Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси - Лев Черепнин

Почему «худые люди» настаивали на присутствии великих княгинь в Москве до конца осады? Вероятно, потому, что это, во-первых, должно было приостановить от побега других представителей феодального лагеря, а во-вторых, поднять настроение населения, оставшегося без князя. Авторитет княжеской власти был велик, и присутствие в городе семьи князя (попавшего в плен), которая разделяет с москвичами тяжести осадного времени, не могло не быть воспринято положительно разными разрядами населения. С другой стороны, уход княгинь со всем их окружением из Москвы должен был бы произвести весьма неблагоприятное впечатление.

Более рискованно другое предложение, что «худые люди» хотели задержать в Москве княгинь как заложниц до возвращения великого князя (если он вернется).

Львовская летопись приписывает княгиням Марии Ярославне и Софье Витовтовне инициативу возвращения всех тех, кто хотел покинуть Москву («а бежати хотящих повелеша им възвращати…»), но подобное утверждение опровергается большинством летописей, согласно которым действительным инициатором этого явился народ.

Значительные волнения произошли в 1445–1446 гг. в Новгороде. О них подробно рассказано в Новгородской четвертой летописи.

В 1445 г., когда русское войско было разбито под Суздалем, когда погорела Москва и произошло антифеодальное восстание московских черных людей, неспокойно было и в Новгороде. Тверские войска воевали в Новгородских волостях. В самом Новгороде был голод. Цены на хлеб поднялись, а скоро он вообще исчез с рынка. Народ дошел до полного истощения. Началась повальная смертность от голода. «И бысть скорбь и туга крестьяном велми, толко слышати плачь и рыдание по оулицам и по торгоу; и мнози от глада падающе оумираху, дети пред родители своими и отци и матери пред детми своими». Те, кто избежал голодной смерти, бежали в Литву и в другие страны, многие за хлеб продавались в рабство купцам («…ис хлеба даяхуся гостем»)[2294]. Одной из причин такого тяжелого положения, в котором оказалось новгородское население, являлась феодальная война.

Бояре притесняли народ, грабили население. Усилился судебный произвол. «А в то же время, — читаем в Новгородской четвертой летописи, — не бе в Новегороде правде и праваго суда, и восташа ябедници, изнарядиша четы и обеты и целованиа на неправду, и начаша грабити по селам, и по волостем, и по городу»[2295]. От чтения летописи остается впечатление, что в условиях феодальной войны начался разгул боярства, боярский произвол не знал границ и удержу. И в результате поднялся народ — крестьяне, горожане, добивавшиеся улучшения своего положения. «И бе по волости изъежа велика, и боры частыя, кричь и рыдание, и вопль, и клятва всими людми на старейшины наша и на град наш, зане не бе в нас милости и суда права»[2296].

В другой своей работе я пытался показать, что усиливавшиеся народные волнения заставили боярское правительство провести в Новгороде судебную реформу. В 1446 г. была переработана Новгородская Судная грамота. В нее были внесены постановления, усиливавшие контроль веча над деятельностью судей[2297].

В 1446 г. или в начале 1447 г. в Новгороде произошло народное движение, вызванное обесценением монеты в связи с понижением ее веса. Согласно сообщению Новгородской четвертой летописи, «начаша людие денги хоулити серебряныя, дажде и вси новгородци, друг на друга смотря…» Этот летописный текст толкуется различными исследователями по-разному. Наиболее правильным мне представляется толкование Н. Д. Мец, которая считает, что частные денежные мастера, а за ними и обычные жители Новгорода стали портить монету, переливая ее и выпуская неполноценные по весу серебряные деньги[2298]. Делалось это, очевидно, потому, что цены на продукты росли, а денег у народа, для того чтобы их приобрести, не хватало. Но обесценение монеты должно было вызвать новый подъем рыночных цен и еще большее обеднение населения. Это привело к народным волнениям, к обострению классовых противоречий между феодалами и богатыми купцами, с одной стороны, и черными людьми — с другой.

Новгородское правительство решило провести денежную реформу. Специально выделенным денежным мастерам было поручено (под контролем посадников, тысяцких, веча) произвести перечеканку, монеты, вернувшись к тому весу, который был принят до ее порчи. С населения, приносившего монету для перечеканки, бралась специальная пошлина. Это привело к новым убыткам для горожан и крестьян, которые при перечеканке неполноценной монеты в полноценную получали денежную сумму меньшей номинальной стоимости по сравнению со сдаваемой на монетный двор, а кроме того, платили особую пошлину государству. Поэтому летописец говорит, что в связи с денежной реформой в Новгороде «бысть крестьяном скорбь велика и оубыток в городе и по волостем». Память о народном бедствии, по словам летописца, не забудется вовеки («да и сие не забвено будет и в последних родех»)[2299].

