Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник) - Марджери Аллингем

– Боюсь, что да. Причем убийца знал то, чего не знал никто в доме: тетя Джулия пыталась похудеть.

Глава 10

Дядю Уильяма грызет совесть

Проведя в гостиной пятнадцать минут с миссис Каролиной, мистер Кэмпион вернулся к Джойс. Та, свернувшись клубочком, сидела в кресле у камина – необычайно бледная и напуганная. Он предложил ей сигарету и закурил сам.

– Как думаете, в восемьдесят четыре года я смогу быть таким же, как миссис Фарадей? – спросил он. – Нет, не отвечайте. В жизни не встречал таких потрясающих женщин. Я решил, что должен сперва доложить о находке ей, а уж потом – Оутсу, поскольку она меня наняла именно для этих целей. Новость она приняла прекрасно. Какое величие, какая выдержка! Станислав прав: она похожа на Верховного судью. Послушайте, – вдруг сказал Кэмпион, поворачиваясь к девушке, – я не слишком вас напугал? Мне показалось, вам лучше быть в курсе. Любое знание, даже самое неприятное, лучше неведения…

Джойс закивала.

– Да-да, полностью согласна. Нет, я вам очень признательна, честное слово! Я боялась, что вы окажетесь из тех умников в книжках, которые с самого начала все знают, а рассказывают только в самом конце, когда получат все необходимые доказательства – словно фокусники на детском празднике.

Мистер Кэмпион с мрачным видом помотал головой.

– Увы, на этом празднике фокусник – не я.

Он сел к камину.

– Как ищейка ищейке, скажите, что за тайну хранит Элис? Я не хочу принуждать вас к откровенности. Моя роль в этой истории очень проста – я нахожусь в услужении вашей двоюродной бабушки. Но хотя бы ответьте: тайна Элис имеет какое-то отношение к делу или это очередной скелет в шкафу, каких множество в любой большой семье?

Несколько мгновений девушка молча смотрела прямо перед собой, нахмурившись.

– Не знаю, – наконец проговорила она. – Пожалуй, вам лучше кое о чем знать. Это сущий пустяк, который наверняка ничего не значит. Элис рассказала мне про него сегодня утром, когда принесла горячую воду, и полиции еще ничего не говорила. Так вот: пропал шнур, с помощью которого открывали и закрывали потолочное окно в бывшей детской наверху. Вернее, его основная часть. Элис заметила это на днях, когда хотела проветрить комнату. Конечно, сперва она не придала никакого значения пропаже, но когда Эндрю нашли связанным по рукам и ногам чем-то вроде бельевой веревки… Она просила не рассказывать полиции – боится, что это снова привлечет их внимание к семье. Вот и все.

Мистер Кэмпион помолчал.

– Говорите, часть веревки осталась на месте? Это важно. При необходимости два фрагмента можно будет сравнить. Послушайте, раз в доме нет телефона, я пойду спущусь в сад и поговорю с ребятами в штатском. Наверняка они знают, где в округе есть телефон. Хочу перекинуться парой слов со Станиславом, благо время еще не позднее: всего половина одиннадцатого.

Джойс встала.

– Хорошо. Элис ведь ничего за это не будет? Ну, за молчание?

– Конечно, нет. Торжественно клянусь.

Девушка улыбнулась.

– Я рада, что вы здесь. Не знаю, что бы мы без вас делали! Сейчас мне пора наверх. Миссис Каролина в это время ложится спать, а я должна убрать ее кружева и достать новые на завтра. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, – попрощался мистер Кэмпион. – Ничего не бойтесь.

На полпути к двери Джойс замерла и обернулась.

– Как вы научились читать мысли людей? – спросила она.

Мистер Кэмпион поправил очки.

– Я несколько лет проработал в налоговой, – тихо ответил он. – О новых подробностях моего грязного прошлого – в следующей части.

На лице Джойс появилась чуть раздосадованная улыбка.

– Простите мне эти слова… но вам не кажется, что ваша манера держать себя… производит несколько отталкивающее впечатление на потенциальных клиентов?

Кэмпион сделал вид, что оскорблен.

– Горбатого только могила исправит! Я – это я, уж извините.

Джойс засмеялась.

– Ладно, спокойной ночи, Горбатый! – сказала она и вышла.

Кэмпион дождался, пока дверь в гостиную закроется и миссис Каролина с внучатой племянницей уйдут к себе. Затем он тихо спустился в холл и направился к двери.

Как раз в этот миг она отворилась, и в дом вошли Маркус с дядей Уильямом – лицо у последнего было уже не розовое, а нежно-лиловое. Оба застыли как вкопанные, увидев перед собой Кэмпиона, и Маркус многозначительно посмотрел на своего спутника. Под его ледяным, несколько зловещим взглядом дядя Уильям собрался с мыслями и заговорил:

– А, Кэмпион! Рад вас видеть. Не знаете, матушка уже легла?

