Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Перед началом Второй Мировой войны, когда Китай разрывали гражданская война и вторжение чужеземцев (силы императора Хирохито наступали быстрее, чем силы Чингисхана), жизнь под «Юнион Джеком» казалась очень сладкой. Конечно, она была гораздо приятнее для европейцев, контраст между существованием белых и желтых в Гонконге был разительным. Стелла Бенсон язвительно высказывалась об ограниченности, мещанстве и зацикленности на играх у ее соотечественников: «В Гонконге не имеет значения, кто вы на самом деле, но важно то, во что вы играете».

Но она и сама предавалась бесконечным развлечениям. Устраивались вечеринки на пляже, пикники на лодках и встречи дам для игры в бридж во второй половине дня. В яхт-клубе проходили показательные выступления фехтовальщиков, в клубе на горе — танцы, а в гольф-клубе Фанлинга устраивали чаепития. Сам этот клуб был «запятнан правилами и окружен запретами». В жокей-клубе устраивались коктейли, ранние вечеринки проводились в гостинице «Рипалс Бей», а ужины — в «Пенансьюла». Устраивались выходы в кино, куда европейцы надевали вечерние костюмы и сидели на бельэтаже (китайцы располагались в партере). В Доме правительства проводились восхитительные приемы. «Сам губернатор выглядит, как истинный джентльмен»[3600].

Немногих выдающихся или известных китайцев приглашали на отдельные мероприятия. Однако даже при встречах со своими колониальными хозяевами они с ними не смешивались, держась отдельно. Но, несмотря на социальную напряженность и расовые предрассудки, а также неравное распределение богатства и привилегий, восточное отношение к британцам ни в коем случае нельзя назвать полностью воинственным и однобоким[3601]. Некоторые китайцы восхищались западными достижениями, имитировали британскую моду, даже перенимали западные вкусы в сексе, предпочитая женщин с широкими бедрами и большой грудью. Кроме всего прочего, китайцы выиграли от системы свободного предпринимательства во все более протекционистском мире. Гонконг являлся ярким примером. Благодаря навыкам, мастерству и упорству его жители развили многие виды промышленности. Крупнейшей стала текстильная отрасль, которая вместе с торговлей и финансовыми услугами сделала Гонконг «чудом драконовских методов в восточно-азиатской экономике»[3602].

Конечно, до этого колония непреднамеренно стала частью более крупной восточно-азиатской сферы интересов Японии. Гонконг был едва ли лучше подготовлен к войне, чем Фиджи, которые получили два 4,7-дюймовых орудия из Новой Зеландии в сентябре 1939 г., после чего выяснилось, что они бутафорские. Черчилль давно предполагал: если Япония объявит войну, то о всех интересах Великобритании в Желтом море придется временно забыть[3603]. В отличие от Сингапура, Гонконг нельзя удержать, сказал он, добавив в январе 1941 г. Поэтому гарнизон колонии следовало уменьшить до символического количества[3604]. На самом деле его усилили двумя плохо подготовленными батальонами канадской пехоты, солдаты которых говорили в основном на французском языке. К ним добавился контингент пожилых волонтеров, которых называли по имени основателя — «хьюсельеры»[3605]. Но все равно людей не хватало для защиты очень подходяще названной «линии пьющих джин». Она, словно змея, петляла на протяжении дюжины миль сквозь Новые Территории. Власти отказались вооружать китайцев, что вызвало «ужасающие недовольство»[3606] среди местного населения. Начальник отдела информации даже заявил: главной причиной падения Гонконга стал провал в использовании «огромного резервуара человеческих ресурсов на территории за нашими собственными воротами». «В Гонконге находилось примерно 300 000 физически крепких мужчин. Если вычесть всех возможных представителей «пятой колонны», экспатриантов, бесхарактерных и мягкотелых типов, которые тихо переходят на побеждающую сторону, не могло оказаться меньше 75 000 китайцев, которые с радостью бы взяли оружие в руки и сражались бы — не за Британскую империю, а против ненавистных обезьян из Японии»[3607].

Колониальное общество в Гонконге опустилось до состояния апатии и безразличия, которое поразило Сингапур. «Это не было глупым и бессмысленным самодовольством, — сказал один офицер, — а скорее целенаправленным нежеланием нарушения приятной рутины их жизни этими «низкозадыми желтыми ублюдками», которые захватывали Китай»[3608].

