Избранные циклы фантастических романов. Компляция.Книги 1-22 (СИ) - Измайлова Кира Алиевна

Глава 22

Кензи Мейнард прижился в Норвуде, хотя обоих нанятых слуг Грегори отослал прочь. Этот же юноша очень опасался возвращаться по крайней мере в ближайшее время: кажется, на него имели зуб не последние люди в округе, и ему представлялось более безопасным отсидеться в Норвуде, куда чужим путь заказан, пускай даже и рядом с чудовищем, чем отправиться обратно в большой мир с риском быть повешенным. Грегори послал его на конюшню, и там Кензи неплохо себя показал: он любил лошадей и не чурался грязной работы. Видно было, что за свою не столь уж долгую жизнь он успел сменить не одно занятие!

От меня, а уж тем более от Грегори Кензи шарахался, и немудрено… Однако он был мне нужен, поэтому однажды вечером я подстерегла беднягу прямо на конюшне – он как раз чистил денник Джонни.

– Послушай-ка, – сказала я, похлопав юношу по согнутой спине, и он едва не сунулся головой в свежий навоз. – Мне нужна твоя помощь.

– Что такое, госпожа? – Он разогнулся, глядя на меня с явным испугом.

– Скажи, ты умеешь вскрывать замки? – спросила я, угощая потянувшегося ко мне Джонни соленым сухариком.

– Приходилось, госпожа, – выговорил Кензи, – а зачем вам?

– Затем, что хозяин ухитрился потерять ключи от семейной усыпальницы, – ответила я. Это было чистой правдой: ни Грегори, ни Хаммонд, ни остальные слуги не сумели отыскать эти ключи, и куда они подевались, не знал никто. – А попасть в нее необходимо. Замки можно и сбить, но это… грубо.

– Понятно… – Он почесал в затылке. – Я бы попробовал, но что скажет хозяин?

– Делай так, как я скажу, – прищурилась я. – Оставь навоз. Бери, что тебе нужно, да идем!

– А почему на ночь глядя?

– Потому что хозяин спит, – вздохнула я. – Он такое вряд ли одобрит, так что не шуми и собирайся побыстрее!

Грегори в самом деле спал – покопавшись в памяти, я припомнила еще кое-какие наставления старушки-послушницы, ну а нужные травы, пусть и не все, росли кругом. Для многих уже прошла пора сбора, но и оставшихся хватало на то, чтобы подарить Грегори глубокий спокойный сон до рассвета. Конечно, с него сталось бы обнаружить подвох, но я уже испробовала сонное питье, и он ничего мне не сказал.

– Вроде не лес, обычный парк, а страшно до жути, – пробормотал Кензи, звякая своими отмычками или что там еще имелось у него в котомке. – Как вы тут живете?

– Прекрасно, сам не видишь, что ли? – усмехнулась я. – Ничего ужасного здесь нет, если, конечно, не совать нос, куда не велено.

– А чудовище как же?

– А не помолчать ли тебе? Гляди, вон усыпальница. Идем!

– Госпожа, тут крапива выше головы! – поежился Кензи.

– Она уже не жжется, – ответила я и шагнула в самую гущу. – Видишь? Лето же на дворе!

– Лето, говорите? – недоверчиво произнес он и осторожно пошел за мною следом. – Ой!.. Ух… Да что ж такое… Это, по-вашему, не жжется?!

– Хватит охать, ты не старая бабка, – сказала я. – Потерпишь.

С тяжелых замков от одного прикосновения осыпалась ржавчина, и пришлось еще отпутывать плеть дикого винограда, завившего все кругом.

– Ну, попытайся, – велела я Кензи, и тот взялся за дело.

Я светила ему, а сама глядела по сторонам.

Ночь выдалась тихой и прохладной; в воздухе уже чувствовалась близкая осень. Пахло яблоками, хвоей, а еще благоухал шиповник – те небольшие кустики, что я посадила, дали хоть по одному бутону и теперь цвели среди флоксов и георгин, и должны были цвести вместе с астрами и хризантемами, и еще позже, до самого снега…

– Никак, госпожа, – хмуро сказал Кензи, отставив масленку. – Заржавело насмерть, тут только молотком отбивать.

– Ясно… – мне вдруг стало не по себе, но я встряхнулась и сунула ему лампу. – Свети теперь ты!

«Ну, если деревья не пошутили… Расковник-трава, отвори мне двери!»

Ржавые замки грянулись оземь, а створки приоткрылись, стоило мне коснуться их цветком папоротника. Я до последнего не верила, что он поможет, ан поди ж ты!

