Под Куполом - Стивен Кинг

Когда Терстон Маршалл заглянул в палату сорок пять минут спустя, она пустовала. Он предположил, что Младший пошел в комнату отдыха, чтобы посмотреть телевизор, но нашел там только Эмили Уайтхаус, которая попала в больницу с инфарктом. Эмили быстро шла на поправку. Не видела ли она прихрамывающего молодого человека с русыми волосами? — спросил Терс. Она ответила, что нет. Терс вернулся в палату Младшего и открыл стенной шкаф. Пусто. Молодой человек, вероятно, с опухолью мозга, оделся и ушел, никого не поставив в известность.

11

Младший шел домой. Хромота исчезла совсем, как только он размял мышцы. Кроме того, черная замочная скважина, которая плавала в левой половине его поля зрения, уменьшилась до маленького шарика. Может, ему досталась не смертельная доза таллия. Трудно сказать. В любом случае он намеревался выполнить обещание, данное Богу. Если Младший будет заботиться о брате и сестре Эпплтон, тогда Бог позаботится о нем.

Покидая больницу (через служебный выход), он прежде всего намеревался убить отца. Но к тому времени, когда добрался до дома — дома, где умерла его мать, дома, где умерли Лестер Коггинс и Бренда Перкинс, — он передумал. Если убить отца сейчас, чрезвычайное общегородское собрание отменили бы. Младший этого не хотел, потому что оно послужило бы отменным прикрытием его главного дела. Большинство копов пойдет туда, и ему будет проще попасть в Курятник. Младший только сожалел, что у него нет отравленных армейских жетонов. Он бы с радостью затолкал их в горло умирающему Ба-а-арби.

Но Большого Джима дома все равно не было. Младшего встретило лишь одно живое существо — волк, который перебегал автомобильную площадку у больницы в предрассветные часы. Он сидел на ступенях крыльца. Смотрел на него и глухо рычал. Шерсть стояла дыбом. Глаза злобно желтели. На шее висели армейские идентификационные жетоны Дейла Барбары.

Младший закрыл глаза и сосчитал до десяти. Когда открыл, волк исчез.

— Теперь я волк, — прошептал он жаркому и пустому дому. — Я — оборотень, и я видел Лона Чейни,[168] танцующего с королевой.

Он поднялся на второй этаж, вновь хромая, но не замечая этого. Форма висела в шкафу, там же находился и пистолет — «беретта-торус». В полицейском участке таких было двенадцать, купленных по большей части на деньги Министерства национальной безопасности. Он проверил обойму «беретты» на пятнадцать патронов, убедился, что пистолет полностью заряжен. Сунул его в кобуру, опоясал ремнем худеющую талию и вышел из комнаты.

У лестницы остановился, гадая, куда же ему пойти и где побыть до начала собрания, когда он мог приступить к реализации намеченного плана. Младший ни с кем не хотел говорить, не хотел, чтобы его видели. Потом вспомнил об укромном месте, которое находилось совсем рядом с полицейским участком. По лестнице спускался осторожно — чертова хромота вернулась, плюс левая половина лица онемела, словно ее заморозили, — потом захромал по коридору. Остановился у двери в кабинет отца: может, открыть сейф и сжечь все деньги? Решил, что овчинка выделки не стоит. Он смутно помнил байку о банкирах, которых занесло на пустынный остров. Там они богатели, выгодно продавая свою одежду. С губ Младшего сорвался лающий смех, хотя в памяти не осталось ни ключевой фразы, ни смысла байки.

Солнце зашло за облака к западу от Купола, и начало смеркаться. Младший вышел из дома и растворился в сумраке.

12

В четверть шестого Элис и Эйден вернулись со двора дома, в котором временно поселились.

— Каро? — спросила Элис. — Ты возьмешь Эйдена и я… Эйдена и меня… на большое собрание?

Каролин Стерджес, которая готовила к ужину сандвичи с арахисовым маслом и джемом на кухне Корали Думеген из хлеба Корали Думеген (черствого, но съедобного), удивленно взглянула на детей. Она никогда не слышала о том, чтобы дети хотели пойти на собрание взрослых; думала, что они сделают все, лишь бы не присутствовать на таком скучном мероприятии. Но идея ей приглянулась. Потому что, если бы пошли дети, она тоже могла бы пойти.

— Вы уверены? — спросила Каролин, наклонившись к ним. — Вы оба хотите пойти? — До нескольких последних дней она не сомневалась, что дети совершенно ее не интересуют, что ее цель — карьера учителя и литератора, возможно, даже писателя-романиста, хотя ей казалось, что писать романы — дело рискованное. Что, если ты угробишь массу времени на тысячестраничный роман, а его зарубят? А вот поэзия… поездки по стране (может, и на мотоцикле)… выступления и ведение семинаров, свободная как птичка… это круто. Встречи с интересными мужчинами, вино и обсуждение творчества Сильвии Платт в постели. Эйден и Элис изменили ее настрой. Она в них влюбилась. Хотела, чтобы Купол рухнул — разумеется, хотела, — но знала, что у нее защемит сердце, когда придется отдавать детей матери. Каролин надеялась, что сердце хоть немного защемит и у детей. Вероятно, не самые хорошие мысли, но именно они роились в голове. — Эйд? Ты хочешь туда пойти? Но собрания взрослых обычно долгие и скучные.

— Я хочу пойти, — ответил Эйден. — Я хочу увидеть всех людей.

Тут Каролин поняла. Их не интересовала дискуссия о ресурсах, которые имелись в распоряжении города, и о порядке их использования, да и с какой стати? Элис исполнилось девять, Эйдену — пять. Другое дело увидеть всех горожан, собравшихся вместе, как большая семья. Логично, и даже очень.

— Вы сможете хорошо себя вести? Не ерзать, не шептаться?

— Разумеется, — с достоинством ответила Элис.

— И вы оба пописаете перед уходом?

На сей раз Элис закатила глаза, показывая, что никак не ожидала такой глупости от Каро… и Каро это понравилось.

— Тогда я возьму эти сандвичи с собой, — объявила она. — И мы возьмем две банки газировки для детей, которые хорошо себя ведут и пользуются соломинками. При условии, что эти дети выльют все лишнее до того, как газировка потечет к ним в желудок.

— Я всегда пользуюсь соломинкой, — заметил Эйден. — Как насчет «Вупов»?

— Он про «Вупи-пай», — пояснила Элис.

— Я знаю, но их вроде бы нет. Кажется, я видела сладкие крекеры. С коричным сахаром внутри.

— Коричные крекеры вкусные, — кивнул Эйден. — Я люблю тебя, Каро.

Каролин улыбнулась. Подумала, что ни одно стихотворение из прочитанных ею не было таким прекрасным. Даже написанное Уильямсом о холодных сливах.

13

Андреа Гриннел спускалась по лестнице медленно, но уверенно, тогда как Джулия изумленно таращилась на нее. И действительно, с Анди произошла удивительная трансформация. Косметика и расческа сыграли свою роль — от растрепы, какой Анди ходила все эти дни, ничего не осталось. Но только этим дело не ограничилось. Глядя на нее, Джулия осознала, как много прошло времени с той поры, когда третий член городского управления выглядела сама собой и держалась так уверенно. В этот вечер Анди надела сногсшибательное красное платье с ремнем на талии — похоже, от «Энн Тейлор» — и взяла с собой большую матерчатую сумку с завязками.