Сборник "Круг Земель" - Александр Зорич

– Даже невозмутимый нетопырь понимает, что самое лучшее – уносить отсюда ноги, – заметил Элиен, наклоняясь к Шет оке Лагину. – Идем, Герфегест. Мы должны успеть вступить на палубу того огромного корабля, что стоит в гавани Дагаата. Вступить раньше, чем Священный Остров погрузится в морскую пучину.

– Все это верно, Элиен. Все это верно… – Герфегест посмотрел в бледное лицо Шета оке Лагина. Без сомнения, он еще долго пролежит вот так без сознания. Пролежал бы, если бы… – Одолжи мне свой меч, Элиен.

Элиен молча вынул меч из ножен и передал его Герфегесту.

Герфегест, не говоря ни слова, занес его над беззащитным теперь горлом Шета, и… и лезвие клинка уперлось в стальную наручь Элиена, не успев приблизиться к горлу Шета даже на три пальца. Герфегест почувствовал прилив небывалой и необъяснимой ярости.

– Не мешай мне, брат! – вскричал Герфегест, отталкивая руку Элиена. – Этот человек убил мою женщину. Он свершил немало злодеяний, о которых ты, верно, осведомлен не хуже, чем я, коль скоро ты примчался сюда верхом на нетопыре. Он овладел Семенем Ветра для того, чтобы сделать реальностью тысячелетнее царствие Хуммера. И ты, справедливый брат мой, собираешься пощадить его.

– Шет оке Лагин – брат мне. Наши жизни связаны клятвой. Узы Братства по Слову столь же крепки, сколь и узы Братства по Крови. Сколь бы ни был подл и жесток он в последние годы, он все равно был и остается моим братом. Мой меч бессилен против него. Как бессилен и против тебя.

– Но ведь он сам только что едва не убил тебя – не подоспей я вовремя… – возмущению и отчаянию Герфегеста не было предела.

– Тот человек, от предательского удара которого ты избавил меня несколько мгновений назад, не был моим братом. Я дрался не с Шетом. И не Шет дрался со мной. Мой брат Един в Двух Душах, – Элиен опустил глаза и положил ладонь на холодный лоб своего брата. На лоб Шета оке Лагина, полностью порабощенного коварством Октанга Урайна.

– Сейчас ты сам признаешь мою правоту! – воскликнул Герфегест. – Зачем нам сохранять жизнь этому омерзительному варанскому магу? К чему эта сентиментальная чушь по поводу клятв и прочего? Мы уже сделали одну глупость однажды. К чему пятнать свое честное имя новым повторением старой ошибки? – Герфегест оживленно жестикулировал, и глаза его горели ненавистью и обидой.

– Тогда я был слаб, Герфегест, – веско и спокойно сказал Элиен тоном, не допускающим никаких дальнейших препирательств. – Теперь я силен достаточно для того, чтобы навеки разъединить Шета и Урайна. Я сделаю это сегодня же…

Но Элиен не закончил – ствол огромного кедра, расколотый пополам одним из скальных обломков, в изобилии посыпавшихся откуда-то сверху, с треском повалился на землю на расстоянии вытянутой руки от того места, где покоилось тело Шета оке Лагина.

– Достаточно, Элиен. Делай как знаешь. Но только делай быстрее, – проворчал Герфегест.

Он только что в полной мере осознал грозящую им опасность. Его гнев остыл так же быстро, как и вспыхнул. Теперь ему стало не до судьбы Сиятельного князя. Найти тело Харманы или саму Харману и вынести ее прочь с гибнущего острова – вот что казалось ему теперь по-настоящему важным.

20

Они ушли от мятущихся в последних спазмах вод Озера Перевоплощений.

Они избегли теней и чудовищных образов, которые стремительно заполняли все пространство Измененного Места.

Они смогли найти единственно верную тропу среди тысяч троп, которые синими змеями расползлись по берегам Озера Перевоплощений.

Элиен нес Шета оке Лагина на своем мощном плече. Герфегест шел за ним, испытывая чудовищное искушение оторвать покачивающуюся в такт шагам Элие-на голову звезднорожденного голыми руками. Оторвать и забросить в алчную воду Озера Перевоплощений навеки.

Они поднялись по крошащемуся гребню рукотворной скалы, и гибнущий Дагаат распростерся под их ногами.

Отсюда было видно все, и более чем все.

Плато Поющих Песков больше не существовало. На его месте бурлили воды взбесившейся Синевы Алустрала. Три исполинские метательные машины Шета, использованные им в утреннем штурме, были сокрушены стихией. Равно как и корабли Хеврон. Равно как и все, что только могло быть сокрушено. И лишь огромная туша «Молота Хуммера» была сравнительно цела. Обломки скал, столкновения с другими кораблями и пенные валы лишили его большей части весел. Медь на бортах была смята и местами разорвана. Но величайший корабль мира все еще жил.

Цитадель, которую с утра штурмовали варанцы под началом Гаассы оке Тамая, пока еще возвышалась над водой неприступным утесом. Но и остаткам Гаме-линов, и варанцам было ясно, что продолжать кровопролитие во имя крепости, которая вот-вот навсегда исчезнет среди бурлящей стихии – безумие. Сражения не было. И Гамелины, и чужеземцы, плечом к плечу, в молчаливом трепете взирали со стен на близкую погибель. «Молот Хуммера» медленно проворачивался под ударами волн в сотне шагов от них. Несколько отчаянных варанцев прыгнули в водоворот, наполненный обломками и трупами, в надежде достичь спасительных бортов своего флагмана-монстра. Тщетно.

А надо всем этим дрожал и едва заметно покачивался Алмазный Гвоздь. Он был все еще цел и невредим, но в его надсадном треске Герфегесту уже слышалась песнь его погибели.

– Где твой нетопырь?! – проорал Хозяин Дома Гамелинов в ухо Элиену.

– А что нам нетопырь? – с мрачным спокойствием заметил Элиен, слегка поворачивая голову. – Он смертельно напуган. И смертельно голоден. Ему сейчас хочется дурных людей есть, а не нас с тобой спасать.

Словно бы в подтверждение его слов, над застывшими на стенах цитадели варанцами пронеслась серая тень и спустя мгновение вновь взмыла ввысь. В когтях Нетопыря Хегуру можно было различить человеческую фигуру.

– А его нельзя попросить перенести трапезу на полчаса? – спросил Герфегест, скрывая за деланной вежливостью истерический порыв разразиться самой скверной и отборной хулой, какую он только слышал от шлюх в Реме Великолепном.

– Нет, – покачал головой Элиен. – Пусть уж ест себе. У меня есть идея получше.

21

Им повезло. Когда они оказались у подножия Алмазного Гвоздя, тот все еще стоял, хотя и ходил ходуном из стороны в сторону, как перезревший стебель мака на осеннем ветру.

Герфегест отказывался понимать происходящее. Его уже ничего не удивляло. Ничего – кроме того, почему он еще жив.