Хорошо, что Кензи заблаговременно смазал петли, не то двери скрипели бы на все поместье…

– Вот так чудеса, – прошептал он. – Научите, а, госпожа?

– Хозяин тебя научит, а то и проучит, – ответила я. Не говорить же ему про расковник в самом деле. – Свети как следует! Что тут, ступени?

– Ага, раз, два… Шесть штук, госпожа. Дайте руку, они совсем истертые…

В самом деле поскользнуться на старых замшелых ступенях было легче легкого, и рука Кензи пришлась весьма кстати.

– А что вы ищете? – спросил он, оглядываясь.

Света едва хватало на то, чтобы рассмотреть ближайшее надгробие. Я пригляделась: вот отец Грегори, а рядом – его мать. Дальше – деды и прадеды… Но где же искать хронику и кинжал?

«Если последним, кто убил фею, был Годрик Норвуд, – решила я, – то искать сперва нужно у него! Если там не окажется нужного, что ж, придется потревожить всех…»

– Гай, – прочитала я, наклоняясь к надгробным камням. – И Грей, его брат. Гленн… Гордон… Вот, Годрик!

– А вот еще один, – добавил Кензи, зажегший припрятанную свечу.

Я невольно взялась за голову, вспоминая, в какие примерно годы жил нужный мне Норвуд. Нет, этот был лет на сто постарше, а другой – на все двести…

Годрик Шестой – это имя явно любили в семье Норвудов – обнаружился не скоро, и гробница его выглядела так, словно о ней позабыли прежде, чем о могилах его пращуров.

– Господин Норвуд, – произнесла я одними губами, – если то, что я ищу, у вас, прошу, отдайте… Иначе мне никак не выручить Грегори, а он последний из вашего рода…

Камни хранили молчание, да и цветок папоротника ничем не помог. Своротить же вдвоем с Кензи крышку саркофага мы бы не смогли, тут нужна была сила Грегори. Он, правда, сперва оторвал бы мне голову за такое кощунство!

Не Гай, не Грей… Кто же?

– Простите, госпожа, – шепотом сказала я Эмилии Норвуд. На ее надгробии была высечена фигура милой молодой женщины с длинными вьющимися волосами. Голова ее была повернута к надгробию мужа. Или его – к ней? – Я пытаюсь спасти вашего сына, но никак не найду последнего, что мне нужно для этого.

– Осторожно! – Кензи оттащил меня в сторону: я, видно, прислонилась к могильной плите, и та сдвинулась неожиданно легко… – Ничего себе!

– Убери руки и подай светильник! – приказала я и наклонилась ниже.

Эмилия Норвуд покоилась в гробу не так, как принято, на спине, со скрещенными на груди руками. Она лежала на боку, поджав ноги, одной рукой словно бы держась за руку мужа – его гробница была совсем рядом, – а другой прижимая к груди какой-то сверток.

– Госпожа, – сказала я, сглотнув, – позвольте…

Истлевшая рука будто расслабилась, когда я попыталась осторожно, не потревожив покойную, взять непонятный предмет, и Кензи вскрикнул, тут же зажав себе рот ладонью. Впрочем, и мне показалось, будто Эмилия сама повернулась так, чтобы я могла взять книгу, – а это оказалась именно она.

– Благодарю, госпожа, – шепнула я, положив на ее изголовье цветок шиповника, – спите мирно. Я не дам вашего сына в обиду. Ну а если не справлюсь, надеюсь, меня положат рядом с ним, как вас с вашим мужем…

Кензи помог вернуть на место надгробие, и мы вышли в летнюю ночь. Как же свободно дышалось под звездным небом!

Оказалось, цветок папоротника может и запереть двери, если попросить как следует, и усыпальница обрела прежний вид. Кензи, почесываясь от крапивных ожогов, побрел на конюшню, а я вернулась в спальню и развернула ткань, в которую была завернута книга.

Не такая уж толстая, она показалась мне очень тяжелой, и я поняла почему, когда вынула из корешка недлинный, с ладонь, узкий и острый кинжал без гарды. Он был тусклым и темным даже в свете свечи, и видно было, что ковали его в незапамятные времена либо же просто не озаботились выгладить клинок до зеркального блеска. Смертью веяло от него, но не человеческой, а еще чем-то чуждым, не враждебным, но…

«Это он, – поняла я, взвесив на ладони увесистый клинок из небесного металла. – И я не промахнусь, не будь я Беллатриса Норвуд!»