Сборник книг вселенной The Elder Scrolls - Bethesda softworks

Песнь Яда (Бристин Ксел)

Книга I

Это начиналось вновь. Хотя все казалось таким безмятежным (последние угольки, потрескивавшие в камине; молодая служанка с ребенком, дремлющие в кресле перед дверью; гобелен у стены, наполовину вытканный и ожидающий, что завтра его закончат; одна из лун, проглядывавшая сквозь молочное облако за окном; одинокая птица, спрятавшаяся где-то на стропилах и мирно воркующая), Тай услышал первые нестройные аккорды этой Песни, доносившиеся откуда-то издалека.

Птица каркнула и перелетела со стропил на окно. Малыш на руках у девушки проснулся и принялся кричать. Песнь набирала силу, хотя все еще звучала неявно и неторопливо. Казалось, что все вокруг подчиняет свои движения ритму этой музыки, словно в диковинном балете: девушка, подбежавшая к окну, облака, отражавшие красным ад, творившийся внизу, ее крик — и все это заглушалось, поглощалось Песнью. Все, что следовало потом, Тай видел столько раз, что это почти перестало быть для него кошмаром.

Он не помнил ничего о свой жизни до прибытия на остров Горн, но понимал, что было в его прошлом нечто особенное, что отличало его от родни. И это была не просто смерть родителей. Родители его кузины Байнары тоже погибли в Войну. И не сказать, чтобы люди Дома Горна или соседнего Морнхолда были как-то особенно жестоки к нему. Они обращались с ним с тем же вежливым безразличием, какое Индорилы испытывали бы к любому восьмилетнему мальчишке, вертящемуся под ногами.

Но отчего-то, с абсолютной уверенностью, Тай знал, что он одинок. Другой. Из-за этой Песни, которую он слышал всегда, из-за его ночных кошмаров.

"Да у тебя просто богатое воображение," — тетя Уллия терпеливо улыбалась, перед тем, как отделаться от него и вновь вернуться к своим писаниям и домашним делам.

"Другой? Всякий в этом мире считает себя "отличным" от других, и это самое общее свойство, присущее всем людям," — говорил его старший кузен Калкорит, который учился на храмового жреца и неплохо поднаторел в парадоксах.

"Если ты еще кому-нибудь расскажешь, что слышишь какую-то музыку, когда никакой музыки нет, они назовут тебя безумцем и похоронят у Алтаря Шигората," — ворчал его дядя Триффит, а после уходил по делам.

И только няня Эдеба слушала его всерьез и лишь кивала с робкой гордостью. Но она не могла ничего сказать.

Его кузину и главную подругу по играм Байнару меньше всего интересовали истории про Песнь и сны Тая.

"Как же ты надоел со всей этой мутью, Тай, — сказала как-то Байнара после обеда, весной, когда им шел восьмой год. Они тогда, с младшим кузеном Вастером, гуляли среди цветущих деревьев. Трава была еще невысокой, едва доходя до лодыжек, и кое-где лежали почерневшие груды листьев, еще с прошлой осени. — Давай не будем об этом, хорошо? Во что играем?"

Тай задумался на секунду: "Мы могли бы поиграть в Осаду Орсинума."

"А что это?" — спросил Вастер, их непременный компаньон, тремя годами младше.

"Орсинум — это был дом орков, далеко в Ротгарианских Горах. Сотни лет он все рос и рос, рос и рос. Орки спускались с гор и насильничали и безобразничали по всему Хай Року. А потом король Даггерфолла Джойл и Гэйден Шиндзи из Ордена Дриагны и еще кто-то, забыл кто, из Сентинеля объединились и вместе пошли на Орсинум. Они бились и бились там тридцать лет. У Орсинума были железные стены, и, как они ни хотели, не могли пробиться."

"А что потом?" спросила Байнара.

"У тебя так здорово получается выдумывать то, чего никогда не было — так почему бы тебе не закончить эту историю?"

Так они и сделали. Тай был королем орков — он забрался на дерево, которое они окрестили Орсинум. Байнара и Вастер играли за Короля Джойла и Гэйдена Шиндзи и кидались галькой и палками в Тая, который дразнил их самым гортанным рычанием, какое только мог произвести. Все трое решили, что богиня Кинарет (исполнялась Байнарой, по совместительству) внемлет молитвам Гэйдена Шиндзи и обрушит на Орсинум проливной дождь. Стены проржавеют и рассыплются. В финале Тай любезно свалился с дерева и позволил Королю Джойлу и Гэйдену Шиндзи пронзить себя зачарованными клинками.

За большую часть того лета, года 675 Первой Эры, Тай почти устал от неизменно яркого солнца. Днем облаков на небе не было, но дожди шли каждую ночь, и растительность на острове Горн расцвела буйным цветом. Казалось, сами камни раскалились и пылали солнечным светом, а канавы заросли белой таволгой и дикой петрушкой; повсюду его окружали нежные ароматы цветов и безмятежных деревьев; листва на них была лилово-зеленой, сине-зеленой, серо-зеленой, бело-зеленой. Величественные купола, извилистые брусчатые улочки, тростниковые крыши деревенских лачуг Горна, и белая громада Сандилхауса — все это казалось ему волшебным.

Но сны продолжали повторяться каждую ночь, а Песня звучала постоянно, и во сне и наяву.

Несмотря не увещевания тети Уллии, Тай, Байнара и Вастер каждой утро завтракали с прислугой. Сама Уллия приказывала подавать завтрак в гостиную, для себя и возможных важных гостей: гости были редки, поэтому часто она завтракала в одиночестве. Поначалу слуги ели молча, уважая сословные различия, но потом разговорились и стали посвящать детей во все сплетни, новости и слухи.

"Бедняга Арнил опять слег с лихорадкой."

"Я же говорю тебе, они все проклятые. Все до единой. Наплюй на фею — и она плюнет в обратку, мало не покажется."

"А не кажется ли вам, что Маленькая Мисс Старсия чуточку раздалась в животике, с месяцок как?"

"Нет, не может быть!"

Единственной служанкой, которая вообще не разговаривала, была няня Тая, Эдеба. Она сильно отличалась от других служанок, однако шрамы на лице не уродовали ее. Ее плохо сросшийся переломанный нос и короткая стрижка придавали ей нечто таинственное и необычное. Обычно она просто тихо улыбалась всем сплетням, а на Тая смотрела с почти испуганной любовью и обожанием.

Однажды, после завтрака, Байнара шепнула Таю и Вастеру: "Нам надо сходить на холмы на другой стороне острова."

Она и раньше высказывала столь же безоговорочные просьбы, и всегда ей было, что показать: водопад, запрятанный среди папоротников и высоких скал; роща фиговых деревьев со спелыми плодами; тайная винокурня, сооруженная какими-то крестьянами; больной дуб, изогнувшийся коленопреклоненной женской фигурой; обвалившаяся стена, которой, как они вообразили, была тысяча лет, и которая осталась от последнего прибежища плененной принцессы. Принцессу они назвали Мереллой.

Троица миновала рощу и вышла на прогалину. В нескольких футах перед ними луг прогибался высохшим руслом реки с маленькими гладкими камешками. Они пошли по нему и оказались в темном лесу, где ветви деревьев сплетались в плотный полог высоко у них над головой. Временами в волглом подлеске проглядывали, словно, подмигивая, яркие красные и желтые цветы, но они встречались все реже и реже, по мере того, как дети забредали все дальше в царство хмурых дубов и вязов. Воздух потрескивал стаккато птичьего стрекота — слабый отзвук Песни.