Рождение победителя - Артем Каменистый

Шагнуть в сторону настороженных хищников передумал. Вряд ли мое движение покажется им слишком уж угрожающим. Походка у меня сейчас, будто у бревна кантуемого бригадой упившихся грузчиков.

Обернувшись, увидел, что дым редеет — осторожные межгорцы не поддерживают костер или очаг при свете дня. Проклятье! Если не пошевелюсь, то не смогу видеть, куда мне надо идти. Я сейчас в таком состоянии, что другие ориентиры не в силах воспринимать. Еще и волки на пятки наступают. Что там инструкторы советовали для подобных случаев? Забраться на дерево, вырезать деревянное копье и подколоть сверху самого прыткого? Хотел бы я посмотреть, как они проделают такой фокус без рук и ног — это будет даже немногим лучше моего теперешнего состояния.

Вскоре я вновь упал, и опять неудачно — разбил лоб о камни. Вожак стаи, воодушевившись зрелищем человеческой неуклюжести, рискнул приблизиться, но от боли и ошеломления я на миг стал чуть сильнее изможденного дистрофика и сумел так ловко взмахнуть мечом, что едва не задел звериный нос. Блеск стали хищника и впрямь пугал — он пулей отпрыгнул назад, и, не сводя с меня взгляда, начал торопливо опорожнять кишечник. Верный признак душевного разлада.

Хорошо, что он не знал правды — эта неуклюжая вспышка была последним приветом от былого Дана. Дальше тело и разум начали отказывать всерьез. Смутно помню, что брел уже не видя куда, завывал на волков, не в силах угрожать членораздельно, падал, полз на какой-то склон, ломал ногти о каменистую почву, скатывался по мокрой глине. В какой-то момент потерял плащ, и это помогло — ползти стало веселее, а хищники приотстали, изучая брошенную часть гардероба. Вряд ли это надолго их задержало, но в моем случае во благо даже минутный отдых от звериного присутствия за спиной.

Почему они меня не разорвали? Не знаю. Может и впрямь опасались, что я способен пощекотать их сталью. Звери неголодные, идти на риск, даже такой мизерный, сочли необязательным. Или решили, что жертва сама вот-вот упадет окончательно, избавив их от хлопот с умерщвлением.

Медлительность их погубила. А еще, вероятно, сильно увлеклись, не заметив, что приблизились к кое-чему более опасному, чем почти мумифицированный сэр страж.

К тому моменту я дошел до состояния мычащей скотины, продвигавшейся вперед на голых рефлексах. К теплу, к людям, к отдыху, а может и к лечению. И подальше от волков — конина в их желудках не вечна и на место переваренного мяса они быстро определят мои жалкие кости. Когда впереди послышался шум я не смог разглядеть его источник. Глаза показывали лишь свет, и какое-то темное пятно в нем, стремительно приближающееся странными рывками.

Решив, что один из волков преградил мне дорогу, я только тут понял, что продолжаю сжимать в руке меч. И даже удивился этому немыслимому явлению — в моем состоянии странно, что голову не потерял, не говоря уже об оружии.

Я даже сумел сделать большее — попытаться поднять клинок, достойно встретив приближающегося хищника. Но куда там — ставший неподъемным меч упал, а следом рука проломилась, и лицо зарылось в пожухлую траву. Где-то впереди то ли ворона прокаркала, то ли человек странно хриплым голосом прокричал, но тень, до того момента летевшая прямо на меня, внезапно изменила курс, жабьими прыжками обогнула мое беспомощное тело и пропала из поля зрения.

А потом за спиной началась бойня. Я не видел, что там происходит, но звуки не оставляли простора для неуверенных предположений. «Моих» волков убивали. Деловито, без угрожающих криков и звона стали. Удары, треск ломаемых костей, сочно-отвратительный шум, с которым разрывается плоть, отчаянный визг улепетывающих хищников, неожиданно превратившихся в дичь.

