Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

Снова пошел дождь, на ветру капли падали под острым углом, бело-ледяные потоки дождя драли кусты и траву и, словно острыми иглами, кололи Марку лицо, но это вернуло ему зрение, и он увидел белые потоки воды. Марк осторожно поднес руки ко рту и крикнул совой, приманивая охотника.

— Где ты? — послышался негромкий голос. — Рене, где ты?

Марк посмотрел туда, откуда шел голос. Под мокрыми деревьями показалась фигура человека, наполовину скрытого потоками дождя.

— Я слышал, ты стрелял. Достал его?

Он приближался к Марку, высокий, худой, с очень смуглым загорелым лицом, с глубокими морщинами вокруг глаз, с короткой седой щетиной на подбородке.

В одной руке он нес за ремень винтовку «Ли-Метфорд», на плечах была старая военная плащ-палатка, мокрая и блестящая от воды; этот человек уже миновал лучшую пору жизни, у него были глаза тупицы и грубое, почти зверское лицо русского крестьянина. Такой убьет с той же легкостью, с какой перережет горло свинье.

Он увидел Марка у ствола сухого дерева, но из-за дождя и при слабом освещении различил только очертания человеческой фигуры. Крик совы ввел его в заблуждение.

— Рене? — снова спросил он и остановился, впервые что-то заподозрив; пустыми глазами он безучастно всматривался в дождь. Потом выругался и начал поднимать ружье, одновременно мозолистым пальцем взводя курок. — Это он!

Он узнал Марка, и на его лице появилось отчаяние.

— Не нужно! — предупредил Марк, но ствол ружья быстро поднимался. Марк услышал щелчок затвора и понял, что в следующее мгновение человек выстрелит.

Тогда он сам выстрелил из П-14, держа винтовку низко у бедра; человек был совсем близко, и сам выстрел прогремел поразительно громко.

Человека приподняло и отбросило назад. Ружье вырвалось из его рук и, вращаясь, полетело по воздуху. Человек ударился о землю плечами, его ноги дергались, а веки трепетали, как крылья пойманной бабочки.

Кровь мгновенно промочила рубашку на груди; дождь разбавил ее, превратив в розовый ручеек.

Спина человека выгнулась, он в последний раз дернулся и затих. Казалось, он съежился, выглядел теперь старым и слабым, нижняя челюсть отвисла, обнажив розовые гуттаперчевые десны и коричневые от табака вставные зубы. Дождь бил по открытым невидящим глазам, и Марк почувствовал знакомое отчаяние. Знакомое холодное чувство вины из-за того, что он принес смерть другому человеку. Он попробовал объяснить, оправдаться. Этот порыв во многом был вызван лихорадкой и летел на крыльях начинающегося бреда; Марк был уже так плох, что не отличал явь от вымысла.

— Не надо было, — сказал он, — не надо было стрелять. Я предупреждал.

Он вышел из-за ствола сухого дерева, забыв о другом человеке — как предостерегало его чутье, о более опасном из двух.

Марк стоял над убитым им человеком, пошатываясь и прижимая винтовку к груди.

Первыми тремя выстрелами Хобди промахнулся, но дальность составляла не меньше двухсот ярдов, стрелять приходилось снизу вверх, мешали кусты и деревья; в такую погоду стрелять по бегущей, петляющей цели — человеческой фигуре — труднее, чем по куду в густых зарослях. Второй и третий выстрелы он сделал с отчаяния, надеясь, что ему повезет и добыча не успеет добраться до гребня хребта и исчезнуть.

Теперь он мог двигаться только осторожно, потому что видел на спине парня ружье. Тот мог теперь залечь на вершине, дожидаясь случая выстрелить наверняка. Хобди поднимался на хребет, пользуясь любыми возможными укрытиями, в конце концов даже полосами дождя, и в любой миг ожидал мстительного ответного выстрела, потому что сам открыто продемонстрировал свои намерения. Он знал, что парень опытный солдат. Он опасен, и Хобди двигался очень осторожно.

Добравшись до вершины, он испытал огромное облегчение и залег в мокрой траве, выставив перед собой перезаряженный маузер и глазами отыскивая добычу.

Он услышал крик совы слева и раздраженно нахмурился.

