Факап - Михаил Харитонов

С Эсторской Империей пришлось повозиться. Добивали её в два приёма. Первый раз войска Ордена почти дошли до эсторской столицы, но благодаря хорошо продуманным и необычайно дерзким операциям эсторской верблюжьей кавалерии оказались отрезаны от снабжения, потом — вытеснены в пустыню и там разбиты по всем правилам местной военной науки. Руководство Ордена ошибки учло и выводы сделало. Через два года была собрана новая армия, которая Эстор всё-таки взяла. Руководил операцией престарелый маршал Риц, начальник Генерального Штаба. Он умер, смотря в подзорную трубу на пылающие пригороды Эстора. Книга Прежнего Солнца добавляет — "от радости". Но Левин решил, что это всё-таки был инсульт.

Интересно, что одной из причин поражения Империи стало восстание на юге. Лидером которого был неизвестный человек, скрывавщий лицо под покрывалом, но обладавший хорошо подвешенным языком. Говорил он, правда, с акцентом, зато очень задушевно — люди за ним шли. Эсторцам пришлось отправить на подавление мятежа элитные части. Человека под покрывалом несколько раз ловили — и каждый раз выяснялось, что это не он. Чем всё это закончилось — неизвестно. Но не исключено, что тот человек выжил. И прожил остаток жизни в тихом, неприметном месте.

Что касается Запроливья. Неожиданной проблемой для новой арканарской государственности стали меднокожие варвары. Судя по некоторым намёкам в Книге, они оказались в массе своей имунны к модификатору. Да и вообще их было слишком много. Но тут арканарцам опять повезло: северные меднокожие варвары затеяли войну с восточными. Война длилась лет десять, была полна жестокостей и ужасов и закончилась почти полным взаимным истреблением. Оставшиеся в живых, видимо, использовались при строительстве тоннеля под Хребтом. Где они, похоже, и перемёрли.

Интересная деталька относительно войны. В Книге сказано, что восточных варваров возглавлял белый человек с именем, которое переводилось с языка варваров как Холодная Кровь.

Возможно, такое прозвище ему дали из-за выдающейся невозмутимости. А может быть, он был гипотоником и постоянно мёрз. И, наверное, любил в баньке попариться.

День 213

Тоже красивое число. Как пьедестал почёта. В середине — первое место, слева ступенька для второго, справа — для третьего. Хотя вообще-то это если смотреть со стороны. А если стоять самому, то второе справа, а третье слева.

Мне, кстати, на таком пьедестале стоять приходилось. Мне не понравилось.

Дело было на первом курсе в лётном. Были соревнования по атмосферным полётам, и я набрал сто тридцать баллов за идеальную "змейку". Сам не знаю, как у меня получилось. Но вышел на второе место.

Я немножечко от счастья одурел. Смотрю на время — до конца соревнований минут сорок осталось. Рву к нашим корпусам и переодеваюсь в парадку. Тут же рву обратно, выхожу весь такой в парадке, и тут наш тренер на меня орёт: это что такое вообще? И всякими разными словами объясняет, что на пьедестале стоят в лётных комбезах, и чтобы я мухой мчался к техникам — чтобы они что-нибудь подобрали. Ну, я на моторе несусь к техникам, там меня тоже называют всякими словами, но комбез мне подбирают.

И только я упаковываюсь в него, как чувствую, что очень хочу в туалет. Пока туда-сюда бегал — не ощущал, как отрубилась. А теперь — ой, мочи нет. То есть как раз есть, извините за скатологический юмор. Но мне-то не до юмора! Мне надо срочно, а я в комбезе запакованный. И времени нет. Так что — или на пьедестал, или в сортир.

Ну я пошёл на пьедестал. Стою. Гимн Земли, потом гимн училища. Потом награждаются разные товарищи. Стою. До нас дошло. Получаю, значит, медаль, делаю вид, что мне хорошо. А меня изнутри без ножа режет. Как достоял — не помню. Потом полчаса пописать не мог. Свело.

Мне потом наш лётный психолог сказал — это нервное, психосоматика. Предложил скорректировать воспоминание. Я подумал и не согласился. Хотя психолог стращал, что будут проблемы с лидерством. А я всё равно не согласился — и не жалею.

Потому что со временем я поумнел. И понял, что не надо быть первым в списке награждённых. А надо быть тем, кто список награждённых подписывает.

С тех пор я шёл только в ту сторону. И, кажется, дошёл. Дядя Яша вот-вот войдёт в число тех, кто подписывает. Вот только это не я. Я сижу здесь. Пока ему там выправляют спецпропуск в Большой Мальтийский Дворец. А Лена, небось, примеряет туфельки. Платье-то у неё от Лины Котовой, а вот с туфлями всё время какие-то проблемы. Никак подходящего мастера не найдёт. Даже к Марку Немнихеру обращалась, который самого Горби одевает — обувает. Нет, не срослось. Интересно, к кому она теперь обратилась?

Я вот, кстати, всего этого не понимаю. По мне, одежда — она и есть одежда. И разницы между пиджаком от Немнихера и обычным, рассчитанным по стандарту, не вижу в принципе. А вот женщины некоторые разницу видят. Или им кажется, что видят. Пёс его разберёт. Лена говорит просто: не могу правильно носить вещь, если не знаю лично мастера, который её спроектировал. Не понимаю, дескать, как её носить. Ну, я в такие тонкости не лезу. Мужчины — существа грубые. Нечуткие. Куда уж нам.

Пообедал, перечитал предыдущее. Нехорошо я как-то написал. Видно, что нервничаю, не могу сосредоточиться и так далее. Как бы нехорошо. Хотя почему "как бы"? Просто нехорошо. Мне, по идее, должно всё это быть далеко по барабану, как выражается Славин в таких случаях. Ан нет. Дёргает. И сильно дёргает.

Лучше займусь-ка арканарской историей. Если у меня и остался какой-нибудь долг перед человечеством, то, пожалуй, вот этот.

Если с завоеванием Арканара у Званцева всё шло нормально, то построение нового общества из новых людей оказалось задачей менее тривиальной.

Первые же попытки массовой модификации выявили две проблемы. Званцев их решил, одну — на уровне биологии, вторую — организационно. Но это потребовало времени и усилий.

Первая состояла в том, что модификатор действовал на разных людей по-разному. Не принципиально по-разному, а, так сказать, по силе. То есть кто-то становился настоящим железным человеком, ведомым долгом и совестью. А кто-то оставался почти нормальным человеком, который от требований долга и совести мог и уклониться. Что оказывалось весьма выгодным поведением с точки зрения выживаемости. Академик Окада об этом, к сожалению, не подумал.

Тогда Званцев встроил в свой вирус дополнительную степень защиты. А именно — систему самоуничтожения.

То есть. Вирус простраивал в мозгу особую программу. Если от системы самооценки — именно от неё! — долго не поступало позитивных сигналов, человек начинал разрушаться. Сначала психологически: люди впадали в угнетённое состояние, выйти из которого было возможно только через деятельное служение высоким идеалом. А потом и физически. Ломаясь на клеточном уровне.