Темные тайны - Гиллиан Флинн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже имя у нее правильное — просто идеальное сочетание: Крисси Кейтс. В старших классах она наверняка станет участницей девчачьей группы поддержки какой-нибудь спортивной команды. Светлые волосы отрастут до талии, она, возможно, забудет, что когда-то сходила с ума по мальчику из старших классов по имени Бен. Сколько ему тогда будет лет? Двадцать? Возможно, они с Диондрой на машине заедут сюда из Уичито поболеть за свою команду, а она во время очередного выхода заметит его среди публики, улыбнется красивой белозубой улыбкой, помашет радостно рукой, а Диондра рассмеется, как всегда громко и грубо, и скажет: «Тебе мало, что по тебе сходит с ума половина женского населения Уичито, — ты поражаешь и воображение школьниц?»
Он бы и знать ее не знал (она ведь училась всего на класс старше Мишель), но однажды в начале учебного года миссис Нейджел, которая всегда к нему хорошо относилась, попросила его помочь — остаться после уроков с малышами на занятие кружка по рисованию. Один разок. Потому что старшеклассник, который ей обычно помогал, в тот день в школе отсутствовал. Бен решил, что мать не станет сердиться, раз он помог младшим, — она ведь всегда заставляла его помогать младшим сестрам; к тому же смешивать краски куда приятнее, чем ворочать навоз. Крисси, похоже, было наплевать на изобразительное искусство — она рассеянно водила кисточкой по бумаге, пока лист не приобрел красноречивый коричневый цвет.
«Знаешь, на что это похоже?» — спросил он.
«На какашку», — сказала она и рассмеялась.
Для своего возраста она была, пожалуй, чересчур кокетлива; а еще она, судя по всему, привыкла к тому, что ее с рождения считают милашкой, и полагала, что не может не нравиться окружающим. Ему она тоже понравилась. Между затяжными паузами они обменивались какими-то фразами.
«Где же ты живешь?»
Кисточка опускается в воду, потом в краску, шлепок по бумаге — длинная полоса, и действия повторяются в том же порядке.
«Недалеко от Салины».
«Ездишь в такую даль?»
«У нас школу достраивают. На будущий год буду учиться рядом с домом».
«Далековато сейчас».
Поскрипывание стулом, движение плечиком.
«Ага, ненавижу эту дорогу. После школы приходится долго ждать, пока папа за мной приедет».
«Зато можно заниматься рисованием. Это же здорово».
«Не знаю. Мне больше нравятся бальные танцы — я на них хожу в выходные».
Бальные танцы по выходным говорили о многом. Наверное, у них еще и бассейн в саду, а если не бассейн, то, по крайней мере, батут. А что, если сказать ей, что у него есть коровы, и посмотреть на реакцию — любит ли она животных? Нет, пожалуй, не стоит, — он и без того уделяет ей слишком много внимания. Это ведь она как ребенок должна стараться произвести впечатление.
Потом он уже по собственной инициативе приходил помогать на занятия кружка и подшучивал над художествами Крисси («Что это у тебя такое, черепаха?» — «Дурак, что ли! Это же папин „БМВ“!») и выслушивал ее рассказы о бальных танцах. Однажды она, не побоявшись, пробралась в его крыло и встала возле его шкафчика; на ней были джинсы с поблескивавшими бабочками на карманах и розовая кофточка, которая оттопыривалась в положенном месте на груди. Одна старшеклассница попыталась проявить заботу и отправить ее назад в крыло младших классов.
— Не волнуйся, у меня все нормально, — сказала ей Крисси, тряхнув светлыми кудряшками, и повернулась к Бену. — Я тебе вот что пришла отдать.
Она протянула сложенный треугольником листок с его именем, написанным круглыми буковками, и тут же удалилась, подпрыгивая на ходу. Она была почти вполовину меньше большинства окружавших ее в этой части здания подростков, но, казалось, этого не замечала.
На занятии кружка по рисованиюЯ познакомилась с мальчиком по имени Бен.У него рыжие волосы,И кожа красивая,И доброе сердце.Оно станет моим.
Внизу красовалось: «Лети с приветом, вернись с ответом». Он видел такие записки у друзей, но сам ничего подобного, пожалуй, не получал. Три прошлогодние валентинки не считаются, потому что одна была от учительницы (ей положено), другая — от воспитанной девочки (та написала всем), а третья — от назойливой толстухи, которая вечно ходит с несчастным видом.
Иногда ему пишет Диондра, однако ни одну ее записку прелестной не назовешь — они всегда или злые, или неприличные по содержанию; она их пишет, когда в наказание ее оставляют после уроков. Но никогда ни одна девчонка не посвящала ему стихов, а это было еще восхитительнее, потому что Крисси, кажется, даже не представляла, что он для нее слишком взрослый. Это был стих о любви от девочки, которая не имеет понятия ни о сексе, ни об объятиях и поцелуях, которые к нему ведут. (Или он ошибается? В каком возрасте обычные дети начинают всем этим не только интересоваться?)