В дальнейшем выяснилось, что при перечеканке денег были допущены новые злоупотребления, о которых в Новгородской четвертой летописи сказано следующее: «того же лета новгородци охулиша сребро, рубли старыя и новыя; бе денежникам прибыток, а сребро пределаша на денги, а у денежников поимаша посулы»[2300]. Н. Д. Мец считает, что в данном случае речь идет о порче металла, из которого выделывалась монета[2301]. Виновниками такой порчи были бояре, под контролем которых работали денежники. Подкупив бояр, денежники получили большую прибыль от перечеканки денег. А народ снова оказался ограбленным. Опять поднялись цены на продукты. Собравшись на вече, народ потребовал ответа за совершенные преступления от посадника Сокиры, а тот в свою очередь решил свалить ответственность на «ливца и весца серебряного» Федора Жеребца. Напоив последнего вином, очевидно, с тем чтобы он давал показания в нужном для посадника направлении, Сокира привел его на вече. Там денежник был подвергнут публичному допросу («…начаша сочити: на кого еси лил рубли?»). Население требовало, чтобы он назвал имена тех, кто вместе с ним обманывал народ или покрывал его злоупотребления. По словам Новгородской четвертой летописи, «ябедники и посулники радовахуся, толко бы на кого выговорили». Федор Жеребец оговорил 18 человек в качестве соучастников своего преступления по порче монеты. Народ казнил их, сбросив с Волховского моста в реку, конфисковал их имущество, как находящееся в их домах, так и спрятанное в церквах. Перепуганные бояре, вместе с Федором замешанные в порче монеты, но пока уцелевшие, стали требовать от него (под угрозой смерти), чтобы он взял вину на себя и других денежников. По-видимому, под воздействием «безправдивых бояр» Федор Жеребец заявил на вече: «на всех есми лил и на вси земли, и весил с своею братьею ливци». Словом, он признал, что порча монеты приняла широкие размеры. Жеребца казнили, поделив в церкви его имущество. Но в Новгороде долго продолжался «мятежь велик». «Тогда бе всь град в сетовании мнози…»[2302].

В 1443 г. произошли волнения в Можайске, куда пришло много голодных людей из Твери[2303].

§ 13. Завершение и итоги феодальной войны второй четверти XV в.

В условиях обострения классовых противоречий на Руси развертывался третий этап феодальной войны. Большое влияние на ее ход оказало поражение, понесенное Василием II от татарского войска под Суздалем. От Суздаля татары отправились через Владимир и Муром к Нижнему Новгороду. Оттуда Орда Улуг-Мухаммеда отошла в августе 1445 г. к Курмышу. Василия II и князя Михаила Андреевича татары захватили с собой. Поражение и пленение великого князя использовал в своих интересах Дмитрий Шемяка, который завел сношения с Улуг-Мухаммедом. Летописи говорят о том, что последний прислал к Дмитрию Шемяке посла Бегича. Речь шла, очевидно, о признании ханом Шемяки в качестве великого князя всея Руси. По словам Симеоновской и некоторых других летописей, Шемяка «рад быв, и многу честь подав ему [ханскому послу], желаше бо великаго княжениа, и отпусти его с всем лихом на великаго князя…». Львовская летопись прямо говорит, что Шемяка отпустил от себя Бегича, условившись с ним о том, «чтобы великому князю убиену быти, а ему сести на великом княжении»[2304]. Вместе с Бегичем Дмитрий Шемяка отправил к Улуг-Мухаммеду своего дьяка Федора Дубенского, который должен был договориться с ханом о том, чтобы «князю великому не выити на великое княжение». Великокняжеский стол рассчитывал занять Шемяка.

Бегич несколько задержался в Муроме, а в Орде Улуг-Мухаммеда прошел слух, что он убит. Между тем Василию II удалось договориться с Улуг-Мухаммедом об отпуске его из плена и о разрешении ему вернуться на великокняжеский стол. Великий князь принял на себя тяжелые обязательства в отношении Улуг-Мухаммеда, обещав ему внести за себя большой денежный выкуп («дати ему с себе окуп сколко можеть») и (как видно из дальнейших событий) передать татарским князьям ряд русских городов в кормление. На таких условиях Улуг-Мухаммед в октябре 1445 г. освободил Василия II, князя Михаила Андреевича «и прочих, колико их с ними было». Вместе с освобожденными русскими князьями хан послал «послов своих, многых князей с многыми людьми»[2305], которые рассчитывали поживиться за счет русского населения.