Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг

земная тварь — так сам аллах определил, когда создавал наш мир. Чего только не наворотят, даже такие мелкие твари, как муравьи! Или возьми, к примеру, пауков — как хитро они ткут свою паутину! Или пчел — до чего умело лепят они соты!

— Пчел? — с живостью перебил Бала. — Скажи, отец, а слыхал ты про такого человека — Карла Маркса?

— Слыхал, конечно… Твоя мать выткала его портрет на ковре. Видный старик!

— А знаешь ты, отец, что этот великий человек писал о пчелиных сотах?

В тоне вопроса Балы Шамси почудилась нотка превосходства.

— У тебя, сынок, дома книг не меньше, чем в магазине! — сказал он. — Ты их читаешь, о многом узнаешь. А у моего отца, твоего деда, кроме святого корана, никаких других книг и в помине не было. А в коране насчет Маркса и пчел ничего не говорится. Вот и посуди: откуда мне знать, что он писал о пчелиных сотах?

Бала ласково взял отца под руку:

— Прости, отец, я не хотел тебя обидеть!

Шамси помедлил в нерешительности, дать ли волю гневу или умерить его, и наконец миролюбиво промолвил:

— Ну, что ж он, твой Карл Маркс, писал о пчелах?

— Писал он, что пчела умелой постройкой восковых сот иной раз может посрамить человека, зодчего, но зато даже самый плохой архитектор превосходит пчелу, потому что прежде чем строить ячейку из воска, человек заранее строит ее в своей голове. — Бала коснулся пальцем лба и выразительно повторил: — В своей голове!

Шамси не понял сына.

— Ну и что с того? — спросил он.

— А то, отец, что нельзя пчел равнять с человеком! Ни пчел, ни пауков, ни муравьев, ни любую другую земную тварь. Человек — это совсем иное! Высшее…

Шамси задумался. И все, что он знал о человеке и о его делах, заставило его сказать:

— Это, сынок, пожалуй, верно!

Долго бродили по городу в этот ясный осенний день отец и сын. Где только не были, чего только не насмотрелись! Куда девалась усталость старика?

Шамси слушал сына, и снова сердце его наполнялось гордостью… Строитель домов! Архитектор! И странным казалось Шамси, что еще несколько лет назад друг его мулла хаджи Абдул-Фатах советовал отправить Балу в Персию — в Неджеф или в Хорасан, — сделать ученым муллой, а он сам, отец, грешным делом, готов был послушаться Абдул-Фатаха.

Шамси представил себе сына в зеленой чалме, в коричневой абе из верблюжьей шерсти, с широким темно-красным поясом. Он усмехнулся про себя, и впервые шевельнулось в его сердце нечто вроде брезгливости и неприязни к своему старому другу мулле хаджи Абдул-Фатаху. Не повезло ему, Шамси, с советчиками и друзьями — обманулся он в них, глупец!

Шамси слушал Балу и размышлял. Новые дома? Конечно, неплохо жили люди и в старых, но если судить по тому, что увидел он сегодня и о чем рассказывает сейчас Бала, то в новых, пожалуй, будет еще лучше. Новые районы? Нельзя сказать, что некрасива старая Крепость — ее древние стены, мечети, такие, как древнейшая Сынык-кала мечеть, мать всех мечетей города, или бескупольная Лезги-мечеть, или Гилек-мечеть с двумя куполами и резными решетками на окнах, — но и новые районы тоже имеют свою красоту. Вон куда потянулся город — в гору, к старым кладбищам!

И Шамси вспомнил, как лет пятнадцать назад предложил ему Хабибулла перевести магазин в новое помещение, а он, Шамси, отказался, боясь, что соседи поднимут его на смех, скажут: «Надумал, чудак, искать на старости лет новое место — забыл, что оно для него уже уготовано, там, на горе, средь могильных камней!» Ошибся, оказывается, он, Шамси, — место для него, как ни странно, нашлось! Что же до старых могильных камней, то их теперь поснимали с могил и разбили на месте кладбища сад — Нагорный парк…

«Из старых кладбищ — сад? Даже над мертвыми имеют власть большевики, и там, где были тление, вечный покой, там насаждают они жизнь и цветение!» — не то осуждая, не то одобряя, размышлял Шамси.

И, слушая своего сына Балу, Шамси думал о том, каким красивым станет вскоре родной город, где прожил он без малого семь десятков лет, и какая прекрасная будет в том городе жизнь. И Шамси не хотел думать о кладбищах и о смерти и, самодовольно поглаживая седую бороду, которую он с недавних пор перестал подкрашивать хной, он впервые за многие годы почувствовал себя молодым.

В новом доме

Чудесен местный строительный материал — серо-желтый камень-известняк. Издавна славятся здешние каменотесы и камнерезы — искусство обработки доведено ими до высокого мастерства, декоративные эффекты достигаются игрой светотеней, рельефом профилей порталов, сталактитовых сводов, тонким орнаментом и надписями.

Изо дня в день, кладя камень за камнем, воздвигают строители новый дом, в котором предстоит жить Баджи. Но быстрее быстрого дом не построить. И Баджи чувствует себя виноватой: костюмерша, по доброте, временно приютила ее у себя в квартире, а она, Баджи, злоупотребляя добротой хозяйки, живет здесь уже пятый год. За это время сюда переехал Саша, родилась Нинель.

Много раз, правда, Баджи готова была перебраться в Черный город, к тете Марии, но Натэлла Георгиевна и слышать не хотела:

— Будет готов ваш дом — тогда переедешь, — говорила она. — И нас с Кюброй-халой к себе пригласишь на новоселье и угостишь на славу, как старых друзей, А пока никуда мы вас не отпустим, ни тебя, ни Сашу, ни девчонку твою! Нам, старухам, места хватает. Правильно я говорю, Кюбра-хала?

Кюбра-хала, широко улыбаясь, кивала головой: она не меньше костюмерши привязалась к Баджи, к Саше, к Нинель.

Славная Натэлла! Славная Кюбра-хала! Как хотелось отплатить за добро этим двум одиноким хорошим женщинам! Но чем?

С Кюброй-халой это было довольно просто: не избалованная в своей прошлой жизни чьей-либо заботой о себе, она была благодарна любому знаку внимания от Баджи и Саши.

А с Натэллой Георгиевной было сложнее: Баджи стремилась заменить осиротевшей матери ту, о ком столь многое напоминало в этой квартире — фотографии, безделушки, давно увядшие букеты цветов…

Долго строился новый дом, но вот наконец он готов — настал день переезда!

Какой простор по сравнению с недавней теснотой! В этой комнате будет столовая, а в этой — спальня, третья комната — для тети Марии и Нинель.

С сантиметром в руках ходит Баджи по пустым комнатам, измеряет, рассчитывает. Сюда она поставит буфет, сюда — письменный стол Саши, сюда — тахту. На этой стене будет висеть ковер, на