1916. Война и Мир - Дмитрий Миропольский

Например, Сергей Дягилев только что впервые привёз в британскую столицу «Русские сезоны» и произвёл настоящий фурор. Знаменитому балету рукоплескали король Георг Пятый и его матушка Александра Датская – старшая сестра вдовствующей российской императрицы Марии Фёдоровны. А Дягилев с любовником, солистом труппы Вацлавом Нижинским, после ошеломляющих представлений ныряли в лимузин Юсупова – тот самый Rolls-Royce Silver Ghost Double Pullman – и ускользали сюда, в Оксфорд, к своему гостеприимному и щедрому поклоннику.

Соученики Феликса, отпрыски лучших аристократических и королевских домов Европы, проводили в шале больше времени, чем в университетских аудиториях – как и он сам.

Посреди просторной гостиной князь увещевал приятелей, с которыми давеча наведывался в казино.

– Может быть, сегодня вам придётся немного поскучать, голуби мои, – ласково говорил он. – Из всех приглашённых, по-моему, только вы совсем не говорите по-русски.

– Не смей нас бросать! – капризничал Луиджи Франкетти. – Ты тоже не говоришь по-итальянски, и что? Все знают английский, и вообще – мы в Англии…

– Вот именно, – поддержал итальянца француз Жак де Бестеги. – Вот уедешь в свою Россию, там и наговоришься!

Франкетти и де Бестеги жили в доме Юсупова с того момента, как он его купил и обставил. Эти два студента неплохо устроились и сейчас переживали: Феликс собирался возвращаться на родину, а их сладкая жизнь заканчивалась.

– Ступай-ка за клавиши, – подтолкнул итальянца князь. – Сыграй что-нибудь душевное.

Играл Франкетти прекрасно, так что иной раз гости слушали его ночи напролёт. Но сейчас он поплёлся к фортепиано, всем своим видом показывая недовольство и на ходу срывая длинные, до локтя, перчатки – в тон облегающему лимонному платью.

В отличие от своих одетых женщинами приятелей, джентльменов с грамматическими ошибками, Феликс надел фрак. Но из-за яркого вечернего макияжа выглядел вызывающе – с подведёнными бровями, кокетливой мушкой на щеке и кроваво-красными герленовскими губами. Бисексуальную красоту князя подчёркивала причёска: его чёрные, как вороново крыло, волосы были идеально подстрижены, набриолинены и зачёсаны назад.

– Артур, – повысил голос Юсупов, – всё ли готово? Гости скоро будут!

Артур служил у князя камердинером. Домашнего повара, вывезенного из России, Юсупов называл кашеваром. Автомобилем управлял шофёр-француз, за домом присматривала местная пара: конопатая жена ходила в экономках, а муж кроме прочего занимался ещё тремя лошадьми – приехав в Англию, Феликс купил скакуна для охоты и двух пони для игры в поло.

– Всё готово, сэр, – доложил безупречный Артур.

Сияя серебром, стол украшала огромная княжеская икорница – на сей раз её использовали по назначению, а водка остывала в ведёрке со льдом. Хотя, само собой, гости всегда предпочитали шампанское. Недостатка не было ни в нём, ни в разнообразных лёгких закусках и фруктах.

В углу гостиной среди огромной клетки качалась на качелях носатая красно-жёлто-синяя попугаиха Мэри.

Под ногами путался, громко сопя и похрюкивая, любимый французский бульдог князя.

Британские офицеры появились точно в назначенное время, не дрогнув ни единым мускулом при виде юношей в вечерних дамских туалетах. Радушный хозяин представил вновь прибывших по-русски:

– Мистер Стивен Эллей. Можно сказать, почти русский и почти родственник. Родился в Москве, в нашем фамильном дворце. На русском говорит лучше меня – лучше, Стивен, лучше! – потому что лучше меня знает английскую поэзию. Работал в Петербурге инженером на строительстве железной дороги. Так что и Россию знает лучше меня… Я ничего не забыл?

Эллей поклонился компании Юсупова, изобразив на типично английском лице подобие улыбки.

– Вы забыли о моей бесконечной признательности вам и вашим родным.

– Благодарю вас, – Феликс чуть склонил голову в его сторону и рекомендовал второго гостя. – Мистер Джон Скейл, давний добрый друг нашей семьи. Если не ошибаюсь, в ближайшее время тоже собирается ехать в Россию.

– Точно так, – отозвался неприметный Скейл. – К вашим услугам, господа.

– А теперь представьте нам вашего товарища, – попросил князь. – Мы раньше не встречались?