В угасающем сознании билась лишь одна мысль: кто-то в одиночку вышел против четверки матерых волков. Не знаю, друг он мне или враг, но если последнее, то нечего и думать о сопротивлении. Все Дан — ты окончательно приплыл.

Но упрямство мое было безграничным. Я слепо шарил в траве, пытаясь найти потерянный меч. Но тщетно. Земля тут, похоже, под уклон идет, и он скатился вниз. Попытался свалиться следом, но и это не получилось — чтобы добраться сюда, я выложился без остатка. Ноги на месте, руки тоже, вот только опираться на них невозможно. Они просто отказываются шевелиться в нужных мне направлениях. Это финиш.

Шум схватки затих. Если победили волки, то теперь моя очередь. Если звери проиграли, то как бы не пришлось об этом пожалеть…

Когда за волосы грубо потянули, задирая голову вверх, я даже не смог моргнуть, чтобы прогнать влажную пелену из глаз. Веки опустились, и поднять их уже не получилось.

Глава 6 А обещали принцессу…

Когда-то, не столь уж давно, в моей непростой жизни был благодатный период прекрасных пробуждений. Когда, нехотя потягиваясь, неспешно поднимаешься, лениво зеваешь до хруста в нижней челюсти — торопиться некуда. Или подскакиваешь по звонку и, чертыхаясь, натягиваешь штаны, потому что затягивать процесс не позволяет лимит времени. Или даже ругаешься, если, досматривая сон про самого себя в компании с парочкой легкомысленных блондинок, не сумел найти в себе силы, чтобы оперативно отреагировать на дребезжание будильника.

Сладкое времечко осталось в прошлом. Теперь мои пробуждения сродни восстанию из гроба. Так же мрачно, страшно и неубедительно. Особенно сегодня. Ну не могу поверить, что дожил до нового дня. А может это не день? Вечер? Ночь? Открывать глаза не спешу, да и не уверен, что веки исполнят приказ. Что нам говорят органы слуха? Ничего не говорят — или оглох, или тишина мертвая. А нос что подскажет? Тоже ничего — похоже, забит цементной пробкой.

Стоп! Я не оглох! Звук! Какое-то непонятное дребезжание, затем треск деревянный, и, похоже, бормочет кто-то. Не понять, далеко или близко — уши работают безобразно. Впрочем, как и все остальное.

Господи, ну как же мне хреново…

Веки поднялись со второй попытки — от натуги в голове болезненно хрустнуло. Зря старался — ровным счетом ничего не увидел. Унылая серая пелена. Ослеп? Может и так… Это предположение не напугало — безразличие. Одно сейчас волнует — жажда. Дикая жажда. Есть старое проклятье: «Чтоб тебе никто воды умирающему не подал». Начинаю понимать его смысл.

Хотя это казалось невозможным, но я сумел разлепить спекшиеся губы и пробормотать:

— Ыыыыыы…

Само собой подражать косноязычной корове не хотел, но произнести «воды» не получилось.

Треск затих, затем серое марево перед глазами осветилось от огонька на кончике длинной щепки. Горящую лучину сжимала костлявая рука с узловатыми пальцами увенчанными заскорузлыми ногтями. Я заподозрил, что физиономия обладателя столь безобразной конечности вряд ли усладит мой привередливый взор, но зажмуриться не успел — в поле зрения вплыло лицо, которое я менее всего ожидал увидеть. Не являюсь поклонником поп-музыки и всего, что с ней связанно, но эту певицу знаю. «Вечно молодая» вульгарная старушенция украшенная прической времен давно ушедшей социалистической моды, с грузом неугомонных амбиций разрушающих все то хорошее, что, возможно, в молодые годы сделало из нее звезду. И еще пикантная черта характера, из-за которой я, даже забредая на относительно серьезные сайты, пробегая взглядом по заголовкам, поневоле узнавал все новости касающиеся ее личной жизни. Пресса обожает все необычное или извращенное, и эстрадниц, питающих нежную привязанность к юношам, годящимся им во внуки, ни за что не пропустит.