Властелин колец - Джон Толкин

– Двадцать девять! — присвистнул мальчик. — Да ты просто старик! Моему дяде Иорласу[504] столько же. Впрочем, подумаешь! — добавил он самонадеянно. — Я тебя в два счета переверну вверх тормашками. И на обе лопатки положу.

– Попробуй, — со смешком согласился Пиппин, — может, и положишь, если я тебе позволю. Только потом я отвечу тем же и тебе не поздоровится! Я знаю несколько оч–чень коварных приемов! Еще у себя на родине выучился. Там я считался невероятно рослым и сильным и, уж поверь мне, никому не позволил бы перевернуть себя вверх тормашками! Если бы дело дошло до драки и ты меня ухитрился бы разозлить, я мог бы из тебя и дух вышибить! Вырастешь — поймешь, что по виду ни о ком судить нельзя. Ты думаешь, что я не только чужак, но в придачу еще тихоня и растяпа, которого легко побить? Ошибаешься, дружок! Я — силач–невеличек, злющий и оч–чень храбрый!

Тут Пиппин состроил такую свирепую рожу, что мальчик попятился — но тут же снова шагнул вперед: кулаки его сжались, в глазах горел бойцовский огонь.

– Да погоди ты, — рассмеялся Пиппин. — Поменьше развешивай уши и не верь каждой байке, да еще из уст чужака! Я не такой уж и задира. Кстати, вежливые люди, прежде чем вызвать на бой, представляются!

Мальчик гордо выпрямился.

– Я — Бергил[505], сын гвардейца Берегонда, — заявил он.

– Так я и знал, — сказал Пиппин. — Ты очень похож на своего отца! Мы с ним знакомы. Между прочим, это он послал меня сюда и попросил тебя отыскать.

– Что же ты молчал? — разжал кулаки Бергил и вдруг испугался: — Только не говори, что отец передумал и хочет отправить меня из города вместе с девчонками! Хотя вряд ли. Фургоны–то уже все уехали!

– Не беспокойся, ничего особенно страшного он не передавал, — заверил Пиппин. — Скорее даже наоборот. Он сказал, что если ты раздумаешь переворачивать меня вверх тормашками, то, может, согласишься скрасить мое одиночество и покажешь мне город? А я взамен расскажу тебе про дальние страны.

Бергил захлопал в ладоши и с облегчением расхохотался.

– Отлично! — крикнул он. — Я готов! Мы как раз собирались пойти к Воротам, поглядеть кое на что. Айда с нами!

– А что там ожидается?

– Еще до захода солнца по Южному Тракту к Воротам должны подойти войска из провинций. Присоединяйся! Сам увидишь!

Спутником Бергил оказался замечательным. Лучшего собеседника Пиппин не встречал с тех пор, как расстался с Мерри. Через минуту они уже дружно смеялись и тараторили, не обращая внимания, кто да как на них смотрит, — и сами не заметили, как оказались в толпе, двигавшейся к Воротам. У выхода Пиппин снискал особое уважение Бергила, ибо, когда хоббит назвал стражнику свое имя и пароль, тот, отсалютовав, без долгих разговоров пропустил и его, и мальчика.

– Красотища! — обрадовался Бергил. — А то нас, ребят, без взрослых за Ворота нынче не пускают. Теперь–то мы все увидим!

За Воротами, по обочинам Тракта и вокруг большой мощеной площади, на которой сходились все дороги, ведущие в Минас Тирит, уже толпились люди. Все взгляды были обращены на юг. Вдруг толпа заволновалась. Раздались возгласы:

– Видите пыль? Это они! Идут! Идут!

Пиппин с Бергилом пробрались в первый ряд и стали ждать. Вдали протрубили рога; навстречу хлынула волна приветственных криков. Звонко заиграли трубы. И вдруг толпа взорвалась криками:

– Форлонг![506] Форлонг!

– Что они кричат? — не понял Пиппин.

– Форлонг идет! — ликовал Бергил. — Старина Форлонг Толстый, правитель Лоссарнаха, где живет мой дедушка. Ура! Ура! Ура старине Форлонгу!

Во главе приближающегося отряда на крупном крепконогом коне ехал тучный, но богатырского сложения старик, седобородый, в доспехах, черном шлеме и с длинным тяжелым копьем. За ним в облаке пыли маршировали воины с боевыми топорами в руках; шли они, гордо подняв головы, и лица их были суровы. Пиппину новоприбывшие показались несколько ниже ростом и смуглее, чем те гондорцы, которых ему доводилось видеть до сих пор.

– Форлонг! — кричали в толпе. — Верный друг, преданное сердце! Форлонг!

