Люди на перепутье - Мария Пуйманова

— С жиру бесится! — говорила иногда Анна о Нелле и, понизив голос, перечисляла все долги Гамзы соседним лавочникам.

Залы, где выступал Гамза, переполняли рабочие и студенты, но здесь, на своей улице, адвокат не считался пророком.

— Чего хотела, то и получила, — выразительно добавила мать Ондржея, говоря о жене Гамзы. Ондржей поднял глаза от брошюры по электротехнике и снова опустил их. «Бабы! — подумал он сердито. — Бабы!»

В швейцарской время от времени вспоминали о первом муже Неллы — архитекторе Адаме, который как будто был миллионером. Это слово произносилось с благоговением и так, словно речь шла о чем-то легендарном. Когда скажут «капиталист», сразу ясно, что это нехороший человек. А при слове «миллионер» возникает образ сказочного принца, который просится в фильм для взрослых детей. (В швейцарской читали не «Красное пламя», а газету «Народный страж».) Всякий уход жены от мужа сам по себе дело нешуточное, если учесть, что на свете столько вдов. А жена, ушедшая от мужа-миллионера, заслуживает всяческого осуждения. Первый муж Неллы был добряк, жена получала от него все, что только душе угодно, он готов был достать ей луну с неба. Что она нашла в этом Гамзе? Ни гроша за душой, худющий, бабник, мутит шахтеров в Кладно, и бабушка у него еврейка. В швейцарской Неллу считали поделом наказанной грешницей.

Боюсь, что именно эти толки о грехах Неллы сделали ее привлекательной для Ружены Урбановой. Ружена была ужасная сумасбродка. В Прагу она приехала с намерением влюбиться в какого-нибудь хорошего парня. Первое влияние на нее оказала пани Гамзова. Ах, какие манеры были у пани Гамзовой! Ружена не сводила с нее глаз, подражала ей в походке, в манере говорить; она так же, как Нелла, повязывала платочек на шею, — обезьянничала во всем. Люди, склонные к статистике, могли бы подсчитать, насколько быстрее осваивается в городе девушка, чем парень: Ондржей и на пятый год жизни в Праге не принимал городского уклада жизни, оставаясь в душе медлительным деревенским парнем. Ему не правились перемены, он не доверял людям, особенно бойким и шумным, которых считал фальшивыми. Он был сдержан, боялся попасть впросак, спотыкался на ровном месте. А девушка, попавшая в город! Она ничего не упустит. Девичьи глаза, очарованные девичьи глаза, на что только они не насмотрятся за день! И все для того, чтобы суметь нарядиться не хуже других. Девушка в городе всеми фибрами своего существа стремится к городскому лоску. И все, что останавливает ее внимание, она утрирует: увидела на ком-то один бантик — нацепит себе три, услышала запах духов — надушится до одурения. Ружена идеализировала Неллу. Она любила ее и поэтому хотела быть такой, как Нелла.

Ружена поступила ученицей в дамскую парикмахерскую на Жижкове. Там у хозяина был патефон и пластинки с сентиментальными песенками. Мальчишка-кельнер из распивочной «На небе» ухаживал за юной парикмахершей. Она не отвергала его, хотя он был лопоухий; ведь девушке, которой идет пятнадцатый год, нельзя без поклонника. Но когда пел голос в патефоне, она вспоминала не Тоника, чей образ был затянут табачным дымом распивочной. В такие минуты Ружена грезила о Нелле, представляя ее в анфиладе неведомых, сияющих зал. Образ человека, каким он представляется со стороны другим людям, особенно неискушенным, всегда имеет некую инерцию прошлого: так и Нелла, которая уже начинала быть необщительной домоседкой, казалась юной ученице образцом изящества и светскости. Но пройдет немного времени, и Ружена узнает от мужчин столицы, что есть более комфортабельные машины, чем старенький фордик семьи Гамзы, и начнет воротить нос, взглянув на юбку от «Яфеты», которую носит Нелла. Пока же Ружена горячо завидовала брату: он ездит в машине с Неллой, а она, Ружена, должна в это время, в ожидании клиенток, расчесывать старые парики в задней каморке парикмахерской. Кончив работу, Ружена, под предлогом разных мелких услуг, забегала в квартиру Неллы. Она охотно выполняла всякие поручения, бегала за сигаретами и с письмом на почту, делала все, о чем позабывала Барборка. И думала: только бы не повстречать самого Гамзу. Адвокат не сказал девушке ни одного плохого слова, но когда он сторонился на лестнице, давая ей пройти, и молча мерил ее проницательным взглядом широко расставленных глаз, Ружене казалось, что он уличает ее, и она тщетно старалась вспомнить, в чем она виновата. Кто бы подумал, что он заступник угнетенных, как о нем говорят?

