Далекие Шатры - Мэри Кайе

– Вы забываете одно, – холодно произнес Каваньяри, – Шир Али назначил своего сына Якуб-хана соправителем, и сейчас Якуб-хан выступает в качестве регента, а следовательно, у страны по-прежнему есть правитель.

– Но ведь не эмир! – Это был почти крик боли. – Как мы можем притворяться, будто имеем какие-то претензии к Якуб-хану, если он много лет находился в заточении и на его освобождении неоднократно настаивали наши же собственные должностные лица? Безусловно, теперь, когда он фактически стал правителем Афганистана, нам следует объявить перемирие и посмотреть, как он собирается повести себя. Это не причинит нам никакого вреда, но спасет великое множество жизней. Однако, если мы продолжим войну, даже не поинтересовавшись намерениями Якуб-хана, мы навсегда лишимся возможности установить с ним дружеские отношения и добьемся только одного: он тоже станет нашим врагом, как и отец, которого он ненавидел. Или именно этого мы и хотим? – Каваньяри снова не ответил, и Аш повторил вопрос, угрожающе повысив голос: – Вы ведь хотите именно этого? Вы, вице-король и прочие советники его превосходительства? И эта кровопролитная война – всего лишь предлог, чтобы захватить Афганистан и присоединить к империи? И плевать на афганский народ, против которого мы якобы ничего не имеем! Это так? Так? Ибо если это так…

– Вы забываетесь, лейтенант Пелам-Мартин! – перебил Каваньяри ледяным тоном.

– Саид Акбар, – ядовито поправил Аш.

Каваньяри проигнорировал замечание и продолжил:

– Я попросил бы вас не кричать. Если вы не в состоянии владеть собой, вам лучше уйти, пока нас кто-нибудь не услышал. Мы не в Британской Индии, а в Джелалабаде, где полно шпионов. И я хотел бы также заметить, что не ваше и не мое дело критиковать приказы начальства или судить о политических вопросах, выходящих за пределы нашей компетенции. Наш долг – делать, что нам велят, и если вы на такое не способны, значит вы больше не нужны ни мне, ни правительству, которому я имею честь служить, и мне кажется, вам лучше разорвать отношения с нами сейчас же.

Аш глубоко вздохнул и расслабился. Ему показалось, будто с его плеч сняли груз – груз ответственности, который, как Синдбадов Морской старец, с течением времени становился все тяжелее и докучливее. Впрочем, у него хватило ума понять, что виноват главным образом он сам, самонадеянно полагавший, что информация, с таким трудом добытая, будет сочтена достаточно важной, чтобы повлиять на решения совета вице-короля и склонить чашу весов в сторону мира.

Приносимая им польза, если о таковой вообще можно было говорить, заключалась единственно в том, что его послания подтверждали или опровергали точность сообщений, присылавшихся туземными агентами, которые были склонны преувеличивать или подозревались в легковерии. Давая возможность проверять достоверность подобных сведений, он приносил известную пользу, но во всех прочих отношениях его усилия ничего не значили и не оказывали никакого влияния на решения вице-короля и остальных должностных лиц. Жизненно важный вопрос войны и мира, по всей видимости, был решен еще до того, как он вызвался работать тайным агентом, и принятое решение изменится только по прямому приказу из Лондона или в случае полного и безоговорочного подчинения Шир Али требованиям вице-короля и правительства Индии.

«Не стоило мне и стараться, – подумал Аш. – Я мнил себя Белой Надеждой Азии и воображал, будто жизни многих тысяч людей зависят от сведений, которые я стану добывать и использовать должным образом, но я все время был всего лишь еще одним информатором, работающим на радж и даже не требующим платы за свои услуги!»

Внезапно осознав комизм ситуации, он впервые за много недель рассмеялся, а потом, поймав удивленный и недовольный взгляд Каваньяри, извинился:

– Прошу прощения, сэр. Я не хотел вас обидеть. Просто… в последнее время я так серьезно к себе относился. Мнил себя своего рода deus ex machina[54], от которого зависят судьбы моих друзей и народа – двух народов. Вы правы, что решили от меня избавиться. Я не создан для такой работы и поступил глупо, вообще согласившись на нее.

Аш не рассчитывал, что его чувства будут поняты, но Луи Каваньяри был англичанином лишь по подданству. В его жилах текла французская и ирландская кровь, и он тоже был романтиком и видел историю не только как череду событий прошлого, но и как нечто творимое здесь и сейчас. Процесс, в котором он сам может играть роль… Возможно, большую роль…

Выражение его лица смягчилось, и он сказал:

– Не нужно так говорить. Вы принесли большую пользу. Многие сведения, сообщенные вами, оказались весьма ценными, а потому не надо думать, что ваши усилия были напрасными. Или что я не благодарен вам за все, что вы сделали и пытались сделать. Никто лучше меня не знает, какому серьезному риску вы подвергались, каким опасностям смело смотрели в глаза и на какие лишения шли. Как только кампания закончится, я без всяких колебаний порекомендую представить вас к награде за мужество.