На следующий день она дождалась его у дверей класса, где у них проходили занятия по рисованию, и спросила, не посидит ли он с ней на лестнице, он сказал, хорошо, только недолго, после чего они целый час болтали на этих полутемных ступеньках. В какую-то минуту она вдруг схватила его за руку и наклонилась к нему близко-близко — он понимал, что должен запретить ей так поступать, но это было так приятно и мило с ее стороны и совсем не похоже на визги и царапанье сдвинутой на сексе Диондры или грубоватые щипки и тычки сестер. Такой милой, наверное, и должна быть девочка. На губах у нее был блеск с запахом жвачки. У Бена никогда не хватало денег на жвачку — как же это ужасно! — от нее у него рот всегда наполнялся слюной.
Последние пару месяцев они частенько так сидели на лестнице в ожидании, когда за ней приедет отец. Они никогда не болтали по выходным, иногда она и в обычные дни забывала его подождать, и он как придурок стоял на лестнице с пакетиком теплых от собственных рук разноцветных «Скитлс», которые находил во время уборки в столовой. Крисси обожала сладкое. Сестры у него такие же — готовы целый день виться вокруг сахара. Однажды он пришел домой и увидел, как Либби поглощает сладкое желе прямо из банки.
Диондра о Крисси ничего не знает. Она всегда после школы летит домой, чтобы успеть к своим сериалам и к любимому телешоу (она смотрит телевизор, уминая пирожные, — ну почему девчонки так сходят с ума по сладкому!). Но даже если бы и знала, в этом ничего предосудительного нет. Для этой девочки из пятого класса он стал кем-то вроде наставника — что плохого в том, что он как старший товарищ советует ей, как делать домашнее задание, и рассказывает, что ждет ее по окончании начальной школы. Может, в будущем ему надо заняться психологией, а может, стать учителем? Между прочим, отец старше матери на пять лет.
Правда, как раз накануне Рождества приключилось нечто такое, что больше никогда ни за что не должно повториться. Они, как обычно, сидели на ступеньках с яблочными карамельками во рту, шутливо толкая друг друга, и вдруг она оказалась совсем рядом, гораздо ближе, чем когда бы то ни было до сих пор, — он даже почувствовал на руке бусинку соска. Она прилепилась к нему, горячо дыша куда-то в шею и не произнося ни слова, пальчики двигались где-то у него под мышками, и он чувствовал, как бьется ее сердечко. Потом ее губы переместились к его уху — от горячего яблочного дыхания ухо тут же взмокло — и двинулись по щеке вниз, от чего по рукам пошел озноб. Они оба не соображали, что происходит, ее лицо очутилось прямо перед его лицом, она прижалась губами к его губам, они так и застыли с одинаково бешено колотящимися сердцами, все ее тело оказалось у него между ног, он покрылся испариной, руки одеревенели и не двигались, потом он чуть-чуть шевельнул губами — и тут же ее язык, настойчивый, требовательный, сладкий от яблочной карамельки, оказался у него во рту. От этого он возбудился так, что подумалось, джинсы с треском разойдутся по швам, его руки на секунду задержались у нее на талии, он оттолкнул ее от себя, помчался вниз по лестнице в мужской туалет, крикнув на бегу: «Прости, прости», заскочил в кабинку, дважды дернулся и кончил прямо себе на руки.
Либби Дэй
Наши дни
Итак, я еду к брату, совсем взрослому человеку. После встречи с Лайлом «У Сары» я прямиком отправилась домой и открыла руководство «Твоя тюрьма — твоя семья. Как научиться не замечать решетку», которое прислала Барб Эйчел. После нескольких глав путаного повествования о том, как действует пенитенциарная система штата Флорида, я вернулась к году издания — 1985-й. Совершенно бесполезное чтиво. Она прислала мне имевшие еще меньшее отношение к делу брошюрки о вышедших из строя аквапарках в Алабаме, проспекты с красноречивыми снимками разрушенных гостиниц в Лас-Вегасе, статьи со страшилками о проблеме 2000 года.
В конце концов организацию поездки я перепоручила Лайлу, сказав, что никак не могу связаться с нужным человеком и это совершенно выбило меня из колеи. Но по правде сказать, у меня не было ни сил, ни желания заниматься тягомотиной: нажимать на кнопки, ждать ответа, что-то говорить, снова ждать, потом вести учтивый разговор со злой теткой с тремя детьми и ежегодно принимаемым решением вернуться в колледж — эта зараза просто ждет не дождется повода сорвать на ком-нибудь зло. Она, конечно, стерва, но ведь ни с того ни с сего ее так не назовешь, потому как если брякнешь что-либо подобное, тут же вернешься в исходную позицию — и начинай сначала. А это значит, что когда снова до нее дозвонишься, придется с ней еще больше миндальничать. Нет уж, пусть этим займется Лайл.