принц, и через мгновение из-за куста выбежал один из стражников.

— Мой принц, — задыхаясь, проговорил он, падая на одно колено. — Сир Деорнот говорит, что вы должны немедленно идти к нему.

— Они снова на стенах? — спросил Джошуа, вставая и стряхивая росу с шерстяного плаща. Голос его звучал так, как будто доносился издалека.

— Нет, сир, — сказал стражник, рот его судорожно открывался и закрывался, словно он был усатой рыбой. — Это ваш брат — то есть, я хочу сказать, король, сир. Он отступает. Осада снята.

Принц бросил на Ярнаугу озадаченный, встревоженный взгляд. Оба они поспешили по дорожке вслед за возбужденным стражником.

— Верховный король отступил! — закричал Деорнот, когда Джошуа в развевающемся на ветру плаще поднялся по ступенькам. — Смотрите! Он поджал хвост и бежит!

Деорнот повернулся и дружески хлопнул по плечу стоящего рядом Изорна. Молодой риммер улыбнулся, но находившийся тут же Айнскалдир свирепо нахмурился на тот случай, если глупый эркинландер вздумает и на нем испробовать подобную глупость.

— И что теперь? — спросил Джошуа, протискиваясь мимо Деорнота к парапету оседавшей внешней стены. Прямо под ними валялись обломки разрушенного укрытия саперов, свидетельство безуспешной попытки свалить внешнюю стену, подкопавшись под нее. Стена осела на несколько футов, но выдержала — Девдинис строил на века! Саперы были убиты теми несколькими камнями, которые они сами же и расшатали.

Вдали виднелся разворошенный муравейник лагеря Элиаса. Уцелевшие осадные машины были свалены в кучу и разбиты, чтобы они больше никому не могли послужить; бесконечные ряды палаток исчезли, словно унесенные штормовыми ветрами.

По мере того, как нагружались фургоны Верховного короля, грозный рокот барабанов сменился отдаленными криками Погонщиков и щелканьем хлыстов.

— Он отступает! — счастливым голосом сказал Деорнот. — Мы это сделали!

Джошуа покачал головой:

— Но почему? Мы уничтожили лишь малую часть его войск.

— Может быть, он просто понял, как силен Наглимунд? — прищурившись, спросил Изорн.

— Тогда почему они не ждут нас снаружи? — возразил принц. — Эйдон! Что здесь происходит? Я мог бы еще поверить, что сам Элиас отправился обратно в Хейхолт, но почему он не оставил хотя бы видимость осады?

— Чтобы выманить нас, — тихо сказал Айискалдир, — на открытое место. — Нахмурившись, суровый риммер провел большим пальцем по лезвию своего ножа.

— Это возможно, — сказал принц. — Но странно — король хорошо меня знает.

— Джошуа… — Ярнауга смотрел вдаль за снимающуюся с лагеря армию, на утренний туман, заволакивающий северный горизонт. — Там, на севере, очень странные тучи.

Остальные напрягали зрение, но не увидели ничего, кроме смутных пределов Фростмарша.

— Какие тучи? — медленно спросил принц.

— Штормовые тучи. Очень странные. Я никогда не видел таких к югу от гор.

Принц стоял у окна, прижавшись лбом к холодной оконной раме, и слушал бормотание стелющегося ветра. Пустой двор внизу окрашивал нежный лунный свет, темные силуэты деревьев раскачивались на ветру.

Воршева выпростала белую руку из-под мехового покрывала.

— Джошуа, в чем дело? Холодно. Закрой окно и возвращайся в постель.

Принц не обернулся.

— Ветер проникает всюду, — сказал он тихо. — Его нельзя не впустить и нельзя остановить его, если он захочет уйти.

— Слишком поздняя ночь для твоих загадок, Джошуа, — сказала она, зевая, и расправила свои чернильные волосы, так что они распростерлись по простыне, словно черные крылья.

— Может быть, для многого уже слишком поздно, — ответил он и подошел, чтобы сесть на кровать рядом с ней. Джошуа нежно провел рукой по изгибу ее лебединой шеи, но все еще не отводил взгляда от окна. — Прости меня, Воршева. Я… непонятен тебе, я знаю. Я никогда не был правильным — ни для моих учителей, ни для моего брата или отца… ни для тебя. Иногда мне кажется, что я появился на свет не в свое время. — Он погладил ее по щеке, ощутив тепло ее дыхания. — Когда я гляжу на мир, каким он предстал передо мной, меня охватывает только чувство невыносимого одиночества.

— Одиночества?! — Воршева села. Меховая накидка упала; гладкую кожу женщины прикрывали только нити лунного света. — Клянусь моим кланом, Джошуа, ты жестокий человек! Неужели тебе не надоело наказывать меня за злосчастную попытку помочь принцессе? Как ты можешь делить со мной постель и называть себя одиноким?! Уходи, ты, унылый страдалец, иди спать с вашими холодными северными дамами в монашеской келье! Убирайся!

Она замахнулась, но он поймал ее руку. Несмотря на всю ее грацию, Воршеву трудно было назвать слабой женщиной, и она успела дважды хлестнуть его свободной рукой, прежде чем принц обезвредил ее, крепко прижав к себе.

— Спокойно, леди, спокойно, — засмеялся он, но лицо его горело. Воршева хмурилась и вырывалась. — Ты права, — сказал он, — я нанес тебе оскорбление и прошу прощения. Мира, о благородная леди. — Джошуа наклонился и поцеловал белую шею и покрасневшую от гнева щеку.

— Подвинься ближе, и я укушу тебя, — шипела она. Принц слышал, как бешено колотится ее сердце. — Я боялась за тебя, когда ты шел в бой, Джошуа. Я очень боялась, что они убьют тебя.

— И я был испуган не меньше, моя леди. Многое есть в этом мире, чего следует бояться.

— Ты и теперь чувствуешь себя одиноким?

— Одиноким можно быть, — сказал принц, подставляя губы для укуса, — в благороднейшей и прекраснейшей компании.

Ее освобожденная рука обвилась вокруг его шеи. Воршева ближе притянула его к себе. Лунный свет серебрил их сплетенные тела.

Джошуа бросил костяную ложку в тарелку с супом и сердито смотрел на маленькие волны, избороздившие его поверхность. Обеденный зал гудел наплывом множества голосов.

— Я не могу есть! Я должен знать!

Воршева, которая ела молча, но со свойственным ей хорошим аппетитом, тревожно взглянула на него через стол.

— Что бы ни произошло, мой принц, — застенчиво сказал Деорнот, — вам понадобятся силы.

— Они понадобятся, чтобы говорить с вашими подданными, Джошуа, — заметил Изорн. — Люди удивлены и встревожены. Король ушел. Почему в замке нет никакого празднования?

— Вы дьявольски хорошо знаете, почему! — отрезал Джошуа и, сморщившись от боли, поднес руку к голове. — Вы прекрасно знаете, что это какая-то ловушка: Элиас не мог сдаться так легко!