Развод. Я все еще люблю - Евгения Вечер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Блин, Надь! Десять лет… — Дима морщится, словно от острой боли. — Я такой дурак, домашняя ромашка!
— Не называй меня так, — теперь у меня дрожит еще и голос.
— Прости! За все прости!
Смотрим друг другу в глаза. Слышу, как за спиной жужжит старенький холодильник, а на стене громко тикают часы.
Кажется, что проходит целая вечность.
— Надь, я тебя люблю, — выдыхает муж резко и импульсивно. — Давай будем общаться. Ради детей.
А я только машу головой как безумная, и пульс шумит в ушах. По ладоням идут красные нервные пятна, и слезы подходят.
— Надь…
— Молчи! — шиплю неестественным голосом. — Давай просто помолчим.
Дима резко встает и передвигает свой стул ближе ко мне, садится и обнимает меня. Тянет в свои объятия. Опять.
Второй раз за день я поддаюсь на его провокации.
Кладу голову на его плечо и шумно выдыхаю. Легче становится.
— Что же мы за люди такие? Разводимся, а точку в отношениях поставить не можем!
— Потому что были счастливы вместе, — шепчет мне в висок.
— С Алиной ты тоже будешь оформлять совместную опеку?
— Чего? — усмехается. — С Алиной мы сначала поедем делать тест на отцовство. Я уверен, что она меня обманывает.
Поднимаю голову и смотрю на мужа красными от слез глазами.
— Ты правда спал с ней только один раз?
— Я тебе клянусь! — искренне шепчет. — Если хочешь, мы можем поднять записи с камер видео-наблюдения в офисе. Ты убедишься, что я соблюдал субординацию.
— Зачем ты к ней в трусы полез? — выпаливаю свой вопрос, и щеки горят пожаром.
— Не знаю, — тупит взгляд. — Просто… член стоял от таблеток, которые дрянь мне в кофе подмешала. Я секса хотел. Дико хотел. А когда она пришла и ноги раздвинула…
— Мозг отключился?
— Нет, Надь… Я не знаю, что сказать. Я думал, спущу нужду, а потом…
— А потом бы тебе понравилось, и ты начал изменять с завидной регулярностью.
— Ты меня знаешь, — смотрит в мои глаза в упор и за руку нежно берет. — Я бы сдох со стыда после первого раза. Я бы все равно не смог жить спокойно после своего поступка. И я признался бы тебе в измене. Совесть бы загрызла, Надь!
Он прав. Я его знаю. Он меня любит. Все эти десять лет доказывал, что любит.
— Хорошо, что я пришла в тот день, — грустно улыбаюсь. — Избежал мучений из-за совести.
— Избежал? — изгинает бровь. — Ты не представляешь, как мне без тебя плохо.
Прикусываю губу до боли.
— Потерять такую женщину как ты — конец света. Я ведь даже… не знаю… чувствую себя жалким без тебя. Мне реально плохо, Надь. Очень плохо.
— И мне без тебя, — рублю правду.
Страшно до одури, что пожалею о своих словах.
Я же не знаю, что там между Димой и Алиной. Вдруг мой муж нас обеих обманывает?
— Ты поела? — неожиданно спрашивает, и я растерянно на него смотрю.
— Еще нет.
— Ты весь день голодная? — строго. — Ты с ума сошла? О ребенке совсем не думаешь?
— Дима… — закрываю глаза и уголки губ расплываются в улыбке.
— Я сейчас закажу что-нибудь из твоего любимого рестика. Поужинаем вместе.
— Дима, наверно не…
— Не стоит? Ты это хочешь сказать? — прищуривается. — Надь, я сейчас не спрашиваю разрешения. Считай, что я заказываю не для тебя, а для своего ребенка.
Распахиваю рот, чтобы возразить, но тут же прикусываю язык.
Рогов быстро достает телефон, выбирает блюда из приложения ресторана с доставкой.
— Твои любимые роллы беру.
— Угу.
— Запеченную семгу или морского окуня?
— Я не хочу рыбу.
— Надя, — поднимает на меня молниеносный взгляд. — Семга или окунь?
— Семга.
— А пиццу не хочешь? Тут акция, один плюс один равно три.
— Зачем нам столько пиццы?
— Верно, — коротко кивает и откладывает телефон на стол. — Через час будет. Может, кино включим?
— Дим, подожди, — торможу его порыв прервать серьезный разговор и устроить нам тихий семейный вечер, как в старые добрые времена. — Так что ты будешь делать с ребенком Алины?
31. Хрустальный сосуд
— Если окажется, что ребенок мой, чего просто быть не может, то буду платить алименты, — цедит сквозь зубы.
— И все? — хмурюсь. — А если она захочет большего?
— Чего, например?
— Твоего участия в жизни ребенка.
— Надь, я против этого. Ни один суд не заставит отца общаться с ребенком против воли. Все, что может получить Алина — это алименты.
— И в тебе не проснутся отцовские чувства? — шепчу с надрывом.
— Послушай, — берет мою руку и осторожно гладит кожу своим большим шершавым пальцем. — Я хотел ребенка от тебя. Мечтал, что ты будешь мамой моего малыша, и моя мечта исполнилась. А ребенок от Алины — ошибка.
Закрываю глаза, а на душе тепло становится. Ох, Рогов… ты еще не знаешь, что твоя мечта сбылась в двойном объеме, и скоро у нас будет не один малыш, а сразу двое.
— Я так боюсь тебе верить…
— Надь, я понимаю, — прижимает мою ладонь к своим губам и целует невесомо. — Что мне сделать, чтобы вернуть доверие?
— Я не знаю.
— Подумай!
— Не знаю, Дим. Я не готова закрыть глаза на твою измену и беременную любовницу.
— Она мне не любовница.
Вздыхаю. Тяжело все это. И раны еще свежие. И страшно до безумия, что все повторится. Но малышам нужен отец. И нам с Роговым придется выстраивать адекватное общение, чтобы не пострадали дети. И мне нужен мужчина. Спина, за которую я встану. Мой муж мне нужен.
— Ну что, фильм? — улыбается.
— Да, пойдем в спальню, — киваю в ответ. — Хотя подожди! Я переоденусь и позову тебя.
Семейная веселая комедия хорошо поднимает настроение и заставляет на час забыть о мыслях о нашем дальнейшем будущем. Я сижу на кровати, закутав ноги в теплый розовый плед, а Рогов на кресле в метре от меня. Затем мы ужинаем, и я обнаруживаю, что могу спокойно есть рыбу, без приступов тошноты.
Мне нравится этот вечер. Он такой же теплый и домашний, как было раньше. И даже не хочется, чтобы Дима уезжал.
Досматриваем фильм, и Рогов встает с кресла. Разминает затекшие плечи, выпрямляет спину.
— Там Пушинка по тебе скучает, — выдает неожиданно. — Ты бы вернулась домой, Надь.
— Вернусь, когда квартира станет официально моей.
— А мне куда?
— Не знаю, — хлопаю ресницами. — Поживешь на съемной.
Задумчиво хмурится, а затем коротко кивает.
— Ладно, Надюш, как прикажешь. Я поеду. Поздно уже, — бросает взгляд на часы.
Чувствую, как нарастает внутренняя дрожь.
А вдруг поедет не домой? Вдруг к Алине помчится?
— Дим, — шепчу онемевшими от волнения
