Труды - Антоний Блум

Вы наверно помните рассказ о блудном сыне (Лк 15:11-32). Если коротко передать, сын как бы говорит отцу: сговоримся, что для меня ты уже умер, и я уйду со всем твоим достоянием и начну жить. Он сбрасывает с плеч свою деревенскую одежду и уходит. Пока у него есть деньги, он окружен людьми. Потом богатство исчезает, и он вдруг обнаруживает, что вокруг него не осталось никого. И он ради пропитания нанимается пасти свиней. На языке еврейского народа это значило послать человека делать не только самую грязную работу, но работу, которая его оскверняет, работу, после которой он уже не член общества, сообщник животных, которые считаются нечистыми и которые и его делают нечистыми. Он голодает, и это заставляет его опомниться, вспомнить, что у его отца работники получают еду и заботу. И он все оставляет, идет домой и по дороге готовит свою исповедь: Отче, я согрешил против неба и перед тобой, я больше недостоин называться твоим сыном, прими меня как одного из твоих наемников.

В Евангелии говорится, что отец его видит издали. Сколько раз отец выходил на дорогу, на ту дорогу, по которой ушел его блудный сын, в надежде, что рано или поздно увидит его! И вдруг после стольких лет или месяцев он видит, как возвращается сын, в лохмотьях, голодный, нищий. И, как сказано в Евангелии, отец спешит к нему, бросается к нему, берет его в свои объятия. И сын начинает свою исповедь: Отче, я согрешил против неба и перед тобой, я недостоин называться твоим сыном… – и тут отец его прерывает. Он его прерывает, потому что этот его сын может быть недостойным сыном, но достойным чужаком, достойным наемником он быть не может, сыновства его ничто не может отнять. Осквернить – да, унизить – да, но не отнять. И он его влечет домой и обращается к слугам и говорит: принесите первую одежду. Многие толкования, даже святых отцов, говорят, что на радостях ему выносят самые богатые одежды, какие только были в доме. А мне почему-то кажется (пусть Отцы меня простят!), что не в этом дело. Нарядить его снова в нарядные одежды, какие он надел, когда ушел из дому, – не дело. Ему выносят, вероятно, ту одежду, которую он презрительно сбросил со своих плеч, когда уходил из дому жить богатой жизнью. Лохмотья с него снимаются, он облекается в «первую», то есть изначальную свою одежду. Он оглядывается и видит, что ушли все годы его грешной, оскверняющей отделенности от отца и отчего дома, он снова одет как сын, он вернулся домой. Прошлого больше нет, есть только вечное настоящее любви отчей и ответной ликующей, хоть покаянной его сыновней любви.

Это образ того, что случается, когда веточка, о которой я говорил, соединяется с животворным древом. Так и мы соединены. В нас нет своей жизни, мы вымираем, если не укореняемся, не соединяемся с Богом. Мы умираем, если, подобно блудному сыну, уходим и живем распутно, и вдруг обнаруживаем, что ничего у нас нет, ничего и никого. Но мы можем вернуться к Отцу, который для нас остался Отцом, как вначале, так и навсегда.

И когда мы говорим о браке в Церкви, мы говорим о том, что Христос соединяется со всей Своей тварью именно так, неразлучно, и Его святость переливается в нас, если только мы не отрекаемся от нее и от Него. Да, мы грешим, но мы можем каяться, путь открыт, как для блудного сына. Мы можем вернуться с криком покаяния и снова делаемся детьми, братьями и сестрами Христа, сынами и дочерьми Его – и поэтому и нашего – Небесного Отца. И об этом нам надо думать каждый раз, когда мы говорим Молитву Господню и произносим: Отче наш… Это не общие слова. Он не потому Отец, что Он нас сотворил и тем самым – источник нашего существования. Он наш Отец, потому что мы – братья и сестры Христа, потому что Он нас принимает как Своих братьев и сестер, несмотря на нашу греховность, приобщая нас Своей чистоте и святости, если только мы от них не отрекаемся. Мы можем каяться, мы можем вернуться, мы можем стать вновь Его братьями и сестрами и детьми Отчими. И мне кажется, что это так для нас важно помнить!

И когда мы говорим о христианском браке, мы говорим о браке, который совершается, увы, в падшем мире. Полноты того, что было в раю между Адамом и Евой, в нем нет, но если мы действительно ищем этого единства, устремлены к нему, сила благодати Божией может нам помочь вырасти в полную меру. Но для этого нам надо превосходить всю греховность, которая в нас есть. Христос Свою жизнь отдал для Церкви, муж свою жизнь должен отдать для жены. Церковь приняла Христа, отдала себя Ему с готовностью стать чужой всему миру – вспомните раннюю Церковь мучеников, исповедников, – и через это совершилось чудо брака Церкви и Христа, единство.

