Гобелены Фьонавара (сборник) - Гай Гэвриел Кей

– Он еще идет? – очень тихо спросил Ра-Теннель.

Брок покачал головой.

– Я думал, вы знаете. Разве от них нет известий? Дождь прекратился два дня назад. Видящая сказала нам, что Котел на Кадер Седате разбит.

После боли, после горя – надежда выше всяких ожиданий. Внезапно вокруг поднялся ропот, пронесся по рядам войска.

– Слава Ткачу! – воскликнул Айлерон. А потом спросил: – А что с Видящей, Брок?

– Она была жива и здорова, однако я не знаю, где она сейчас. Нас проводили в Кат Мейгол вот эти два человека. Она освободила там параико с помощью Тэйбора дан Ивора и его летающего единорога, и они унесли ее на запад две ночи назад. Куда, мне не известно.

Дэйв взглянул на Ивора.

– Что он там делал? Я оставил его, приказав охранять лагерь.

– Он и охранял. – Это впервые заговорил тот, кого звали Дальриданом. – Он охранял их и отправился обратно снова выполнять приказ. Его призвала Видящая, Ивор… Авен. Она знала имя его единорога, и у него не было выбора. И у нее тоже – она не сумела бы сделать то, что должна была сделать, лишь с помощью нас троих. Не сердись на него. Мне кажется, он и так достаточно страдает.

Лицо Левона побелело. Ивор открыл рот и снова закрыл его.

– Чего ты боишься, Авен Равнины? – спросил Ра-Теннель.

И снова Ивор заколебался. Затем, словно черпая эту мысль из родника своего сердца, ответил:

– Каждый раз после полета он уходит все дальше. Я боюсь, что скоро он станет таким, как… как Овейн и Дикая Охота. Существом из дыма и смерти, совсем покинувшим мир людей.

Снова воцарилась тишина, другого рода, в которой было столько же благоговения, сколько и страха. Ее нарушил Айлерон нарочито резким голосом, который вернул их обратно на Равнину, в день, который неумолимо склонялся к вечеру.

– Нам предстоит еще долгий путь, – сказал Верховный король. – Мы будем рады видеть вас троих в наших рядах. Вы умеете ездить верхом?

Брок кивнул.

– Поэтому я здесь, – сказал Фибур. Молодой голос, изо всех сил старающийся звучать сурово. – Чтобы скакать с вами и сделать, что смогу, когда начнется битва.

Айлерон посмотрел на пожилого мужчину, который называл себя Дальриданом. Дэйв заметил, что Ивор тоже на него смотрит и что Дальридан, в свою очередь, смотрит не на Верховного короля, а на Авена.

– Я умею ездить верхом, – очень тихо произнес Дальридан. – А мне можно?

Дэйв внезапно понял, что тут что-то происходит.

Ивор долго смотрел на Дальридана и не отвечал. Затем сказал:

– Ни один вождь не может по закону простить изгнанника. Но в пергаментах, хранящихся у Келидона, не написано ничего насчет того, что позволено сделать в подобном случае Авену. Мы находимся в состоянии войны, и ты уже послужил нашему делу. Я разрешаю тебе остаться. И говорю это сейчас как Авен.

Он замолчал. Потом уже другим голосом Ивор сказал:

– Тебе позволено вернуться на Равнину и к своему племени, но не под тем именем, которое ты взял. Добро пожаловать обратно под тем именем, которое ты носил до того несчастного случая, который прогнал тебя в горы. Я никогда не думал увидеть столь яркую нить во тьме, обещание возвращения. Не могу выразить, как я рад снова видеть тебя здесь.

Он улыбнулся.

– Теперь обернись, так как тут есть еще один человек, который обрадуется. Сорча из третьего племени, повернись и поздоровайся со своим сыном!

Стоящий перед Дэйвом Торк застыл, а Левон издал вопль восторга. Сорча обернулся. Он посмотрел на своего сына, и Дэйв, стоящий за спиной Торка, увидел, как грязное лицо дальри осветилось нежданной радостью.

На мгновение все застыли, как живая картина; затем Торк, споткнувшись, шагнул вперед с непривычной неловкостью, и они с отцом обнялись так крепко, что, казалось, им хочется выдавить силой своих объятий все те темные годы, которые лежали между ними.

Дэйв – это он толчком послал Торка вперед – улыбался сквозь слезы. Он посмотрел на Левона, а затем на Ивора. Вспомнил о собственном отце, таком далеком – таком далеком всю жизнь. Перевел взгляд вверх на Рангат и вспомнил огненную руку.

– Как вы считаете, – прошептал Мэбон из Родена, – в ту небольшую экспедицию, которую мы запланировали, можно с таким же успехом отправиться и всемером?

Дэйв вытер глаза и кивнул. Затем, все еще не в состоянии говорить, кивнул еще раз.

