Обмен разумов (сборник) - Роберт Шекли

У меня не было времени на симпатичнейшую раздачу точно взвешенных сантиментов. В юном возрасте нас бросают в мир безграничных возможностей, потом возрождают для новых раундов посещений этого мира, где ничего не случается впервые, и всему этому нет конца. Во всяком случае, я так считаю. Нет конца...

Я поглядел на эти сценки моего детства и подумал: а кому они, собственно говоря, принадлежат? Мне представлялось странным и невероятным, что это я качался вон на тех качелях, что это я играл в крокет вон тем грязным и исцарапанным деревянным молотком с оранжевой полосочкой. Все это было мне столь же незнакомо, как фламинго в той – прежней – жизни. Ничего не поделаешь. Вы не только не можете по-настоящему вернуться в свой Дом, вы даже не стремитесь к этому, так как не в состоянии узнать его, если перед вами не разложат газетные вырезки. В мгновение ока сцена изменилась. Я вовсе не хочу сказать, что я мигнул оком, дабы вызвать такой эффект. Сесиль предупреждала меня насчет возможности таких штучек. Оближешь губу – изменишь судьбу, сказала мне она. И вот я снова с ней, на этот раз в очаровательнейшей лондонской пивнушке. Ну, по-настоящему этого еще не произошло, конечно, но обязательно должно было произойти в вечной повторяемости событий.

Я заказал бутылочного мексиканского пива, чтоб поскорее озвереть, Сесиль же взяла один из тех разноцветных напитков, куда входит и creme de menthe[56]. Мы сидели за столиком, наслаждаясь приятной духотой и табачным дымом, прорезанным яркими бликами от меди и полированного красного дерева трактирной стойки. Настроение было отличное. Все окружающее предельно близко походило на то, что было в самый первый раз. Мы создаем новые «впервые», забывая о прежнем «в первый раз».

– Итак, куда же ты отправляешься? – спросила Сесиль.

– На Фокис, – ответил я.

– Опять?

Я еще там никогда не был, но кивнул головой в знак согласия, ибо думать, что может быть что-то новое в этом мире толпящихся образцов и бесконечных, длинных, извивающихся коридоров, где все движется по кругу и повторяется многократно, возникает и разрушается, и снова возникает, было бы огромной ошибкой.

Тем не менее я стоял на своем.

– Еду на Фокис, – повторил я.

– Возьми меня с собой, – попросила она.

Я покачал головой. Ведь именно новизна была тем, к чему я стремился, стремлюсь и буду вечно стремиться. Сесиль очень мила, Глиннис тоже мил, но я еще не готов осесть на каком-нибудь одном месте, положить мои воспоминания о прошлом и будущем в банк и жить-поживать всю жизнь с шорами, шпорами, шмарами и швабрами.

– Ты совершаешь ошибку, – сказала Сесиль, откидывая назад свои блестящие волосы, завитые в тугие кольца.

Я прикончил пиво и заказал еще бутылку. Где-то в подсознании я ощущал, что близится время начала событий. Я чувствовал себя подготовленным и был очень доволен этим обстоятельством. Надо отдать должное Космосу, который, как я подозревал, руководит всем этим бредом.

И вдруг я снова оказался в другом месте, на сверкающей хромированной поверхности, с большими живыми портретами на стене – портретами людей, которых я, по-видимому, никогда не встречал, хотя в этом я совсем не был уверен. Лу опять был со мной. В руках он держал мой рюкзак.

– Ты забыл его, – сказал он. – Администрация сочла нужным вернуть его тебе. Надеюсь, в нем нет ничего запрещенного?

– Я тоже надеюсь, – ответил я, поскольку кто знает, что могло попасть в рюкзак, если он так долго находился в чужих руках.

– А теперь, – заметил Лу, – настало время повидаться с бургомистром или как-его-там-величают в этих местах. Он отрегулирует твое положение. Боюсь, тебе не простят того, что ты вошел сюда через не ту дверь.

– А откуда мне было знать? – спросил я.

Лу пожал плечами:

– Мне ты об этом можешь не говорить, старик. Я хорошо представляю себе невозможность избежать вопиющих заблуждений. Кто может знать это лучше меня? – Тут Лу закатил глаза, будто намекая на осечку некоего приключения в прошлом, которое он считал хорошо мне известным. По правде говоря, я позабыл арендовать второсортные воспоминания Лу, удовлетворившись парочкой по-настоящему сочных первосортных.

– У меня не было никаких указаний насчет правильного выбора пути, – пожаловался я.

– Что извиняет твою ошибку, вполне извиняет, но... только в моих глазах. Местные же власти не признают никаких извинений, во всяком случае тех, которые я им пока преподнес от твоего имени. Они здорово завелись, эти тупые жалкие пидоры. Между прочим, ты залез в тюрягу, забыв заплатить за вход.

– Так я же не знал, что иду туда!

– А ты попробуй убедить в этом копов, – ответил Лу, скручивая себе сигарету. Я подумал, а не курит ли он травку? Употребление наркотиков так быстро то запрещается, то разрешается, что никогда не знаешь, нарушил ты закон или нет. Впрочем, кто-то сказал, что любое твое действие обязательно противоречит какому-либо закону.

Затем мы позавтракали. По моим представлениям, для этого было самое время. Завтрак какой-то восточный: все мелко нарублено, перемешано до неузнаваемости и полито густым соусом. Я съел все дочиста. Лу же еле-еле пощипывал еду, но зато чашку за чашкой пил крепчайший кофе. Видно, что-то его тревожило.

После долгого молчания Лу сказал:

– Есть еще кое-что, о чем я должен тебе сообщить.

Я молчал. Он тоже. Тогда я сказал:

– Ладно, давай выкладывай. Какие еще преступления я совершил?

– Не знаю, как и сказать, старик.

– А ты попробуй.

– По-моему, они приговорили тебя к смерти.

Сначала я мог только таращить на него глаза. Потом выдавил:

– И ты вот так легко говоришь мне об этом?

– Дорогой дружище! – воскликнул Лу. – Мне кажется, что в подобных условиях другого способа сообщать вообще не существует.

Взрывы в траве. Крадущийся шаг хищного зверя, зараженного чумой. Какие бесполезные образы наполняют мозг во время внезапного стресса! Что должны вы ответить, когда вам сообщают: «Ты приговорен к смерти»?! Что я могу еще добавить, после того как выражу сожаление по этому поводу? Подумайте о себе, я-то всегда знал, что такое время рано или поздно все равно наступит. Похоже, что ночь старинной непрерывности все-таки выгорает.

Тогда вы говорите вот что:

– В каком виде придет та штуковина, которую ты называешь смертью?

– Ты можешь и не узнать ее, когда она наступит, – сказал Лу.

– Тогда зачем ты мне о ней говорил?

– Кто предупрежден, тот вооружен, старик. Так во всяком случае считается.

Но разве я вооружен? Конечно, у меня было судебное постановление, абсолютно запрещающее Смерти подходить ко мне ближе чем на тридцать футов без предварительного получения моего согласия на это в письменной форме. Но я опасался, что она может этому и не подчиниться. А что ей сделают, если она все же переступит границу и придет обслужить меня в этой стране вечной юности? Они могут сколько угодно вопить и угрожать ей, а Смерть будет простенько и со вкусом делать то, что пожелает. Впрочем, разумеется, всегда есть возможность заключить с ней сделку.