Со знакомыми Юсупову офицерами приехал ещё один капитан – немного старше Скейла и Эллея, лет сорока. Князь откровенно разглядывал его. Среднего роста, поджарый. Мужественное, волевое лицо. Высокий лоб, короткая причёска с пробором, тщательно подстриженные усы щёточкой. Спокойный, внимательный взгляд глубоко посаженных серых глаз…

– Нет, ваше высочество, не встречались, – ответил офицер тоже по-русски. – Честь имею рекомендовать себя, капитан Келл. Вернон Келл. Я знаком только с вашим кузеном Михаилом, графом Сумароковым-Эльстон. Нас представили в Стокгольме на Играх. Миша – прекрасный теннисист и совершенно очаровательный молодой человек. В него нельзя не влюбиться. Мы сделались большими друзьями.

– О-о, – протянул Феликс, пристально глядя капитану прямо в глаза, – как я вас понимаю…

– Я, видимо, недостаточно удачно выразился, – продолжил британец, – ваш кузен в самом деле очаровательный молодой человек и блестящий спортсмен. Мы теперь очень дружны с ним, но я… не делаю грамматических ошибок.

– Ах, вот оно что, – разочарованно вздохнул Феликс. – Что ж, добро пожаловать, господин грамотей!

– Вернон, – спокойно напомнил офицер. – Я буду признателен, если вы станете называть меня Вернон… Ваш друг – хороший музыкант, – добавил он, кивнув на Франкетти.

Тот сидел за пианино и негромко наигрывал лёгкую мелодию. Рядом стоял де Бестеги и время от времени подносил к накрашенным губам итальянца бокал с шампанским.

Попугаиха вдруг пронзительно вскрикнула и забормотала что-то смешным хриплым голосом.

– Феликс, ты можешь унять свою птицу? – вздрогнув, спросил Джек Гордон, стоявший рядом с клеткой с бокалом в руке. – Я чуть не подавился.

Молодой шотландец говорил только по-английски. Он недавно поступил в Оксфорд и учился в соседнем колледже; был очень хорош собой, смахивал на индусского принца, и его уже приняли в высшем лондонском обществе. С удовольствием принял его в своё окружение и Юсупов – он любил красивых успешных молодых людей.

– Это что, – засмеялся князь, тоже переходя на английский. – По-моему, я не рассказывал, что устроили птицы, когда я приехал в Лондон в первый раз…

– Рассказывал, – не переставая играть, буркнул Франкетти, – сто раз уже.

– А я не слышал, – сказал Гордон.

Феликс тут же охотно начал:

– Я тогда поступил в Оксфорд, а до начала занятий уезжал обратно в Россию. И накупил здесь для своего имения в Архангельском целый скотный двор. Быка и коров с поросятами отправил прямо в Дувр на корабль, а клетки с курами, петухами и кроликами оставил при себе…

– Оставил при себе в отеле «Карлтон», – Франкетти пропел эти слова на мотивчик, который наигрывал, и Жак поднёс ему шампанское.

– Да, в отеле «Карлтон». Конечно, их поместили в подвале, а не у меня в апартаментах. Но мне вдруг стало их так жалко! Тогда я пошёл в подвал и открыл все клетки. А эта живность тут же разбежалась по гостинице.

– Могу себе представить, что там началось! – с завистью в голосе сказал Гордон.

Феликс многозначительно закатил глаза и подтвердил:

– Переполох по первому разряду! Петухи с курами квохчут. Кролики визжат и кладут повсюду кучки. Прислуга за ними гоняется, управляющий бушует и рвёт на себе волосы, а постояльцы разевают рты… Словом, полный успех!

– Пожалуй, для «Карлтона» это был тяжёлый шок, – сказал Эллей. – Такой респектабельный отель…

– Всё-таки вы – человек совершенно не военный, – в голосе Скейла прозвучал укор. – Настоящий штатский шалопай.

– Уж это точно, – с готовностью согласился Юсупов. – Военный из меня никогда не получится. Я так и сказал родителям, когда они заговаривали о Пажеском корпусе.

– Очень зря, – дрогнул усиками в ниточку ещё один гость, молодой человек в дорогом костюме и со сверкающим пенсне на носу. – Мы бы с тобой там славно провели время. Мог бы не уезжать так далеко от матушки.

Александр Карагеоргиевич, сын сербского короля, до учёбы в Оксфорде закончил Пажеский корпус в Петербурге. Сейчас он сидел в большом мягком кресле, закинув ногу на ногу, и дымил толстой сигарой.

– Нет уж, благодарю покорно, – Феликс энергично помотал набриолиненной головой, – военная служба не по мне. Да и вообще любая служба. Я – прирождённый плейбой, джентльмены!

С учётом того, как он выглядел, фраза прозвучала особенно убедительно.

Жак де Бестеги вдруг рассмеялся, и Франкетти с удивлением взглянул на него.

– Простите, – сказал Жак, – я вспомнил историю, которую Джек точно ещё не слышал… И вы, наверное, тоже, – он обратился к офицерам. – На первом курсе мы все жили в самóм колледже. И должны были возвращаться не позже полуночи. Опоздаешь трижды за семестр – выгонят.