Как Пятое Колесо свое место искало и другие исцеляющие истории - Марина Осипенко

Говорят, заблудилась она среди разных мнений, оценок и критики. Так и не нашла того, что искала. Иногда ее можно встретить то в городе, то в деревне, то в дремучем лесу. Она скитается и ждет того, кто бы ее одобрил, похвалил, поддержал. Иногда Душа горько плачет, и плач ее слышен далеко по всей округе — отчаянный, печальный и безнадежный.

Но есть и те, кто утверждает, что видели Душу другой — счастливой, успешной, полной жизни и радости. Говорят, полетела она по миру и забрала свои частицы, те, которые в чужих местах ждать оставила. Как перестала Душа искать поддержки, восхищения и одобрения, так и началась у нее совсем другая жизнь — такая, о которой она мечтала. Хочет Душа — поет, а хочет — вышивает. Бизнес открыла, в новом деле себя пробует. И часто те, кто ей на пути встречается, восхищаются ее смелостью, поддерживают в начинаниях.

Не ждет Душа, что всем нравиться будет, ошибок своих не боится. Если поддерживают ее — «спасибо» говорит, а если нет — все равно вперед идет, мечты и планы свои не бросает и делает то, что хочется ей — Душе.

Безответственная Курица и Цыпленок

Однажды у Безответственной Курицы родился Цыпленок. Он вылупился из яйца прекрасным утром — ранним, свежим, весенним, когда солнце еще не встало высоко, а только окрасило край неба в нежно-золотые и алые цвета.

В первый раз открыв глаза и оглядевшись вокруг, Цыпленок не встретил теплого взгляда и мягких крыльев. Никто не одарил его любовью и заботой. Никто не приветствовал его в этом мире.

Курица стояла в стороне. Услышав треск скорлупы, она равнодушно взглянула туда: «Цыпленок, — подумала она, — лохматый и крикливый». После этого Курица продолжила копаться в земле: это было единственное, что ее интересовало в жизни.

Цыпленку было холодно: его перья еще не были достаточно пушистыми и плотными и торчали в разные стороны, оголяя нежную кожу. А еще ему хотелось есть и пить. А Курица-мать — единственная, кто мог дать все это Цыпленку, продолжала перебирать лапками в земле под старым дубом, не обращая на новое потомство никакого внимания.

Так и рос Цыпленок — один, без внимания, заботы и материнской ласки. Братьев и сестер у него не было, зато на птичьем дворе были другие животные и птицы. И он рос, наблюдая, как другие матери относятся к своим детям: утки, гуси и пушистые кролики заботились о потомстве. Малыши долгое время находились рядом с мамами, а те кормили, согревали их, учили плавать и добывать пищу. И только наш Цыпленок был совсем один. Он научился сам себя кормить, спал, соорудив гнездышко из остатков скорлупы, соломы и земли. Иногда он подходил к Курице. Она поворачивала голову, смотрела на Цыпленка равнодушным взглядом и отворачивалась, занимаясь своим делом.

В такие моменты Цыпленку казалось: может, вовсе не она его мать? Ведь не может мама быть такой безответственной и равнодушной… Может быть, он на самом деле утенок или кролик? Но, каждый раз заглядывая в корыто с водой, Цыпленок видел свое отражение и со вздохом понимал: он — пленок, а когда вырастет, станет похожим на свою мать.

Шло время. Цыпленок рос, играл с другими малышами, иногда копался, как и Курица, в земле под старым дубом. Курица не изменилась, оставалась такой же Безответственной, какой всегда и была. И совсем не страдала от этого, а вот Цыпленок с каждым днем становился все грустнее и грустнее, чаще вспоминал свое рождение и детство, как никто не встретил его радостным приветствием, когда он появился в этом мире. Но больше всего огорчений ему приносили воспоминания о том, как Курица-мать не согревала его по ночам, не учила искать пищу и прятаться от дождя, не предупреждала об опасностях и не звала с собой копаться в земле. Чем больше Цыпленок думал об этом, тем хуже он себя чувствовал: ему было больно, он ощущал себя одиноким, ненужным, плохим. Он начал думать, что с ним, наверное, что-то не так. Иначе как объяснить то, что Курица не любила его?

Прошло еще время. Курица состарилась и умерла, а Цыпленок вырос и стал большим Петухом. Но даже после ее смерти он не мог забыть свою нелюбящую холодную мать и страдал по-прежнему.

Однажды во дворе случился переполох. Птицы и звери затеяли веселую игру. Стояло жаркое лето, солнце согревало землю теплом, запускало свои лучи в зеленую листву, и все вокруг наполнялось теплым светом. На птичьем дворе был шум и гам: домашние птицы, шумно хлопая крыльями, взбирались на перекладину деревянного забора и с веселым гоготом слетали вниз. Кому-то удавалось пролететь далеко вперед, а кто-то катился кубарем, на ходу теряя перья. Это была очень веселая игра, и, казалось, птицы готовы развлекаться вечно. Лишь один молодой Петух не участвовал в этом веселье. Он стоял в стороне, наблюдал за соседями и думал: «Если бы мое детство было счастливым, я бы тоже сейчас играл и радовался вместе с ними». И снова почувствовал себя маленьким Цыпленком.

Прошло еще немного времени. Петух подрос и стал почти взрослой птицей. Его соседи по двору начали создавать пары и заводить потомство. Молодые птицы смотрели друг на друга томными взглядами, и это, несомненно, приводило к тому, что они объединялись, а спустя время у них появлялись круглые белые яйца, в которых зарождалась новая жизнь.

Петух с завистью смотрел, как вокруг то и дело создаются птичьи союзы, и внутри него что-то сжималось от боли и тоски.

Однажды наш герой поймал на себе взгляд одной из молодых Куриц. Она смотрела на него нежно, с интересом, словно приглашая приблизиться. Петух не на шутку испугался и спрятался в дальнем углу птичьего двора.

«Семья и любовь — это не для меня, — стучало у него в висках. — Мне никогда не суждено любить и быть любимым, ведь у меня было безрадостное детство и безответственная мать».

Так размышлял Петух, поэтому отталкивал от себя друзей, подруг, не радовался, не участвовал в веселых играх, не стремился быть важным, первым и уважаемым Петухом.

«Это не для меня…» — каждый раз говорил он себе, грустно опуская крылья. В такие моменты он снова чувствовал себя маленьким.

Однажды ночью ему приснился сон: перед ним стояла Курица-мать и внимательно смотрела на него. Петух прислушался к тишине сна, и вдруг до него, словно из ниоткуда, донеслись слова: «Ты можешь радоваться, любить и быть любимым. Тебе