На границе тучи ходят хмуро… - Алексей Кулаков

В преддверии бала проверив парадно-выходной мундир, князь решил – что проще будет съездить за новым в Ченстохов, чем позориться в старом: тот заметно поистрепался, да и немного жать стал, в плечах. Портной встретил его, как родного сына после долгой разлуки.

– Господин офицер! Очень рад вас видеть, очень, да-с! Вам, как и в прошлый раз? О!!! Эй, бездельники, ну-ка живо ко мне!

За ту цену, что заломил портной Стоцман, можно было пошить три обычных мундира – но этот таких трат стоил. Красивая и весьма дорогая ткань, идеальная подгонка по фигуре, соответствующие по виду и стоимости остальные мелочи… Переодеваясь, Александр держал в памяти то самое, первое впечатление, желая понять, как сильно он изменился за прошедшее время. Вид переодетого корнета, подействовал даже на привычного ко всему портного:

– Доволен ли ясновельможный пан? Э… я оговорился, прошу меня простить, Ваше Высокоблагородие! Может, прикажете чего ещё?

– Да. Неплохо бы поглядеть в большое зеркало.

– Это совсем легко устроить, прошу следовать за мной.

" Повыше стал. Поплотней и… на качка немного похож, что ли? Вон какие плечи. Уже не мальчик, но мужчина…"

Отражение показывало молодого и уверенного в себе офицера, в дорогом даже на беглый взгляд мундире, с бронзовым загаром на слегка скуластом и оттого хищном лице, и самое главное – глаза. Золотисто-жёлтая радужка сверкала живым янтарём, и являлась, вдобавок, настоящим индикатором душевного состояния князя: когда он был спокоен или веселился, то они принимали медовый оттенок, а когда был раздражён или сердит – на всех смотрели светло-желтые глаза лесной рыси…

" Здравствуй ещё раз, корнет-князь…"

Глава 19

Само награждение запомнилось Александру длинной, и необычайно скучной речью, которую добрых полчаса толкал (без бумажки и подсказок, между прочим) генерал-майор Франтц. Торжественность момента не ощущалась вообще, и приходилось постоянно следить за собой: зевать хотелось неимоверно! Вчера он полночи проворочался в постели, пытаясь составить жизнеспособный план. Кое-что уже, конечно, вырисовывалось, и достаточно важное: к примеру, он уже довольно точно оценил состояние семейства Ягоцких. Несмотря на то, что Кшиштофа по праву именовали купцом-миллионщиком, реальный максимум (то есть то, что он в состоянии быстро собрать) для него составлял пятьсот тысяч: вот в эту сумму и будет оценена живая и почти целая тушка его сынка… Сразу после вручения наград был заявлен бал, и явка на него для отличившихся была строго-обязательна: как не отнекивался корнет, подполковник и слушать его не стал, только пожурил снисходительно:

– Что же вы стеснительный такой, князь?

Этот бал сильно отличался от предыдущего: и зала была заметно побольше, и участники другие… Основную часть "народа", составляли молодые, бледно-анемичные девицы (увы, солнечный загар был сильно не в моде), под бдительным присмотром мамаш, открыто высматривающих перспективных кандидатов в мужья. Затем шли офицеры, украдкой косящиеся и облизывающиеся на наиболее эффектных "кобылок", и совсем немногочисленную группу составляли чиновники. Побродив между публикой, разделившейся на мелкие группки "по интересам", князь прикинул, сколько ему ещё полагается здесь торчать, и неподдельно загрустил.

"На награждении зевать хотелось, а здесь и вовсе с тоски помереть можно. Светская жизнь, чтоб её…"

Отведав шампанского, Александр непроизвольно скривился – какая кислятина… Через час, даже шампанское уже было в радость – до того надоело слушать разнообразные сплетни из размеренно-унылой повседневной жизни местного бомонда.

– К вам просто страшно подойти, князь!

Со спины неслышно подобралась баронесса, и теперь сдержанно улыбалась, довольная произведённым эффектом.

– Рад вас вновь увидеть, Софья Михайловна. Позвольте полюбопытствовать, отчего же страшно?

– Ну как же… Такой строгий офицер… Признаться, я когда вас увидела, поначалу смутилась – вы так холодно глядите на окружающих… Или вы мне не верите?

Баронесса обмахнулась пару раз изящным веером и стрельнула глазами по сторонам, убеждаясь, что их никто не слышит.

– Как ваша… ваше здоровье, Александр? Признаться, я сильно переживала, когда мне поведали о вашем ранении. Ваш командир только и мог, что твердить как попугай: всё будет хорошо, всё будет хорошо…

– Благодарю, Софья Михайловна, всё в полнейшем порядке. Позвольте вас пригласить на первый круг?

В этот раз одним вальсом дело не ограничилось: полька, краковяк, кадриль, опять вальс, но только уже венский… В перерывах баронесса рассказывала-знакомила его с окружающими, давая им подчас очень язвительные характеристики:

– Коллежский асессор Зябликов… большой любитель волочится за богатыми дамами, причём имеет успех… как он думает.

