Царьград (сборник) - Александр Харников

Майор Семмс, распрощавшись с нами, покинул корабль и отправился по своим делам, а мы вместе с адмиралом пошли в здание таможни.

Как я и ожидал, там работали одни «саквояжники» – грубые, хамоватые, наглые. Впрочем, узнав, что адмирал – посланник самого президента, и увидев бумагу от Блэра, они несколько умерили гонор, но лишь совсем немного.

Один из них отозвал меня в сторонку и сказал:

– По закону, мы можем откупорить любую вашу бочку и проверить, соответствует ли ваш груз заявленному в документах. Так что, если мы не договоримся, то мы можем просто испортить весь ваш груз. Или мы все-таки договоримся?

– Ну что ж, учтите, что мистер Семмс – сам адвокат, – сказал я в ответ, – да к тому же еще и посланник самого президента Хейса. Не советую вам играть в эти игры.

Таможенник-янки подумал, потом сказал:

– Хорошо, мистер Фуллем, давайте сделаем так. Если вы согласитесь отдать ваш херес на комиссию одному из наших знакомых коммерсантов, тогда мы не будем вам чинить никаких препятствий и примем вашу оценку стоимости груза.

– А кто ваши коммерсанты? – спросил я. – Есть ли среди них южане?

– Есть, – ответил таможенник. – Вот, например, Роберт Ньюман Гордин.

Про этого типа я уже слышал – жук, как и все эти перекупщики, но хоть наш, южный жук. Причем один из тех, кто когда-то подписал документ о выходе Южной Каролины из состава САСШ.

– Хорошо, – кивнул я, – ему и отдадим.

– Ну, тогда ладно, – пожал мне руку таможенник. – Когда договоритесь с ним, снова приходите сюда за таможенным сертификатом.

Контора Гордина находилась в двух шагах от таможенного терминала. Какой-то мелкий клерк, не отрывая глаз от толстого гроссбуха, спросил надменным тоном о том, что нам угодно.

Не дождавшись ответа, он поднял глаза и увидел адмирала Семмса. Лицо его переменилось, он склонился в низком поклоне.

– Адмирал Семмс, – запричитал он, – какая честь! Я сейчас же, немедленно позову мистера Гордина.

Сам Гордин был уже немолод, но, увидев Семмса, он склонился перед ним и сказал:

– Адмирал, добро пожаловать в мою скромную контору! Пройдемте ко мне в кабинет. И вы…

– Капитан Фуллэм, – ответил я.

– Капитан, и вы тоже проходите, – кивнул Гордин, – то, что вы работаете с мистером Семмсом – лучшая для меня рекомендация.

В кабинете Гордина я сразу заметил развешанные по стенам гравюру «Алабамы» и портрет Семмса в адмиральском мундире. Рядом висели портреты президента Дэвиса, генералов Форреста, Джексона и других героев Войны между Штатами.

Когда я объяснил Гордину, зачем мы пришли, он подумал и сказал:

– Джентльмены, в качестве комиссии я возьму с вас лишь то, что мне придется отдать таможенникам. Как вы, наверное, уже поняли – таковы мои договоренности с ними. Кроме того, я вычту услуги местного эксперта по винам и стоимость самого аукциона. Сам я себе не возьму ни пенни – для меня достаточно того, что я смогу помочь нашему герою.

– Мистер Гордин, – сказал я, – нам бы еще забункероваться углем и закупить пшеницы…

– Я обо всем договорюсь, – кивнул Гордин, – полагаю, что начать грузиться можно будет уже завтра. И еще. Если хотите купить хлопок или индиго – а оно в цене практически везде, – его лучше покупать на плантации Вандерхорста на острове Кайава. Деньги за пшеницу и уголь, по себестоимости, я вычту из денег, которые я выручу за вино, а остаток я переведу вам в любой банк по вашему выбору.

Он вздохнул:

– Эх, если б еще была жива Конфедерация…

– Мистер Гордин, – сказал адмирал Семмс, – а что бы вы сказали, если бы она возродилась?

– Адмирал! – воскликнул Гордин. – Я бы отдал все на свете, чтоб это произошло. Будь я помоложе, и я бы пошел на войну. Сам я до сих пор не женат, и детей у меня нет, но вот мои внучатые племянники, думаю, пойдут одними из первых – они истинные патриоты Юга.

Адмирал подумал и сказал:

– Я помню Генри Янга – он вроде один из них. Передавайте ему привет и спросите у него и у других его приятелей – как бы они отнеслись к небольшой морской прогулке?

– А куда? – быстро спросил Гордин.

– Сначала на Кубу, – ответил адмирал. – Извините, но большего пока я вам сказать не могу.

– Адмирал, – сказал Гордин, приложив руку к сердцу, – если это то, о чем я думаю, то я готов вам добыть все, что угодно, и оплатить это из моего кармана. Достаточно, если вы пришлете ко мне человека, который скажет, что он от адмирала Семмса. Пусть это будет нашим паролем.