– Вздор! – невежливо выпалил Аш. – Я очень прошу вас, сэр, не делать ничего подобного. Мне неприятно вас разочаровывать, но для человека вроде меня задание не представляло никакой опасности. Я никогда не считал, что сильно отличаюсь от людей, с которыми встречался и разговаривал там. Мне не пришлось… сбрасывать старую кожу или наращивать новую, если вы понимаете, о чем я. Поэтому мне было легко. И еще потому, что в связи с постоянной переброской войск с места на место страна пришла в такой беспорядок, что чужак на племенной территории больше не привлекает к себе внимания. Так что мне ни разу не приходилось серьезно опасаться за свою жизнь. Вряд ли кто-нибудь в состоянии понять это, но я говорю чистую правду. Меня пугало и тяготило только одно: моя ответственность за предотвращение губительной ошибки – очередной… Ох, ладно, об этом вы уже все знаете, и снова затрагивать эту тему не имеет смысла.

– Ни малейшего, – коротко согласился Каваньяри. – В данном вопросе наши мнения расходятся. Но повторяю: я искренне вам признателен. Честное слово. И мне жаль, что нам с вами придется расстаться. Разумеется, я передам в высшие инстанции сообщенные вами новости о прибытии Шир Али в Мазари-Шариф и о состоянии его здоровья, а также изложу ваше личное мнение по поводу ситуации. Возможно, оно сыграет какую-то роль, не знаю. Но ведение войны не в моих руках. Если бы от меня что-нибудь зависело… Впрочем, это совсем некстати. Так, значит, прощайте. Полагаю, вы вернетесь в Мардан? Если хотите, я могу дать вам в сопровождающие одного из наших охранников.

– Благодарю вас, сэр, но, пожалуй, будет лучше, если я вернусь один. Кроме того, я еще не знаю, когда двинусь обратно. Это зависит от моего командира.

Каваньяри бросил на него острый, подозрительный взгляд, но воздержался от замечаний. Они обменялись рукопожатием и расстались. Помощник по политическим делам сразу же вернулся к своему столу и работе, требовавшей внимания, а его бывший агент был выведен на улицу доверенным слугой, который запер на замок и заложил засовом дверь за ним.

После натопленной комнаты ночной воздух показался обжигающе холодным. Человек, который по приказу Каваньяри провел Аша в укрепленный город и получил распоряжение дождаться его и благополучно вывести за городские ворота, укрывался от ветра в дверном проеме соседнего дома, и в первый миг Аш испугался, что он ушел, и тревожно сказал в ветреную тьму:

– Зарин?

– Я здесь, – откликнулся Зарин, выступая вперед. – Твой разговор с сахибом затянулся, а я замерз как собака. Он остался доволен твоими новостями?

– Не особо. Половину он уже знал, а остальное узнает завтра-послезавтра. Но нам нельзя разговаривать здесь.

– Нельзя, – согласился Зарин.

Он повел Аша по темным улицам, двигаясь по-кошачьи быстрой и бесшумной поступью, и вскоре остановился у низкого глиняного здания под наружной городской стеной. Аш услышал скрежет железного ключа в замке и прошел вслед за другом в маленькую комнату, освещенную единственным чирагом и красными отсветами угольной жаровни, наполнявшей тесное помещение желанным теплом.

– Твое жилье? – спросил Аш, садясь на корточки и протягивая руки к докрасна раскаленным углям.

– Нет. Я попросился ненадолго к одному часовому, который в это время дежурит. Он вернется только на рассвете, и несколько часов нам никто не будет мешать, а я хочу узнать очень многое, ведь со дня нашей последней встречи прошло почти семь месяцев. Больше полугода! И за все это время я о тебе ничего не слышал, ни словечка, кроме того, что Уиграм-сахиб виделся и разговаривал с тобой в начале ноября и что ты попросил его переслать письмо в Атток с надежным человеком.

Зарин сам отвез письмо и теперь мог с уверенностью доложить: Анджали находится в добром здравии и пользуется большой любовью всех домочадцев; она изучала пушту с таким усердием, что уже бегло говорит на нем; она и тетушка Фатима ежедневно молятся о безопасности и скором возвращении Аша – как и Гулбаз, и все прочие в доме бегумы.