— Сволочь безмозглая! — проворчал он. — Обмочился от страха.

Его напарник нуждался в постоянных подтверждениях, старые нервы не годились для такой работы, и он кричал совой по делу и без дела. Проклятый дурак!

Он слышал выстрелы и знает, что охота вступила в решающую стадию, но вот опять кричит, как ребенок, звуками отгоняющий страх в темноте.

Хобди выбросил напарника из головы и стал сосредоточенно разглядывать залитый дождем склон. И замер от удивления: на крик совы ответили, слева от него, сразу под вершиной.

Хобди вскочил. Низко пригнувшись, он быстро пошел по верху хребта.

Он увидел движение в серых, залитых дождем кустах и тут же принял позу для стрельбы, быстро направил оружие на неясную цель, смаргивая дождевую воду с глаз, ожидая возможности точно выстрелить. Но тут же разочарованно хмыкнул, узнав напарника: сутулясь под блестящей плащ-палаткой, тот тяжело, как беременная женщина, шел в полутьме под нависающими ветвями.

Вот он остановился, поднес руки ко рту и снова крикнул совой. Бородатый охотник выругался.

— Подсадная утка! — прошептал он вслух. — Глупый старый пес!

Он не испытывал малейших угрызений совести из-за того, что напарник отвлечет огонь на себя, и продолжал внимательно наблюдать за ним, держась ниже линии горизонта; его голову и плечи скрывали кусты, за которыми он лежал.

Старик в плаще снова крикнул и остановился, наклонив голову и прислушиваясь. Послышался ответ, и он заторопился сквозь ветер и дождь в ту сторону, навстречу своей судьбе. Хобди улыбнулся, продолжая наблюдать. Награду лучше ни с кем не делить, подумал он и пальцем стер капли с прицела маузера.

Неожиданно старик остановился и начал поднимать ружье, но прогремел выстрел, и он вдруг упал в траву. Хобди негромко выругался: он пропустил этот момент, не смог определить, откуда стреляли. Он ждал, держа палец на спусковом крючке, напрягая глаза, все менее уверенный в себе, чувствуя страх перед добычей и уважение к ней. Это было чистое убийство: парень подманил старика, как голодный леопард, идущий на голос южноафриканской антилопы.

Внезапно все сомнения бородатого охотника рассеялись, и он даже не сразу поверил в свою удачу. Пока он собирался с силами перед долгой и опасной дуэлью, добыча вышла из укрытия, которым служил ствол дерева на берегу; отчаянно безрассудный детский поступок, по сути самоубийство… и Хобди заподозрил ловушку.

Молодой человек постоял над телом убитого им старика. Даже на таком расстоянии казалось, что он шатается, его лицо в тусклом сером свете было бледно, но защитный цвет рубашки отчетливо выделялся на фоне отраженного в поверхности реки света.

Тут не требовалось особого мастерства: расстояние до цели составляло не больше ста пятидесяти ярдов; Хобди мгновенно прицелился прямо в грудь парня и с преувеличенной осторожностью нажал на спусковой крючок, зная, что попадет в сердце. Отдача ударила его в плечо, грохот выстрела оглушил; Хобди увидел, как парня отбросило, и услышал глухой удар пули обо что-то твердое.

Марк не услышал выстрел, потому что пуля настигла его раньше, чем дошла звуковая волна. Он ощутил сильный удар в верхнюю часть тела, и его с такой силой швырнуло назад, что воздух вырвался из легких.

Земля за ним раскрылась, и он стал падать; казалось, его втягивает в водоворот тьмы, и на мгновение он решил, что уже мертв.

Ледяное течение подхватило его и унесло с края тьмы. Он погрузился с головой, но у него хватило сил оттолкнуться от илистого дна. Когда голова вынырнула, он вдохнул обожженными легкими воздух и понял, что по-прежнему держит обеими руками П-14.

Деревянное ложе винтовки было у Марка прямо перед глазами, и он увидел, где пуля из маузера разорвала его, а потом ударилась о металл ствола.

Пуля расплющилась в бесформенный комок, как глина при ударе о кирпичную стену. Винтовка остановила ее, но сила удара самой винтовки в грудь вышибла воздух из легких и сбросила Марка в реку.