– Корнет Вагурский, частый гость в салоне мадам Кики. Такой красивый голос…

– Титулярный советник Бибиков, с дочкою и женой. Очень достойный господин, а вот про супругу поговаривают…

Гнусным наветам, на добропорядочную замужнюю женщину, Александр поверил без колебаний – уж больно блудливые глаза были у Натальи Павловны, молодой жены сильно пожилого уже советника. Поздний брак имеет и свои минусы, увы. Это утверждение, некоторым образом, относилось и к его прекрасной собеседнице: её обручальное кольцо посверкивало на безымянном пальце ЛЕВОЙ руки, свидетельствуя о вдовстве далеко не старой ещё красавицы. Ой как не старой! Неравные по возрасту и договорные браки, обычное, в общем-то дело… Хотя надо заметить, что убитой горем она не выглядела, да. Выпитое без удовольствия шампанское даже не расслабило, зато всё отчётливее просилось наружу, а уйти просто так было нельзя, потому как – дю моветон! Вот и пришлось импровизировать на ходу:

– Софья Михайловна, прошу простить, но мне необходимо ненадолго отлучиться.

– Я вам наскучила?

– Что вы! Просто… мне надо помочь своему… другу

– Вот как? Вы познакомите меня с ним?

– Кхе, э… Непременно, как-только представиться удобный случай…

Как он и думал, случай представился быстро. Чем ближе была полночь, тем более откровенно флиртовала с ним раскрасневшаяся от танцев и вина красавица: вначале невинные "случайные" прикосновения, затем незаметное поглаживание по руке, и кончилось всё предложением – подышать свежим воздухом в саду. Короткая прогулка, предложение зайти к ней на чай… Целоваться они начали ещё в экипаже, а раздеваться – на мраморной лестнице на второй этаж, в небольшом и уютном особнячке баронессы, а к тому моменту, когда дошли до её будуара, были уже практически голыми. Жаркое дыхание, тяжёлая упругая грудь, выгибающаяся под его руками и губами, дурманящий аромат гладкой как шёлк кожи… Александр так разошёлся, что не заметил, как наступило утро. Уже вовсю чирикали ранние пташки, когда утомлённая, но довольная до нельзя баронесса уснула, а её гость стал тихонечко собираться, разыскивая и поднимая брошенную где попало одежду: рубашку на входе в будуар, бриджи под кроватью… отглаженный китель ему подала невозмутимая горничная, напоившая его крепким горячим чаем и проводившая до двери.

"Мавр сделал своё дело, мавр может уползать! Или надо было остаться? Выясню… в следующий раз"

Едва не вывихнув богатырским зевком челюсть, корнет не спеша побрёл к офицерскому собранию за своим средством не роскоши, но передвижения: роскошными, или просто отличными отрядные лошади никогда не были. Впрочем, и сильно плохими тоже – всё таки строевые кони… Спустя две или три недели, штабс-ротмистр Блинский доверительно поведал ему, тихо похохатывая при этом: баронесса так лестно отрекомендовала князя своим подругам, что те единодушно записали того в первостатейные жеребцы. Титул хоть и негласный, но очень желанный и почётный для многих офицеров, а для некоторых – и вовсе, подороже иного ордена будет. Растерянный ответ корнета:

– Да там ничего такого и не было…

Вызвал у Сергея Юрьевича натуральную истерику, и слёзы от продолжительного хохота – потому как он посчитал последнее ну просто невероятно остроумной шуткой. Пользуясь приступом хорошего настроения у начальства, Александр осторожно поинтересовался – можно ли получить короткий отпуск? Командир всея заставы для начала неподдельно удивился:

– Князь, вы же только месяц как?! И позвольте осведомиться, по какой такой надобности?

– Я измыслил несколько занятных вещиц… ничего особенного, но всё же, хотелось бы получить на них патенты.

– Так наняли бы стряпчего? А вообще… разумно, да. Хорошие, они завсегда берут за свои услуги немало, а плохие и даром не нужны. Да-с. Ну хорошо… я похлопочу у подполковника за вас. Но обнадёживать не стану, да-с. Сами знаете – до прибытия нового офицера вам со службы никуда отлучиться никак не можно-с…

Чем больше Александр узнавал про семейство Ягоцких, тем больше ему хотелось плюнуть на все приготовления, и тупо пристрелить папашу и его излишне резвого сынка. Последний, кстати, опять отличился на постельном фронте: едва ли не в открытую домогаясь супруги одного из папиных приказчиков, и получая раз за разом твёрдое – НЕТ!, после очередного отказа взял да и изнасиловал её. Муж, узнав "из первых рук", кто обидчик жены, долго терзал её своими расспросами и сомнениями (и как говорят – довёл таки до нервного срыва), затем достал револьвер и… застрелился. Не стерпел, стало быть, такой обиды, ага. Женщина, вначале безмерно униженная и оскорблённая, а потом, вдобавок, ставшая вдовой, да к тому же без малейших средств к существованию, стала добиваться справедливости, и заявила на своего обидчика в полицейский околоток. Добилась, на свою голову. Десяток свидетелей дружно указали на её распущенность и бесстыдное поведение, и вообще! Ещё неизвестно, кто кого изнасиловал!!!