Черный Баламут. Трилогия - Генри Лайон Олди

Мужчина не мешал, но и не помогал.

Лежал, глядел в небо, будто не его ласкали.

— Тогда уж точно о дедовской славе речи нет, — бросил он наконец. — Ублюдок-безотцовщина — кому он нужен, хозяйкин байстрюк? Брюхо нагуляла, теперь срам прятать надо! Подкинет небось пастушьей женке, а сама поминай как звали…

— Такого не подкинешь, — ластясь, шепнула женщина. — Ты б его видел, красавчика маленького…

С этой минуты мужчина слушал очень внимательно.

Впрочем, он и раньше слушал внимательно.

Он вообще мало что пропускал мимо ушей, доверенный лазутчик матхурского правителя, ракшаса-полукровки по прозвищу Ирод.

3

СМЕРТЬ

Когда женщина задремала, мужчина еще некоторое время лежал, думая о своем. Он предчувствовал: сегодня, сейчас, этой ночью свершится предначертанное. Кончится срок его поисков и ожидания, еще один младенец умрет тихой смертью, отправясь прямиком в рай для молокососов, — и можно будет вернуться к господину.

Вернуться с триумфом.

Иногда мужчина полагал, что из всех кличек Трехмирья именно прозвище его господина имеет самые длинные ноги. С пятками, смазанными салом. С когтями, которые сподручно рвать на бегу. Судите сами: меньше полугода прошло с того веселого дня, когда матхурский правитель разослал в подвластные ему земли отряды карателей. С недвусмысленным приказом — убивать младенцев. Всех, кого обнаружат. В первую очередь — младенцев странных, удивительных, с признаками божественного или демонского родства.

Приказ прозвучал, и уже через полтора месяца окрестности Матхуры уверенно прозвали царя Иродом.

Ирод подумал и рассмеялся: ему понравилось. Перед этим его звали Кансой, то есть Кубком, — за умение в один дых осушать громадный наследственный кубок из черненого серебра.

Согласитесь: Ирод звучит куда благозвучней!

По возвращении карателей были разосланы лазутчики в уделы ближайших соседей. Приказ остался прежним, с малой поправкой: убивать тайком. Не оставл следов. Война нам не нужна, а исчезновение того или иного дитяти всегда можно свалить на недосмотр мамок или проказы упырей-пишачей.

Лазутчики склонили головы перед владыкой, и вот на сегодняшний день прозвище Ирод уже взапуски бегало от пашен ядавов до пастбищ бходжей. Следом бегал слух: Ироду было пророчество о его будущей гибели. Дескать, убьет его не то потомок родной сестры владыки, не то дальний родич, не то просто земляк…

Короче, родится в нынешнем году, вырастет и убьет.

Ом мани!

— Интересно, — задумчиво спросил Ирод, который тогда еще был просто Кансой, у своих советников, — зачем богам сообщать мне о причине моей погибели? Ясное дело, чтобы я заранее принял меры, и никак иначе!

Советники почесали в затылках и хором восславили мудрость владыки.

Вот тогда-то матхурский правитель и возблагодарил судьбу за предусмотрительность. Не первый год привечал он демонское отребье: битых ракшасов из отрядов покойного Десятиглавца, ускользнувших от перуна Индры асуров, гигантов-данавов, которым было тесно в подводной резервации, просто одиночек-полукровок, каким был и сам Ирод… Эти из кожи вон лезли, выполняя любой приказ и не стесняясь в средствах. Во-первых, по природной склонности, а во-вторых, в случае гибели хозяина им и впрямь не оставалось места на земле.

Здесь же, в местной глуши, беглецов никто не искал и искать не собирался.

…Мужчина осторожно встал, стараясь не разбудить утомленную любовницу, и вышел из-под навеса. Шаг его был беззвучен, босые ступни, казалось, прилипали к земле, и при каждом движении лопатки мужчины выпирали наружу заметно больше, чем у обычного человека. Подойдя к загону, он перегнулся через плетень и ухватил за шкирку ближайшего ягненка. Вытащил наружу. Прижал к себе и долго баюкал, жадно вдыхая запах влажной шерсти и молока.

И еще — страха.

Звезды по-прежнему не отражались в его глазах, там мерцали свои собственные звезды, колючие искры, каким не место на земном небосклоне.

Мужчина улыбнулся. Потом взял ягненка за задние ноги и мощно рванул.

Поднес две кровоточащие половинки к самому лицу и на миг зажмурился, трепеща ноздрями.

Первыми он съел печень с сердцем.

Насыщаться следовало не торопясь. Сегодня он уйдет из опротивевшего становища, а путь до Матхуры тернист. Возможно, одного ягненка даже не хватит.

Да и баранина надоела.

Мужчина задумчиво посмотрел под навес, где в соломе спала обнаженная женщина. Сытая, не знавшая нужды и голода самка. Пальцы его несколько раз согнулись и разогнулись, выпуская наружу кривые когти.

Он размышлял.

В конце концов, именно эта похотливая дуреха проболталась ему об удивительном байстрюке, которого прижила ее хозяйка невесть от кого. О байстрюке с тельцем медно-красного цвета, сплошь покрытом загадочной татуировкой. О байстрюке с серьгами, что росли прямо из мочек ушей. Да и сама хозяйка… все-таки дочь царя Шуры, дальняя родственница матхурского Ирода…

Женщина заслуживала определенной признательности.

Но одного ягненка определенно не хватит, а баранина надоела.

Вдалеке брехали на луну косматые овчарки.

* * *

У шатра безмужней матери мужчина остановился. Даже не у самого шатра, а чуть поодаль, ближе к зарослям олеандра. Хозяйка его бывшей любовницы проводила время в пастушьем становище с единственной целью: скрыть позор. Даже если ее приемный отец и знал о проказах любимицы, он благоразумно решил не привлекать к ним всеобщего внимания. Прислуги и свиты выделил — кот наплакал. Сейчас, например, у входа в шатер дрыхли всего двое вартовых, и больше (мужчина твердо знал это) воинов поблизости не было. А пара разжиревших от бездель валухов — преграда слабая.

Посланец матхурского правителя, не таясь, подошел к шатру.

Громко топая.

При виде его вартовые заморгали, стряхивая с ресниц остатки дремы.

— Ты чего, приятель? — сипло бросил левый, вислоусый дядька, садясь на корточки. — Не спится?! Иди овцу вылюби…

— Хоть бы тряпкой замотался, бесстыжая твоя морда! — Правый, совсем еще молоденький паренек, во все глаза глядел на могучий лингам мужчины, до сих пор торчавший стенобитным тараном.

После шалостей любовницы? после сытной трапезы? — кто знает?

Скажете, одна из причин — явная бессмыслица?!

Скажите, а мы послушаем, но в другом месте и при других обстоятельствах.

— Сейчас замотаюсь, — легко согласился посланец Ирода.

И коротко, без замаха, ударил молоденького ногой в горло. Пальцы ноги, сжатые в корявое подобие кулака, с хрустом вошли парнишке под подбородок, и почти сразу страшный кулак дернулся, раскрываясь весенним бутоном.

С лепестками-когтями.

Обратно бутон вернулся, унося добычу — кровоточащий кадык.

— Хочешь, и тебе курдюк вырву? — с искренним любопытством поинтересовался мужчина у дядьки, мгновенно присев рядом с ним. Одна когтистая лапа легла на древко копья, вторая же шипастым ошейником вцепилась в глотку вартового, гася крик в зародыше. То, что лапа на копье у людей называлась бы рукой, а