Левон подал им сигнал двигаться вперед. Стараясь поаккуратнее обращаться с топором и двигаться как можно тише, Дэйв пополз рядом с другом. Остальные последовали их примеру. Распростершись на холмике, служившем слабым прикрытием на открытой Равнине, все семеро смотрели на север, в темноту Гвинира.

Над их головами скользили на восток облака, то открывая, то заслоняя убывающую луну. Вздох ветра пронесся по высокой траве и впервые донес до них запах вечнозеленого леса. Вдали над деревьями возвышался Рангат, закрывая собой большую часть северного неба. Когда луна выходила из-за облаков, гора сияла странным, потусторонним светом. Дэйв перевел взгляд на запад и увидел, что там кончается планета.

По крайней мере, так казалось. Они находились на самом краю Данилота, Страны Теней, где время менялось, где люди могли заблудиться в туманах, сотворенных Ра-Латеном, и бродить до скончания всех миров. Дэйв вглядывался в лунные тени, в ползущий туман, и ему казалось, что он видит там расплывчатые фигуры: некоторые верхом на призрачных конях, другие пешие, но все они бесшумно двигались в тумане.

Они покинули лагерь, когда взошла луна, это оказалось проще, чем они ожидали. Левон провел их через сторожевой пост, где дежурил Кектар из третьего племени, который не собирался выдавать их или мешать планам сына Авена. Действительно, единственное возражение у него вызвало то, что ему не позволили сопровождать их.

– Тебе нельзя, – очень спокойно прошептал Левон, полностью владея собой. – Если мы не вернемся до восхода солнца, значит, мы попали в плен или погибли, и кому-то придется предупредить об этом Верховного короля. Этим человеком будешь ты, Кектар. Мне очень жаль. Неблагодарная задача. Если Боги нас любят, тебе не придется нести это известие.

После этого долго не было слышно ни слова. Только шелест ночного ветра на Равнине, уханье совы на охоте да тихий звук их собственных шагов, пока они шли от лагерных костров в темноту. Потом шуршание расступающейся травы, когда они легли и проползли последнюю часть пути по направлению к тому холмику, который указал Левон, у самой восточной окраины Данилота и у самой южной – Гвинира.

Пока Дэйв полз вперед рядом с Мэбоном из Родена позади Торка и Сорчи, который теперь не желал отставать от сына больше чем на несколько дюймов, он думал о том, какое большое место в его жизни занимает смерть с тех пор, как он попал во Фьонавар.

С тех пор, как он преодолел пространство между мирами и очутился на Равнине и Торк чуть не убил его кинжалом. В ту первую ночь без убийства все же не обошлось: они со смуглым дальри, которого он теперь называл братом, вместе прикончили ургаха в роще Фалинн, и то была первая смерть из многих. Было сражение у Лиуинмир, а потом среди снегов у Латам. Охота на волков в Гвен Истрат, а потом, всего три ночи назад, резня на берегах Адеин.

Ему везло, думал Дэйв, осторожно двигаясь вперед, когда луна выглянула между двумя полосками облаков. Он мог погибнуть уже раз десять. Умереть так далеко от дома. Луна скользнула за тучи. Ветерок был прохладным. Снова прокричала сова. Над головой, там, где покров облаков редел, светили редкие звезды.

Он во второй раз в тот день вспомнил своего отца. Почти против своей воли, под влиянием расстояния и теней, и долгой печали, он представил себе своего отца рядом с ними, восьмую тень на темной Равнине. Джозеф Мартынюк три года сражался в рядах украинских партизан. Это было более пятидесяти лет назад, но все равно. Он всю жизнь занимался физическим трудом, который закалил его большое тело, и Дэйв рос, побаиваясь сильной, мускулистой руки отца. Джозеф мог бы размахивать смертоносным топором, и его ледяные голубые глаза могли лишь чуть поблескивать – не слишком ли много он хочет от него? – при виде того, как легко его сын управляется со своим топором и как уважают Дэйва высокопоставленные и мудрые люди.

Он бы не отставал от них, думал Дэйв, давая волю фантазии. По крайней мере, был бы не хуже Мэбона, наверняка. И не испытывал бы никаких сомнений или колебаний в правильности своих поступков, в необходимости воевать, защищая их дело. В детстве Дэйв слышал рассказы о подвигах отца на его собственной войне.

Но не от Джозефа. Те обрывки, которые дошли до Дэйва, рассказывали друзья его родителей, пожилые мужчины, которые после третьего стакана ледяной водки рассказывали неуклюжему сыну-переростку давние истории о его отце. Или только начинали рассказывать. Потому что Джозеф, услышав это, заставлял их замолчать потоком брани на своем родном языке.

Дэйв до сих пор помнил тот первый раз, когда он поколотил своего старшего брата. Когда Винсент однажды поздно ночью в их общей комнате небрежно упомянул о взрыве на железной дороге, который организовал их отец.