Гамзе Ружена очень не нравилась. Этакая назойливая девчонка! В ее симпатиях к Нелле он видел истерическую восторженность. Его неприязнь к Ружене была как-то неуловимо связана с тем, что Гамза все еще не простил Нелле ночной сцены, хотя они с тех пор не вспоминали об этом.

Ружена была воплощением цветущей юности, ее ровные зубы сверкали в улыбке, глаза блестели, наверно, даже в темноте, волосы были жесткие и густые, их даже ветер не развевал, когда она, увидев во дворе Неллу, тотчас бежала к ней. Елену она терпеть не могла, ревнуя Неллу к этой похожей на мальчика надутой девчонке, которую пани Гамзова любит лишь потому, что надутая девчонка случайно приходится ей дочерью.

ГОСТЬ

Что нашел Станислав в этом самолюбивом, неповоротливом Ондржее, который до сих пор не отделался от деревенской привычки отмалчиваться, который самолюбив и вечно настороже — не собирается ли кто-нибудь оскорбить его? И как это случилось, что упрямый Ондржей так подружился с непоседой Станей? Вечно они вместе. Учатся в разных школах, но это не разлучает их. Вот, например, Станислав, опершись на локти, валяется на ковре и читает сногсшибательный детективный роман. Вдруг им овладевает какое-то беспокойство. Он вскакивает и бежит к Урбанам. Надо упросить мать Ондржея, чтобы она отпустила сына. Но Анна как раз задала сыну работу, иногда нужную, а иногда просто так, чтобы закрепить свою власть. Анна Урбанова была щепетильна: никто не посмеет сказать, что ее дети навязываются к адвокатам. Наконец Станислав приводит приятеля наверх, снова ложится на ковер и читает роман с того места, где остановился. Ондржей сидит и молчит, мастерит что-нибудь, возится с болтами, проволочками, гайками, которыми у него всегда полны карманы. И им хорошо вместе. Боже упаси, чтобы они откровенничали, — что они, девчонки, что ли? Мальчики никогда не говорили о том, в какой трудный день для них обоих они познакомились — Ондржея томила тоска, а Станислав был огорчен из-за родителей — и как они молча утешали друг друга. Их дружба пережила каникулы и длится уже второй год.

Станислав охотно бывал у Урбанов. Ему нравилось сидеть в маленькой кухоньке возле плиты, куда Анна Урбанова подбрасывает лопаткой уголь: она всячески бережет тепло. В школе у Станислава занятия были до часу, а у Ондржея до двенадцати, поэтому, возвращаясь из школы, Станислав всегда заходил к Урбанам. Анне это льстило. «Бедный ребенок», — говорила она вполголоса, намекая на родителей Стани. Станислав был так привязан к Ондржею, что уважал и его неразговорчивого, непроницаемого деда, привратника Фиркушного. Иногда он играл с Фиркушным в волки и овцы на доске, которую старый швейцар сам вырезал из картона и разграфил. На стене висели часы с кукушкой. А рядом, в проходной комнате, на полочке клеенчатого дивана стояли интереснейшие вещи: стеклянный шар с засушенным жуком внутри — его не вынешь, и как он туда попал? — оббитая корзиночка с цветами из Карловых Вар, покрытыми известковым налетом, стереоскопическая трубка, в которую, если заглянешь, видна красочная китайская пагода. В эту комнату мальчиков пускали только в чистых ботинках, и поэтому визит туда казался еще желаннее.

— Станя, иди скорей! — крикнула необычно оживленная Еленка, приоткрыв дверь швейцарской. — К нам пришла на обед негритянка.

Ружена вскочила и произнесла имя известной чернокожей танцовщицы из варьете. У них в парикмахерской знали обо всех сенсациях.

— Нет, совсем не такая веселая гостья, — холодно ответила Елена, не входя в швейцарскую: мол, поторапливайся, Станислав!

Да, да, Анна Урбанова тоже видела сегодня негритянку, когда та шла наверх с двумя мужчинами. Негритянка была в дорожном костюме и «до чего страшна лицом! Один господин был пожилой, а другой этакий щеголь. Верно, барышня?»

— Пойдем с нами, — предложил Станислав Ондржею.

— Лучше ему сегодня не ходить, — ответила Еленка, — еще подумают, что вы пришли поглазеть на нее.

— Ну так и я не пойду, — обиделся за Ондржея Станислав. Он уселся на лавку, вытянул ноги и на уговоры Елены и Анны Урбановой отвечал:

— Очень приятно слышать, но она меня не интересует.

Анна Урбанова смеялась до слез:

— Уж и скажет этот мальчик!

Елена, в душе послав их к черту, молча побежала наверх. «А впрочем, — подумала Еленка, — почему все должно выйти из привычной колеи?» Ведь она сама еще вчера не думала ни о чем подобном. Девочку удручала мысль, что все идет обыденным порядком и даже миссис Гарвей к этому пришлось привыкнуть: