Янтарный ангел - Александр Форш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я очень за нее переживаю. – Марина сглотнула подступивший к горлу ком. – Никогда раньше она не исчезала так надолго. А я вместо того, чтобы искать ее, сижу и распиваю с тобой кофе.
– Но что ты можешь сделать? – Старуха, кажется, разозлилась. Турка в ее руке дрогнула, и на белоснежную скатерть выплеснулась кофейная гуща. – Ну не по городу же бегать. Я ведь сказала, что поручила это дело компетентному человеку.
– И где же этот твой человек? Почему от него нет никаких новостей? Может, он шарлатан какой-нибудь! Нет, я пойду в полицию и заставлю их принять заявление.
Марина вскочила на ноги.
– Сядь. – Старуха потянула ее за руку. – Не поможет нам полиция. Я не знаю, как тебе объяснить, да только здесь замешаны другие силы.
– О чем ты говоришь? Какие еще силы? Что тебе известно?
– Немногим больше, чем тебе. Аня не просто так сбежала, он ее заставил.
– Кто он? Да объясни толком, что происходит!
– Я не слепая и вижу, что ты мне не веришь. Наверняка думаешь, что я аферистка какая-то, что хочу вас с сестрой обмануть. И никак я не смогу заставить тебя мне поверить, но хотя бы душу облегчу перед смертью. Я уверена, что мне недолго осталось. Только жить в постоянном страхе я устала. Хватит.
Перед Мариной сидела не Снежная королева, а уставшая несчастная женщина с потухшим взглядом. Груз прожитых лет согнул ее спину.
– Выслушай меня, пожалуйста. – Голос Елизаветы Петровны дрогнул. – Когда Володя забрал мою дочку, я думала, что умру или по-настоящему сойду с ума. Игорь, Володин друг, пристроил меня уборщицей в поликлинику, так уж вышло, что попала я в педиатрию, куда мамашки приводили своих заболевших деток. Сначала я просто наблюдала за ними, представляла, что так же могла бы приходить сюда со своей Анфисой, потом начала разговаривать с родительницами, расспрашивать о всяких пустяках. Сама не понимаю, как такое получилось, да только однажды я очнулась уже на улице, прижимая к груди пищащий сверток. Малышка была так похожа на мою Анфису, что я не удержалась. Стою на улице, а сердце так и заходится от счастья. Куда бежать, что делать дальше, я не знала, да и не важно все тогда было. Главное, что она со мной, моя девочка, солнышко мое ненаглядное.
Тогда-то я и увидела его. Мальчик, лет трех, не старше, в коротеньких шортиках на лямочках, светленький, а глаза голубые. Он на меня так посмотрел, как иной взрослый не посмотрит. А у меня перед глазами картинка встала: девушка, у которой я украла ребенка, бегает по коридорам, зареванная, растрепанная, и никто не может ей помочь, только плечами пожимают. Я ее боль почувствовала как свою собственную и, не раздумывая больше, вернулась обратно. Уже на пороге оглянулась, чтобы на мальчика того еще раз посмотреть, а его уже и след простыл. Ты ведь его видела. – Старуха не спрашивала, она утверждала. – Знаю, что видела. Сначала я думала, что он ко мне одной приходит, а потом… Давай-ка я расскажу тебе все по порядку. Ты еще не собираешься спать?
Марина сомневалась, что вообще заснет после таких откровений, и молча покачала головой.
– Тогда я сделаю нам еще кофе. Может, ты кушать хочешь?
– Спасибо, мне бы чаю. С лимоном. И больше ничего не нужно.
– Ты в деда пошла. Он тоже чай любил, а я вот кофе больше уважаю, – говорила она, насыпая в чайник заварку. – Он меня научил заваривать чай, – почему-то смутившись, пояснила старуха. И, не делая паузы, начала рассказывать.
История ее жизни не была простой. Столько испытаний выпало на ее долю, что с лихвой хватит на нескольких человек. Выдержать подобное дано не всякому. Она справилась и не сломалась, не потеряла веру в счастье.
Вот первая, самая яркая и болезненная любовь. Марина представила, как Елизавета Петровна, еще совсем девчушка, кружится в танце сама с собой, прижимая руки к животу. В комнату входит дедушка Володя, он молод, полон сил. Совсем не такой, каким он стал на склоне лет – дряхлым развалиной с безумным взглядом и перекошенным от страданий ртом. Лизонька бросается ему на шею, но он мягко отстраняет ее и… уходит. Она остается совсем одна и понимает, что так теперь будет всегда. Но она сильная, она справится.
А вот уже белые стены больницы. Лизонька еще молодая, с роскошными светлыми кудрями, но уже сильно изменилась. Из нее словно ушла жизнь. От ее руки, покрытой синюшной сеточкой вен, тянется капельница.
Снова заходит дедушка. Он серьезен и сосредоточен, протягивает ей какие-то бумаги, которые она должна подписать.
Подписала. Плачет, заламывая руки, вырывая с корнями свои красивые волосы. Стискивает зубы от боли.
Следующий кадр. Грязные коридоры поликлиники, где она в темной косынке трет серой тряпкой полы, на лбу – капельки пота, на щеках – слезы. Вокруг дети, много детей. Одни совсем груднички, лежат, туго запеленатые, как подарки счастливым мамочкам. Другие неугомонные и неуловимые, как маленькие торнадо, носятся, падают, вскакивают на ноги и продолжают бежать с радостными воплями.
Ей тоже хочется получить «подарок», и она забирает чужой. Женщина, которой он предназначен, поймет ее, не осудит.
На улице холодно. Лежит снег, с голых деревьев на нее внимательно смотрят вороны. Она вдруг отчетливо понимает, что забирать чужие «подарки» нельзя.
Все это время за ней наблюдает синеглазый мальчуган, одетый в короткие шортики и тонкую маечку.
Ему не холодно.
Он ведь неживой.
Девушка снова плачет. На этот раз она пришла на кладбище, где с серого могильного камня на нее смотрит мама. