Култи (ЛП) - Запата Мариана

Я моргнула.

— Сделать что?

Харлоу заложила руки за спину, едва заметная тень раздражения пробежала по ее лицу. Эта ее черта была мне хорошо знакома. Она пыталась обуздать свой взрывной темперамент.

— Мистер Касильяс ничего тебе не говорил?

Я подозрительно прищурилась.

— Нет. О чем?

Харлоу откашлялась — еще один признак того, что ее что-то разозлило, но это ни о чем еще не говорило. Она не отличалась терпением.

— Я думаю, он подошел к сама-знаешь-кому и попросил у него автограф. — Она снова прочистила горло. — Я не уверена, Салли. Все, что я знаю, это то, что твой отец отошел от него, и выглядел так, будто его ударили по яйцам.

Терпение, Сал.

Я сделала глубокий вдох.

— Ты думаешь... — Я говорила примерно по одному слову в минуту из-за напряжения, которое чувствовала внутри, стараясь его контролировать, чтобы не лопнули капилляры в глазах. — Он был груб с моим папой? — Моим папой?

— Я думаю, что да, — ответила она почти так же медленно. — Я никогда не видела твоего отца таким. Особенно, если учесть, что к нему он шел будто с сердечками в глазах, а вернулся без.

Т-е-р-п-е-н-и-е. Успокойся. Сосчитай до десяти.

Я открыла и закрыла рот, пытаясь снять напряжение с челюсти, но ничего из этого не вышло. Следующее, что я помню, как мои руки дрожали, когда я вспоминала выражение лица моего отца.

К черту.

Я пыталась. Я смогу жить, зная, что действительно старалась не злиться так сильно. Я приложила для этого все усилия. С другой стороны, было всего несколько случаев, когда я могла так быстро разозлиться до безумия. Обычно я была спокойна, а если нет, то понимала, когда время и место впадать в слепую ярость, а когда — нет.

Почти всегда.

Я сделала шаг вперед.

— Я не могу...

Как хороший друг, Харлоу понимала, что меня не отвести от края, к которому я подошла так близко. Она сама была защитницей и знала, что никто и никогда не посмеет причинять боль близким мне людям, поэтому не стала отговаривать меня. Позже, когда я действительно задумаюсь об этом, то вспомню, как она сказала, что позволит мне разобраться самой, несмотря на то, что у нее тоже было желание постоять за гордость моего отца.

— Только не бей его на глазах у всех! — приказала Харлоу, когда я направилась к... ну, я не знала, куда именно. Я знала только свое место назначения, и оно было там, где, черт возьми, находилась эта Немецкая сволочь.

За то время, которое мне потребовалось, чтобы найти его и быстро подойти, я достаточно успокоилась, чтобы примирится с тем, что не могу врезать ему. Я также не могла и не должна была называть его Фюрером или как-то еще, что потенциально могло бы навлечь на меня неприятности. К счастью для меня, я успокаивалась и лучше соображала во время ходьбы.

Моя цель — надрать ему задницу, не попадая в неприятности.

Я сняла свои воображаемые Носки Большой Девочки и бросила их на пол. Я урою этот гребаный кусок дерьма. Если бы на мне были серьги, я бы их тоже сняла и отдала Харлоу.

Мои трясущиеся руки и колотящееся сердце помогали мне оставаться уверенной в своем решении.

Я нашла его.

Он просто стоял там, занимался своими делами, просматривая какие-то заметки в папке. Высокий, серьезный и плюющий на то, что он обидел самого важного человека в моей жизни.

Я даже не подумала и не потрудилась оглянуться, чтобы проверить, кто будет потенциальной аудиторией, потому что мне было наплевать.

Не обвиняй его ни в чем напрямую.

Не обращайся к нему ругательствами и не называй его Фюрером.

В тот момент мне было все равно, кто этот человек, и кем он был. Он был просто каким-то мудаком с проблемами во взаимоотношениях с людьми. И он совершил немыслимое. Одно дело быть сволочью по отношению ко мне или моим товарищам по команде. Но он ранил чувства моего папы, и этого я ему не спущу.

— Эй, — рявкнула я, как только подошла достаточно близко.

Он даже не поднял головы.

— Эй ты, Баварская Сарделька. — Я действительно только что сказала это?

Когда Баварская Сарделька, о которой шла речь, поднял голову, я поняла, что на самом деле сказала это вслух. Ну, думаю, я могла бы сказать что-то намного хуже, и не собиралась отступать в тот момент.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты со мной разговариваешь? — спросил он.

Я сосредоточилась на том, как напряглись мои предплечья, на чувстве гнева, которое вспыхнуло в моей груди, и начала говорить:

— Да, с тобой. Может быть, тебе наплевать на команду, ладно. Я принимаю это, большой парень. Хочешь нести всякую чушь, когда знаешь, что у тебя нет права говорить нам, что мы должны или не должны делать? — Я бросила на него взгляд, говорящий о моем желании, чтобы он помнил, что именно я для него сделала.

Лицемерная задница.

— Мы все забудем, что ты был груб с нами, поверь мне. Я не собираюсь терять сон из-за тебя, но здесь мы не относимся к нашим фанатам, как к дерьму. Я не знаю, как было там, где ты играл, но здесь мы благодарны им и относимся ко всем по-доброму. Не имеет значения, попросит ли кто-то у тебя автограф на фото или подписать его задницу, ты делаешь это с улыбкой. И особенно тебе не позволено быть мудаком по отношению к моему отцу. Он думал, что ты самый лучший игрок в мире. Он один из твоих самых больших поклонников, и ты был груб с ним? Господи. Все знают, что как противник на поле ты был ужасен, но я не думала, что ты такая сволочь по отношению к людям, которые поддерживали тебя и твою карьеру.

Кто-то тяжело дышал, и я была почти уверена, что это я.

— Все, что он хотел — это встретиться с тобой, и, я не знаю, может быть, сфотографироваться, чтобы похвастаться своим друзьям. Он лучший человек из всех, кого я знаю, и он уже несколько недель говорил о встрече с тобой. Теперь мой отец ушел отсюда, расстроенный и разочарованный, так что спасибо тебе за это, ты Немецкий Шоколадный Торт. Я надеюсь, что в следующий раз, когда кто-нибудь подойдет к тебе, ты подумаешь о том, как две минуты твоего времени могут целый год нести радость другому человеку.

Ты гребаная Кислая Капуста.

Ладно, этого я не сказала, но подумала.

Я также подумала о том, чтобы показать ему средние пальцы на обеих руках, но и этого не сделала.

Мои пальцы будто сами по себе сжались в кулаки, а зубы начали скрежетать друг о друга, пока мы молча смотрели друг на друга. Я думала, что с меня достаточно, но, когда он моргнул, его глаза напомнили мне позднюю осень в Нью-Гэмпшире. Глядя в эти глаза, я почувствовала, как моя внутренняя тринадцатилетняя девочка ожила, девочка, которая поместила этого человека на пьедестал и думала, что он весь ее мир. Я почувствовала, как она ожила и умерла за долю секунды. Вот так быстро. Эта версия меня, которая понимала, что люди меняются с годами, возродилась из пепла подростка Сал. Взрослой версии меня было наплевать на Рейнера Култи. Он не был тем, кто сидел на моих тренировках и моих играх. Он не был тем, кто переживал из-за моих травм и дразнил меня во время периодов восстановления. У меня были близкие люди, которых я любила и уважала, люди, которые заслужили мое сердце и мою преданность.

Рейнер Култи не был для меня кем-то особенным в том, что действительно имеет значение в жизни. Он был моим вдохновителем очень давно, но он не был тем, кто помог мне сделать это реальным.

— Я понимаю, что вы величайшее существо, когда-либо появлявшееся на этом поле, мистер Култи. — Да, я сказала «мистер» так саркастически, как только могла. — Но для меня мой отец — один из величайших людей в мире. И следующий человек, чьи чувства вы заденете, отказываясь от встречи с ним, — это чей-то папа, или брат, или мама, или сестра, или дочь, или сын. Так что подумайте об этом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Чертова Франкфуртская Сосиска.

К счастью, я не ждала, что он мне ответит, и, вероятно, хорошо, что он промолчал. Я серьезно сомневалась в том, что извинения или что-то искреннее могло быть сказано этим равнодушным и апатичным человеком.