Задумайтесь над этим, потому что каждый раз, когда совершается христианский брак, поднимается весь этот вопрос. Вся проблема не превзойдена просто потому, что мы члены Церкви. Мы должны ее понять, мы должны стать лицом к лицу к ней и превзойти то, что нас отделяет друг от друга, от Христа, от Святого Духа, от Бога нашего и Отца.

В течение последних бесед я старался вам показать, каким изумительным образом, несмотря на то что человек оказался Богу неверен, Бог остался ему верен до конца и те дары, которые Он человеку подарил с самого начала – образ и подобие Свои, благодать Святого Духа, дыхание жизни, которое Он вдохнул в него при сотворении, – не были у человека отняты. И вместе с тем вся тварь, которая была создана творческим и живоносным словом Сына Божия, хотя оказалась порабощенной греху, изуродованной человеческим отпадением от Бога, осталась сама по себе непорочной. Таким образом, мы находимся в мире, который сами перестали понимать и видеть. Мы перестали видеть, что все сотворенное осталось непорочным по себе и что если что-либо порочное проявляется в нем, то проявляется оно из-за человеческой неправды. Мы должны научиться глядеть на всю тварь как на диво, как на чудо Божиего творения, видеть во всей твари ее связанность с Богом, потому что Бог, когда сотворил мир, Своим словом его вызвал к бытию, Своей любовью окутал и призвал к тому, чтобы рано или поздно все стало местом Его Божественного вселения, как говорит апостол Павел, чтобы Бог стал все во всем (1 Кор 15:28). Дух Святой действовал с самого начала (Быт 1:2), давая раскрыться в полной красоте всем возможностям, которые были заложены в еще неоформленное творение. Это прямой путь богообщения и богопознания. Божие присутствие и Божия действенность в этом смысле универсальны, они не зависят от нас. Но вся остальная тварь остается связанной с Богом своим призванием. И вот я хочу сказать нечто об этом.

Я говорил прошлый раз, что один из отцов Церкви настаивает на том, что без богообщения, без какой-то силы, пронизывающей всю тварь Божественным присутствием, мир не мог бы устоять, он бы погиб, развалился на части, ничего бы не осталось от него, кроме крушения. И сила, которая держит все части мироздания, все части человечества (сейчас я буду говорить о человечестве), – это любовь, любовь во всех ее видах. В самом глубоком смысле, это Божественная любовь, изливающаяся в сердца, в мысль, в волю и даже в телесность святых. Божественная любовь, пронизывающая святых, Божественная любовь, в той или другой мере охватывающая и изменяющая даже грешного человека. Мы видим из опыта, не только из житий святых, но из жизни, как люди, по всему как будто недостойные своего призвания, не до конца погибают, потому что где-то в них есть огонек любви. Люди, которые ничем как будто не хороши, оказывается, умеют хоть одного человека любить так, что готовы свою жизнь, всего себя подарить в дар этому человеку на добро. Любовь – Божественная сила, потому что вне Бога любви нет. Он есть любовь, и если в ком-либо из нас качествует, действует любовь, то это значит, что божественное измерение пронизывает нашу жизнь, личную, общественную, вселенскую.

Я говорил о той любви, которая охватила и соединила, удержала как единицу Адама и Еву, когда они были сотворены. Они были друг для друга не двумя особями, а двумя лицами, представляющими собой одну-единственную богоосиянную личность. Но после падения этой полноты уже не стало. Не буду повторяться, скажу только, что после падения осталась любовь на свете. Эта любовь не давала распадаться человеческому обществу, она могла быть почти такая же дивная и светлая, как любовь, которая соединяла в свое время Адама и Еву, когда они, глядя друг на друга, видели себя во славе Божией, в красоте неописуемой.

Но есть и другие формы любви, которые мы не должны забывать никогда. Между ними – дружба, соединяющая двух людей, которые друг во друге видят неповторимую личность, единственного человека, с кем можно связаться таким отношением. Вы спросите: почему тогда не брак? Брак возможен только между людьми разного пола, а дружба может охватить людей одного пола, их соединить неописуемым образом. И это мы видим и в житиях святых, и в жизни грешников, самых обыкновенных людей, и в язычестве, и в Ветхом Завете. Эта любовь-дружба может быть не такая разительная, не такая поражающая своей силой, как любовь, которая открылась нам в Боге, открылась в сотворении Адама и Евы и их первой встрече, но она существует. Если вы прочтете Ветхий Завет, вы увидите, что некоторые лица в Ветхом Завете нам являют именно такую славу (напр., 1 Цар 18-23). По этой же линии можно вспомнить Руфь, как она говорит Ноемини, матери своего умершего мужа, что ее не оставит: народ твой будет моим народом, и твой Бог – моим Богом (Руфь 1:16). Можно привести и другие примеры.