– Мистер Гордин, – ответил адмирал, – вы настоящий патриот. Спасибо вам.

– И еще, – сказал Гордин, – я был бы польщен, если бы вы почтили мой скромный дом вашим присутствием – у нас много места. И вы, капитан, тоже. А сегодня вечером я устрою торжественный обед в вашу честь.

– Мистер Гордин, – ответил адмирал Семмс, – я вам очень благодарен. Конечно, я приду на обед. Но, увы, я не смогу насладиться вашим гостеприимством – меня уже ожидают мои старые друзья. А вот капитан…

Я сказал, что весьма благодарен за предложение и буду счастлив им воспользоваться.

Гордин написал пару строк на листке бумаги, который мы и отнесли в таможню, получив там взамен таможенный сертификат. У выхода из таможни нас уже ждал тот самый клерк из конторы, который теперь был само почтение.

Обед, кстати, тоже был весьма хорош, да и разместили меня в доме у Гордина воистину по-королевски.

5 октября (23 сентября) 1877 года. Утро. Константинополь

Илья Николаевич Ульянов

Густо дымя одинокой трубой, парусно-паровой пакетбот из Одессы подходил к пристани. Слава богу, почтово-пассажирское сообщение между Константинополем и Южной Пальмирой было регулярным, пакетботы тут ходили по расписанию, как дачные поезда. Подданные Российской империи в Константинополе искали и находили себе работу, завязывали деловые контакты или же посещали ранее труднодоступные из-за турецкой оккупации святые места.

Первоначально притихший под новой властью город сейчас кипел, как чайник на огне, одновременно разговаривая на жуткой смеси турецкого, греческого, арабского, русского и болгарского языков. Крики муэдзинов по утрам мешались со звоном церковных колоколов, и все это перекрывал ухающий грохот с военной верфи «Терсане-и-Амир», которую пришельцы по-своему окрестили «Красным Октябрем». Илья Николаевич так и не сумел понять – почему октябрь именно красный, а не какого другого цвета? Но у хозяев Югороссии было множество чудачеств, из которых это было самым безобидным.

Чего только стоило их пристрастие к высоким стройным длинноногим девицам, при ходьбе так соблазнительно показывающим ножку до самой середины бедра. Встретишь вот такую особу случайно в коридорах дворца Долмабахче, и сразу же во рту пересыхает, а сердце начинает стучать часто-часто. Илье Николаевичу по должности тоже полагалась подобная красавица, но он осторожно, но решительно отказался от этой чести, попросив лучше назначить ему в секретари способного юношу, усердного и трудолюбивого. Такового ему, разумеется, нашли, но сейчас уже было не это суть важно.

Сегодня в Константинополь из Одессы на пакетботе должна была прибыть выехавшая неделю назад из Симбирска семья Ильи Николаевича. Супруга Мария Александровна, и дети: пятнадцатилетняя Анна, одиннадцатилетний Александр, семилетний Владимир, шестилетняя Ольга и трехлетний Дмитрий. Еще один будущий член семьи ехал без билета, ибо Мария Александровна пустилась в путь, как выражались в те времена, «уже не праздная».

Квартиру Илье Николаевичу предоставили служебную. Точнее, это был дом на склоне холма, окруженный обширным садом. Из его окон открывался великолепный вид на Босфор и лежащий за ним азиатский берег. Уже была нанята прислуга – большая русскоговорящая греческая семья Папулисов, глава которой Георгиос был конюхом и садовником, его супруга, которую, как и супругу Ильи Николаевича, звали Марией, экономкой. Старшие дочери семьи Папулисов должны были помогать по дому Марии Александровне, а сыновья работать с отцом в саду и ловить рыбу для своего и хозяйского стола.

Стол у Ильи Николаевича ломился от поздних фруктов, и на нем всегда была только что выловленной в проливе рыбы. Правда, знаменитая хурма была жесткой, как камень, и имела противный вяжущий вкус. Экономка, статная чернобровая женщина, объяснила, что по-настоящему хурма созревает только после первых холодов, лучше всего, когда выпадет снег. Так что не стоит спешить, каждому овощу еще настанет свое время. А пока господин Ульянов может услаждать свой вкус сочными яблоками и сладкими, нежными, как кожа шестнадцатилетней девушки, грушами.

Глава же семьи рассказывал Илье Николаевичу о том дне, когда под ударом югоросских военных, как вихрь ворвавшихся в Дарданеллы, рухнула Оттоманская империя, и на землю древней Византии пришло долгожданное освобождение от турок. Рассказал он и о том, как в спешке бежали хозяева вилл, как бесчинствовали мародеры, и как югоросские солдаты расстреливали грабителей прямо на месте преступления.