Но вот отряд лоссарнахцев прошел, и люди зашептались:

– Да это же все равно что ничего! Каких–то две сотни?! Мы ждали вдесятеро больше! Это, должно быть, из–за Черного Флота. Форлонгу пришлось придержать бóльшую часть войска… Ну ничего, в бою каждый воин на вес золота.

Следом за отрядом Форлонга явились другие и были встречены с неменьшим ликованием. Один за другим прошли они в Ворота — воины гондорских провинций, соседи, в трудный час явившиеся на помощь столице. И все–таки их было мало. Гондор надеялся на большее и в большем нуждался. Воины из долины Рингло[507] во главе с князем Дерворином[508], числом три сотни, пришли пешими. Рослый Дуинхир[509] с сыновьями Дуилином[510] и Деруфином[511] из обширной Долины Черного Корня у истоков Мортонда[512] явился с пятьюстами лучниками. Из Анфаласа[513], с дальних берегов Длиннобережья[514], шли, растянувшись чуть ли не на полторы версты, пастухи, охотники и крестьяне, все довольно плохо вооруженные, за исключением своего предводителя Голасгила и его приближенных. Из Ламедона[515] явилась горстка угрюмых горцев без предводителя; из Этира[516] — около сотни рыбаков (остальные были вынуждены остаться при кораблях).

Хирлуин Красивый[517] с Зеленых Холмов, из Пиннат Гэлина[518], привел триста воинов; все они были одеты в зеленое. Последним прибыл блистательный Имрахил, князь Дол Амрота, родич Наместника. Свиту князя составляли конные латники в полном вооружении, на серых лошадях; над их головами развевались сверкающие золотом знамена с гербами благородного княжеского рода — кораблем и серебряным лебедем. За рыцарями свиты с песней шло семьсот пехотинцев, из которых каждый сам казался князем какой–нибудь страны; все они, как на подбор, были высокие, темноволосые и сероглазые.

Это было все — общим счетом тысячи три воинов, не больше. Пополнения ждать было неоткуда. Возгласы и грохот сапог за стенами города стихли. Толпа еще стояла и не расходилась, будто умолкшие люди еще надеялись на что–то. Пыль оседала медленно: воздух был тяжелым и душным, ветер стих. Приближался час закрытия Ворот; красный диск солнца скрылся за Миндоллуином. Город погружался в тень.

Пиппин поднял глаза, и ему почудилось, что небо приобрело пепельный оттенок, — как будто над городом нависли густые облака пыли и дыма, едва пропускавшие тусклый свет. Но умирающее солнце подожгло их от края до края, и горб Миндоллуина четко вырисовывался на фоне раскаленных углей гаснущего заката.

– Гневом и смятением заканчивается этот прекрасный день[519], — пробормотал хоббит, забыв о Бергиле, что стоял рядом.

– Так оно и случится, если я не вернусь до вечернего колокола, — подхватил тот. — Скорее! Уже труба играет! Сейчас будут закрывать Ворота.

Держась за руки, Пиппин с Бергилом поспешили в город, едва успев проскользнуть в Ворота; они были последними. Когда они добрались до Улицы Фонарщиков, со всех башен уже доносился торжественный перезвон колоколов. В окнах зажегся свет; из домов и казарм, размещенных вдоль стен, слышалось пение.

– Ну, пока! — сказал Бергил. — Передай от меня поклон отцу и скажи ему спасибо — он прислал мне отличного друга. Смотри не забывай меня и приходи еще! Мне уже почти не хочется войны. Мы могли бы неплохо провести время. Махнули бы, например, к деду, в Лоссарнах, — там весной здорово. Столько цветов кругом, и в лесу, и в поле!.. Ну да кто знает, может, когда–нибудь и махнем. Нашего Правителя никому не победить! И моего отца тоже — он такой храбрый! Привет! Приходи еще!..

Попрощавшись с мальчиком, Пиппин заторопился в Цитадель. Дорога показалась ему длинной, он взмок, под ложечкой сосало от голода. Стемнело почти мгновенно. Сквозь густую черноту неба не пробивалось ни единой звезды. К общей трапезе хоббит припозднился, но Берегонд дождался Пиппина и, радостно его приветствовав, усадил рядом, чтобы расспросить о сыне. Поужинав, хоббит ненадолго задержался в трапезной, но вскоре встал и распрощался — на душе отчего–то кошки скребли. Хотелось поскорее увидеть Гэндальфа.

– Найдешь дорогу? — спросил Берегонд на пороге подвальчика под северной стеной Цитадели, где размещалась трапезная. — Осторожно, ночь сегодня темная! Вдобавок в городе и на стенах погашены все огни — таков приказ. К слову сказать, у меня для тебя еще одно известие, правда другого сорта: на заре Дэнетор просит тебя к себе. Боюсь, что с Третьим Отрядом ничего не получится. Но мы еще с тобой увидимся. Прощай! Мирной тебе ночи!