Японцы, которые контролировали воздух и море, быстро прогнали своих противников с материка. 18 декабря 1941 г. их закаленные войска начали амфибийную атаку на остров Гонконга. Хотя их было значительно меньше, они быстро добились прорыва. В надежде, что этот «далекий аванпост»[3609] может продержаться много недель или даже месяцев, Черчилль прислал телеграмму: «Мы ожидаем, что вы будете сопротивляться до конца. Честь империи в ваших руках»[3610].

Японцы справились со всем сопротивлением безжалостной силой. Они расстреливали пленных, убивали штыками пациентов госпиталей, насиловали медсестер и совершали другие зверства в отношении гражданского населения. На Рождество сэр Марк Янг капитулировал. Этого до него не делал ни один британский колониальный губернатор. Тем временем его адъютант капитан Бати-Смит перемещался среди людей, собравшихся в Доме правительства. Он требовал не сбрасывать пепел на губернаторский ковер.

Потеря Гонконга за семнадцать дней стала первым крупным ударом по престижу белых империалистов в Азии. Он усилился от унижения взятых в плен европейцев, которых плохо кормили, заставляли работать и подвергали ужасающей жестокости. Доктор, который лечил выживших, говорил, что у него разрывалось сердце, когда он узнал: «Пожилой истощенный джентльмен перед вашими глазами — это на самом деле парень двадцати с небольшим лет»[3611]. Некоторые превратились в скелеты и стали неузнаваемыми. Это вызвало невероятную ярость у одного британского полицейского начальника: «Какие же несносные свиньи эти желтые собаки!»[3612] Однако завоеватели еще более ужасающе отнеслись к китайцам, которых били по лицу, грабили, отправляли в ссылку, пытали, морили голодом и казнили в невероятном количестве. Японцы говорили, что китайцы могут есть траву, которой много растет на улицах. Некоторые дошли до каннибализма и покупали человеческое мясо на ночных рынках. Полная зла и коррупция «сфера интересов и процветания Японии» стала отличной рекламой Британской империи.

Однако по мере продолжения войны казалось, что империя может отказаться от прав на Гонконг. В 1943 г. Великобритания и США подписали соглашения с Китаем, отменяющие все экстерриториальные концессии. По этим соглашениям передавались порты, открытые по договору для внешней торговли — например, Шанхай. (Это делалось после изгнания японцев).

Получив одобрение и поддержку президента Рузвельта, Чан Кайши ожидал и возвращения Гонконга. Министерство иностранных дел склонялось к примирению. Когда китайцы начали давить на Энтони Идена по поводу аренды Новых Территорий, он заявил, что Британии следует обсудить их передачу после войны[3613]. Но исполняющий обязанности главы Дальневосточного департамента сэр Морис Питерсон взял более жесткий курс. Он сказал: «Из-за позорных и унизительных условий, при которых нас изгнали из Гонконга, мы обязаны сами себе вернуться туда. И я лично не верю, что мы когда-либо восстановим уважение Востока к себе, пока этого не сделаем»[3614].

Не нужно и говорить, что это мнение разделял Черчилль. Он едко критиковал «людей, которые просыпаются каждое утро, спрашивая себя, что еще из империи они могут отдать»[3615]. И в марте 1945 г. он столкнулся с послом Рузвельта в Китае, Патриком Хёрли, грубовато-добродушным американо-ирландцем, который разделял враждебность президента к британскому колониализму на Дальнем Востоке. «Черчилль яростно набросился на него из-за Гонконга и сказал, что никогда не отдаст ни дюйма территории под британским флагом»[3616].

Президент Трумэн не был готов раздувать шум из-за этого прыща на спине Китая, тем более, что Бевин оказался столь же упрямым, как Черчилль. Таким же непреклонным был и старший британский чиновник в Гонконге Франклин Джимсон. Его выпустили из лагеря военнопленных после капитуляции Китая 14 августа 1945 г., и он взял власть в колонии от имени правительства его величества. Одной силой воли Джимсон заставил японцев себе подчиняться до прибытия Королевского ВМФ в конце того месяца. Адмирал сэр Сесил Харкорт принял капитуляцию японцев от имени Китая и Великобритании. Он был облачен властью для действия в чрезвычайной ситуации, начав наводить порядок среди хаоса. Харкорт прекратил убийства из мести, обеспечил помощь продуктами, восстановил работу коммунальных служб и вдохнул новую жизнь в экономику. Вместо полиции он нанял семьсот китайских гангстеров.