Ангел-наблюдатель (СИ) - Ирина Буря

твои вопросы, пытался хоть как-то объяснить тебе, что происходит — мысленно, втайне от всех, даже от меня? За то, что, когда вы крик на весь свет подняли, вообразив себе Бог знает что по десятку подслушанных слов, он все бросил, чтобы погасить этот взрыв? Даже ценой своего невозвращения к нам?

— Я уже сказал, — произнес Игорь сквозь зубы, — что глубоко сожалею о неумышленном раскрытии великой государственной тайны. Табличек, извините, не повесили «Посторонним вход воспрещен».

— Посторонним? — вскипел я, когда Татьяна мучительно сморщилась. — А ты можешь себе представить, что было бы, если бы ты раньше об этом узнал, если у тебя сейчас ума не хватает все спокойно выяснить и трезво взвесить?

— Не могу! — отрезал он. — Отталкиваться не от чего. Не случилось с откровенностью встречаться, все больше вранье попадалось. Но еще раз торжественно обещаю больше не быть источником ваших неприятностей.

— В жизни можно быть источником разных неприятностей, — устало бросила Татьяна. — До сих пор ты для нас никогда таким не был. Гордости — да, радости тоже, даже волнений, но не обиды и равнодушия. Моя жизнь вообще по-настоящему началась, когда в ней твой отец появился, а потом и ты — я впервые почувствовала, что где-то кому-то нужна.

— Мне трудно разделить твои чувства, — снова похолодел его голос. — Если я не ошибаюсь, вопрос о моей нужности все еще решается.

— Где? — прищурилась Татьяна. — Там, где тебя никто не знает? Тебя больше волнует их отношение, чем наше? Здесь ты нужен всем — и нам, и Дарине, и ее родителям. Так же, как и она нам всем нужна. Мы все здесь друг другу нужны! Особенно в такое время.

— Вот это точно, — кивнул он, чуть искривив губы в пренебрежительной усмешке. — Сейчас почему-то все друг другу нужны стали. Раньше, правда, один Дарин вид вам неприятен был, и каждое слово Марины с Максом вам поперек горла становилось, даже с Тошей вы не прочь были пнуть друга при любой возможности. Хотя я, конечно, понимаю, — перевел он взгляд на меня. — Если вы всю свою бесконечную жизнь живете, как все небесные тела — каждый на своей орбите, с которой сходите лишь во время вселенской катастрофы — то вам и на земле трудно от этих привычек отучиться.

— Небесные тела, говоришь? — усмехнулся я против воли. — Ну, тебе, конечно, виднее. Я в том космосе редко бываю, так что спорить с тобой не стану. А вот на земле, на которой я в полной памяти примерно столько же, сколько и ты, нахожусь, я одно очень твердо понял — нужно уметь отличать слова от дел. Благодаря твоей матери понял — это она меня с очень разными людьми познакомила, и наши не менее разные ангелы вокруг нее и ее друзей собрались. Притянулись к ним, если следовать твоему сравнению.

Игорь опустил глаза, и у меня затеплилась надежда.

— С некоторыми из них, — продолжил я настойчивее, — я с первого дня душа в душу ужился. С другими всю свою жизнь здесь ругался, ругаюсь и буду ругаться. Но отлично знаю — и отнюдь не умозрительно, в отличие от тебя — что каждого из них из любой пропасти вытащу, если они туда свалятся. Так же, как и они меня. Без дифирамбов и расшаркиваний. А потом опять можно ругаться. И тебе желаю, чтобы тебе очень крупно в жизни повезло — чтобы рядом с тобой в ней были те, кто не хвалить тебя будет, а абсолютно все в ней с тобой делить. А до тех пор попридержи-ка ты язык о том, чего на себе еще не испытал. Я ясно сказал?

— Вполне, — поднял он на меня все также непроницаемый взгляд, и надежда моя угасла.

Нетрудно догадаться, что делиться такими новостями я ни с кем не рвался. Да мы, собственно, практически ни с кем и не виделись. Игорь с Дариной после нашего возвращения на землю категорически отказались от того, чтобы я за ними даже после школы заезжал — и на дополнительные занятия, и домой потом сами добирались. Тоша с Галей сдвинули рабочий график, чтобы уходить раньше и успевать забирать с занятий Аленку — та по стопам старших пошла и одними обязательными уроками не ограничивалась. Она, правда, все больше то одним, то другим рукоделием прямо в школе занималась. Поэтому я даже по вечерам хоть мельком перестал их встречать.

Не скажу, что меня не беспокоило это дальнейшее отстранение Игоря от нас. Не говоря уже о его еще большем сближении с Дариной. Пользуясь его терминологией, раньше сила нашего с Татьяной притяжения хоть как-то уравновешивала Даринино и удерживала его на каком-никаком расстоянии от нее. Во избежание того самого космического катаклизма. Не прибавляли мне оптимизма и слова Татьяны о том, что по рассказам Гали Дарина дома тоже в оппозицию ко всем стала. Не такую, правда, резкую и откровенную, как Игорь — притворства в ней всегда на троих хватало — но при отсутствии всех сдерживающих факторов эти два метеорита грозили стать совсем неуправляемыми. И разнести друг друга к чертовой матери.

У Тоши мне тоже толком ничего не удалось узнать. Когда мы у Светы на дне рождения, наконец, все собрались. Только я отвел его в сторону, чтобы выяснить, с какой это стати Дарина опять в Игоря мертвой хваткой вцепилась, как к нам тут же подкатился Максим. С тем же вопросом, как оказалось. Тоша вдруг как с цепи сорвался, зашипев, что никто бы ни в кого не вцеплялся, если бы у некоторых мозгов хватило не болтать, о чем попало и где попало. Максим вызверился в ответ, что одно дело — услышать что-то, и совсем другое — далеко идущие выводы из услышанного делать. Чем как раз Игорь и занимается, и Дарину против всех настраивает. Тут уж и я не сдержался, напомнив им, кто именно подал детям пример тайного сговора за спиной других.

Говорили мы недолго, но вдохновенно. Конец их бесплодным пререканиям положил опять-таки я — как только заметил, что за нашей оживленной беседой Игорь наблюдает. Пристально и с крайне неприятной усмешкой. А Даринины безмозглые покровители усмотрели в этом окончательное доказательство того, что именно он их противостоянием с нами дирижирует.

Больше я с ними не разговаривал. Ни с кем. Даже с Игорем. Татьяна мне все уши прожужжала, что сейчас главное — не спровоцировать Игоря с Дариной, чтобы они из чувства противоречия во все тяжкие не кинулись. Что им просто нужно время, чтобы свыкнуться со своим