По всему было ясно: что-то случилось. Между Маркусом и Уильямом чувствовалось какое-то напряжение. Маркус явно склонял старика к неким активным действиям, а тот из последних сил сопротивлялся.

– Миссис Фарадей только что поднялась к себе. Вы хотели ее видеть?

– Боже мой, нет-нет! – вскричал Уильям и сразу захлопнул рот, стыдливо покосившись на Маркуса.

Тот всплеснул руками и, поняв, что от Уильяма ждать решительных действий не приходится, сам обратился к Кэмпиону:

– Послушай, мы хотим с тобой поговорить. Наедине. В малой гостиной ведь никого нет? – Он принялся снимать пальто, и дядя Уильям, моргая от яркого света, последовал его примеру – впрочем, без особой охоты.

Они отправились обратно в малую гостиную. Когда все вошли, Маркус тихо затворил дверь. Лицо у него было мрачное и осунувшееся – Кэмпион с некоторой тревогой понял, что его друг только что испытал глубокое потрясение. В мистере Фарадее тоже произошли значительные перемены: он будто состарился, одряхлел, и хотя в его манерах еще чувствовалась некоторая доля свирепости, то была свирепость человека, которого уже вывели на чистую воду.

Маркус беспокойно откашлялся.

– Кэмпион… Как солиситор, я посоветовал мистеру Фарадею все тебе рассказать. Я объяснил, почему не могу выполнить его просьбу, но ты, как профессиональный советник миссис Фарадей, наверняка сможешь ему помочь.

– Хорошенькое дело! – проворчал дядя Уильям. – Да вы меня практически за шкирку сюда притащили.

Маркус с досадой посмотрел на него, но ответил терпеливо и снисходительно, словно ребенку:

– Мистер Фарадей, как я вам уже говорил, Кэмпион – не полицейский. Он сможет сохранить вашу тайну, не переживайте.

Уильям развел руками.

– Хорошо. Просто я не хочу по собственной воле лезть в петлю! Не помню, чтобы хоть раз в жизни оказывался в столь щекотливом положении. Вы как будто не понимаете: я ни в чем не виноват! У меня есть недуг – только и всего, вроде колченогости или глухоты. Черт подери, неужели нельзя было просто выполнить мою просьбу?!

Маркус помотал головой.

– Это вы ничего не понимаете, уж простите мне такие слова… У этого дела есть правовой аспект, а вы его не видите – или отказываетесь видеть. Ваши собственные взгляды на… кхм… преступление и наказание не имеют никакого отношения к существующим законам. Закон весьма категоричен в этом вопросе. Я повторяю свою просьбу. Выполните ее – или у вас могут возникнуть серьезные проблемы, мистер Фарадей.

– Ладно, ладно… – пробубнил дядя Уильям. – Валяйте, рассказывайте. Можете трепаться о моей беде сколько душе угодно, я разрешаю. Ну, не молчите. Хочу послушать вашу точку зрения. Как по мне, так это все совершенно естественно. Недуг есть недуг.

Молодой адвокат достал из нагрудного кармана листок бумаги и показал Кэмпиону.

– Мистер Фарадей сейчас принес мне это заявление – хотел заверить. Прочитаю вслух: «Я, Уильям Роберт Фарадей, настоящим заявляю, что в последние полтора года страдаю расстройством нервов. Иногда я имею склонность терять память, обычно на короткий промежуток времени – не больше получаса. Во время этих приступов я не помню, кто я и где я, а значит, не могу нести ответственности за содеянное».

Дядя Уильям поднял голову.

– Не нравится мне это слово – «содеянное». Лучше «за свои действия».

– «За свои действия», – повторил Маркус и внес поправку карандашом. – Все равно это не официальный документ, да будет вам известно. Далее: «Клянусь, что все вышесказанное – правда и только правда. Подпись: Уильям Р. Фарадей».

– Пустяки какие! – воскликнул мистер Фарадей. – От вас только и требуется, что выступить свидетелем и поставить дату, какую я вам сказал. Ничего дурного мы не совершаем. Я уже несколько месяцев собирался сделать это заявление, вот вы и датируйте его февралем – все будет в лучшем виде!

Маркус покраснел.

– Мистер Фарадей, как вы не понимаете, чем чреваты подобные действия в столь неподходящее время? Если бы кто другой пришел ко мне с такой просьбой, я вышвырнул бы его за дверь! А сюда я привел вас лишь потому, что вы убедили меня в правдивости своих слов.

Мистер Кэмпион, который все это время стоял молча и слушал их разговор с совершенно отсутствующим выражением лица, сел и сложил руки на груди.

– Будьте добры, мистер Фарадей, опишите поподробнее свои приступы, – попросил он.