Время для жизни - taramans
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Лучше нету дороги такой,
Все, что есть – испытаем на свете.
Чтобы дома, над нашей рекой,
Услыхать соловья на рассвете!
Уже после второго куплета, запевая припев, он видел, как люди начинают беззвучно подпевать ему. Потом – все смелее, смелее… После третьего – все пели в голос! А какая атмосфера возникла!!! Он буквально чувствовал, как у него шевелятся волосы на голове – настолько все напитано было вокруг этой энергией, этим «электричеством»! А уж светящиеся глаза Киры, которая, не отрываясь смотрела на него…
«Сволочь ты, Елизаров! Старая, циничная и мерзкая… сволочь!».
Когда он замолчал, пару секунд в кабинете стояла звенящая тишина. И вдруг! она взорвалась криками, шумом… Иван только и успел отвести гитару в сторону, как на него налетела Кира и стала целовать его в щеки.
- Какой же ты молодец, Ваня! Какой же ты молодец!
Его обступили со всех сторон, хлопали по плечам, тискали, обнимали.
А на душе было… мерзко.
- Ну что Вы, ребята! Ну что вы, в самом-то деле? – Косов не поднимал глаз, опустив голову. Но то, что он продолжает обнимать Киру за талию, он чувствовал.
- А я же говорила Вам, как он талантлив! – поддавала жару на костер его самоедства Кира, - я говорила! Вот сами видите – какие песни он пишет!
Когда все чуть успокоились, Иван с удивлением обнаружил, что в кабинете оказалось куда больше людей, чем когда он начинал петь.
«Эти-то откуда здесь взялись?!».
- Так! Иван! Раз уж так получилось – а давай ты и другие свои песни споешь? – протолкался к нему председатель заседания.
Косов обвел взглядом столпившихся вокруг людей:
«И как тут отказать?».
Он отошел в торец кабинета, а народ вокруг расселся по стульям, столам, просто раздвинулся вокруг, вдоль стен. Кира, как представляется, пользуясь своим знакомством с ним, оперлась о стол рядом, не отходила от него дальше.
Он откашлялся, чуть замер, настроился…
Косов спел «Свинцовые ливни», «Товарищ песня», «Песню о тревожной юности». И «Русское поле» - тоже спел. Ему энергично хлопали, многие – подпевали.
- Ну все, ребята! Вроде бы все и спел! – немного смущаясь от такого внимания к себе, развел руками Иван.
- Ну как же – все? А еще? У тебя же и другие песни есть! – подала голос откуда-то от дверей незнакомая девушка.
- Да те песни… они же… другие совсем! – растерялся Косов.
- Ну и что? Они же тоже – хорошие! Спой и их тоже! – многие поддержали ее.
Он задумался.
«Ну… чисто кабацкие песни я точно здесь петь не буду! Нечего тут… реноме только что полученное ронять!».
Он спел «Эти глаза напротив». Потом – «Очарована, околдована». Атмосфера в помещении явственно поменялась, люди расслабились, заулыбались. С удивлением он заметил, что некоторые с улыбкой смотрят… на Киру. Покосившись, он еще более обомлел – девушка была смущена, щечки ее залились румянцем, а взгляд на него содержал… содержал взгляд… многое!
Косова обдало жаром.
«Зачем мне еще и это? Что же все так… кувырком?».
Кто-то внутри его вроде бы спросил – «Ну ты же хотел этого? Чего ж теперь-то?».
«Да… хотел! Потому как – дурень! И что мне теперь с этим… делать?».
Чуть задумавшись, он перебрал струны…
- Сейчас я хочу спеть… попробовать спеть! Потому как… это – тоже новое! Вот! – скомкал он свой спич.
Он сыграл проигрыш, кашлянул:
- Месяц свои блестки по лугам рассыпал.
Стройные березки, стройные березки,
Что-то шепчут липам!
На Киру он уже старался не смотреть. Ну… старался, да. Она стояла, потупившись рядом – руку протяни. Улыбается как-то странно, загадочно…
- А что, ребята, хорошие же песни, согласны?! – обратился ко всем присутствующим тот, самый главный комсомолец.
Народ зашумел, переговариваясь, но чувствовалось – одобрительно.
- Я Вам так, товарищи, скажу! У нас сегодня не только новый комсомолец появился – вот, Иван! У нас, товарищи, образовался дуэт авторов песен… я бы сказал – союзного уровня! Вот увидите – эти песни еще и в Москве будут петь, и по радио мы их услышим! Точно Вам говорю! И это, между прочим, внушает гордость за наш город! Правильно?
Они, не торопясь, брели с Кирой по улицам города. Сначала Косов был в ступоре от происшедшего. Не от вступления в комсомол, а от того, как это произошло, и что в итоге получилось. Как на это реагировать, он не знал. Так бывает, когда чего-то хочешь, но даже думать об этом не смеешь. А тут – раз, и вот оно! А ты этому… вроде бы и не рад! Хотя… рад, конечно, но… а что с этим теперь делать?
Он и раньше подозревал, что интересен девушке. Ну как интересен? Как этакий забавный, и довольно смешной зверек! А сейчас… Сейчас она явно показала, что он ей вовсе не безразличен.
«Хочу ли я развития этих отношений? Она мне нравиться? Безусловно! Тут даже не «нравиться» нужно говорить, а… как-то по-другому! Я готов к такому? Нет! Однозначно – нет! Не ко времени все это! И еще больше запутывает ситуацию с моими женщинами! Струсил, прощелыга? М-да… Выходит - струсил».
Кира, похоже, чуть успокоилась, взяла себя в руки. И теперь шла рядом, попинывая свежий снежок, обутой в красивый ботик ногой. Изредка искоса поглядывая на Косова. А что говорить, он не знал. Тоже поглядывая на девушку, он видел, что она уже и улыбаться начала чуть насмешливо.
«Ну вот… это уже привычнее, такая Кира!».
- Г-х-м… ну как у тебя дела? – «вот дурак-то… нашел что спросить! И тон такой – фальшиво-участливый!».
Она засмеялась, глядя на него с удивлением.
«Противно мне что-то… от себя самого!».
Потом девушка как будто встряхнулась и, продолжая улыбаться, сказала:
- Дела? Да вроде бы все… нормально. Учусь в институте, вот… решила подработку взять в больнице. Не для денег, а для практики.
- Как родители? – «неправильно все, неправильно! Что ты мелешь, лишенец!».
- Тоже все… благополучно! Мама работает, папа – служит! Да! Витька вот… обормот, сделал Татьяне предложение! Наконец-то! Мы уж думали этого не случится! – она оживилась.
- Я… рад за них! – что-то же надо говорить?
- Да уж… Вы, мужчины, иногда так… смешные какие-то. Все цепляетесь за свою свободу!
- Ну-у-у… это понять можно. Когда сомневаешься, что важное
