Избранные сочинения в 9 томах. Том 4 Осада Бостона; Лоцман - Джеймс Купер

— Но не сейчас же, не в такую бурю?

— Эта буря ничто по сравнению с той, что может разразиться над вашей головой в любую минуту, если вы не одумаетесь. Повторяю, следуйте за мной. Если такой старик, как я, может презреть ненастье, пристало ли английскому офицеру отступать перед ним?

Гордость Лайонела была задета, и, вспомнив данное им однажды обещание сопровождать своего почтенного друга, куда бы тот его ни повел, он наскоро переоделся в штатское платье, накинул на плечи плащ, чтобы защитить себя от непогоды, и уже направился было к двери, но обращенные к нему слова остановили его.

— Нет, не этим путем, — сказал старик. — Я надеюсь, что ваше посещение принесет пользу, но тем не менее ему надлежит совершиться втайне. Никто не должен знать о вашем присутствии. Я считаю вас достойным сыном вашего почтенного отца и, вероятно, мог бы даже не предупреждать о том, что поручился за вашу скромность.

— Вы не раскаетесь в оказанном мне доверии, сударь, — высокомерно ответил Лайонел. — Но для того чтобы я мог увидеть то, что вы намерены мне показать, вам, по всей вероятности, необходимо покинуть этот дом?

— Молчите и следуйте за мной, — сказал старик, повернулся и отворил дверь в узкий и темный коридор, освещавшийся только небольшим окном — одним из тех крайних по фасаду окон, о которых мы уже упоминали выше, при описании дома.

Несмотря на полумрак, Лайонел, следуя предостерегающим указаниям своего спутника, благополучно спустился по лестнице, соединяющей служебные помещения нижнего этажа с жилыми комнатами верхнего. Внизу, на площадке лестницы, они на секунду приостановились, и молодой человек воспользовался этим, чтобы выразить свое изумление по поводу того, что его посетитель куда лучше знаком с расположением комнат в этом доме, чем он сам, живущий здесь не первый день.

— Разве я вам не говорил, что знаю Бостон без малого сто лет! — с сердцем возразил старик; он произнес эти слова еле слышным шепотом, и все же в них сквозило раздражение. — Много ли в нем неизвестных мне зданий? Прошу, следуйте за мной молча и соблюдайте осторожность.

Он отворил еще одну дверь, и они вышли во двор. Лайонел заметил человеческую фигуру, прижавшуюся к стене дома, словно ища защиты от проливного дождя. Когда они направились через двор к воротам, эта фигура отделилась от стены и последовала за ними.

— Вам не кажется, что за нами следят? — спросил Лайонел, оборачиваясь. — Кто это крадется за нами по пятам?

— Это наш малый, — сказал старик, которого мы будем отныне называть Ральф, ибо так, как вы могли заметить, всегда обращался к нему Джэб. — Это наш малый, и вреда от него нам не будет. Бог даровал ему способность отличать добро от зла, хотя, к несчастью, телесные недуги нередко омрачают его рассудок. Однако сердце его отдано родине, а она нуждается сейчас в каждом, кто может стать на защиту ее прав.

Молодой англичанин высокомерно улыбнулся, плотнее закутался в свой плащ и, наклонив голову, шагнул навстречу ветру, бушевавшему на улице. В полном молчании они быстро шли по узким кривым переулкам. Лайонел дивился про себя необъяснимому таинственному интересу, который возбуждал в нем его спутник, — интересу столь непреодолимому, что он ночью, в непогоду покинул кров миссис Лечмир и отправился неизвестно куда, неизвестно зачем, быть может подвергая себя даже опасности. И все же он без колебаний продолжал следовать за стариком, ибо к этим мыслям примешивались воспоминания о недавних весьма занимательных и откровенных беседах, которые они вели друг с другом во время их долгого плавания. К тому же все, что касалось благополучия и счастья его родины, не могло, естественно, не интересовать его. Он старался не терять из виду своего провожатого, а тот шел впереди и, казалось, не замечал бури, стремившейся сокрушить его дряхлое тело. За спиной у себя Лайонел слышал тяжелую поступь Джэба, который не отставал от него ни на шаг, стараясь укрыться от ветра за его развевающимся плащом. Казалось, ни одна живая душа не отважится выглянуть наружу — даже немногие попавшиеся им на пути часовые не шагали взад и вперед перед зданиями, которые им надлежало охранять, а укрывались от непогоды за выступами домов или искали спасения на каком-нибудь крыльце. Временами порывы ветра проносились по узким улочкам с завыванием, подобным реву морского прибоя, и с такой яростью, что едва не сбивали наших путников с ног. В такие минуты Лайонел принужден был останавливаться и даже отходить под защиту какой-нибудь стены, но его провожатый, вдохновляемый своей Целью и не стесняемый одеждой, устремлялся вперед, сквозь бурю и мрак, с легкостью, представлявшейся взбудораженному воображению молодого офицера почти сверхъестественной. Но вот старик, порядком опередивший своих спутников, остановился и стал поджидать Лайонела. Поравнявшись с ним, Лайонел с удивлением увидел, что тот стоит, глядя на торчащий у края мостовой пень.

— Взгляните — вы видите, что сталось с этим вязом? — спросил Ральф, когда его спутники приблизились. — Их топор погубил дерево-мать, но ее побеги живы и дадут поросль по всему континенту!

— Не понимаю вас! — возразил Лайонел. — Я не вижу здесь ничего, кроме какого-то пня. Я полагаю, министры его величества короля никак не повинны в том, что это дерево срублено.

— О нет, министры короля повинны в том, что тут произошло… Но спросите лучше этого юношу, который стоит рядом с нами, — он расскажет вам, какое это было дерево.

Лайонел повернулся к Джэбу и увидел при бледном свете подернутой облаками луны, что дурачок, забыв о дожде, стоит с непокрытой головой и с благоговением взирает на пень.

— Все это полнейшая загадка для меня! — сказал Лайонел. — Что это за пень, Джэб? Почему ты чуть ли не молишься на него?

— Это пень «Дерева Свободы», — ответил Джэб. — И не след проходить мимо него, не воздав ему почестей!

— Чем же это дерево заслужило такое поклонение? Каковы его заслуги перед свободой?

— Как — чем? А где еще вы видели дерево, которое могло бы писать и оповещать о днях городских собраний или могло бы рассказать людям, какую штуку собирается выкинуть король с чаем и с гербовыми марками?

— Ты хочешь сказать, что сие необыкновенное дерево могло творить все эти чудеса?

— А то как же! Конечно, могло и творило… Стоило скряге Томми задумать вечером какую-нибудь пакость, чтобы одурачить народ, и наутро вы могли прийти сюда и прочесть здесь на бумаге, приклеенной к стволу дерева, про все его дьявольские затеи и про то, что теперь надлежит делать, и все это было написано таким же прекрасным почерком, как у самого учителя Ловелла, когда он очень постарается.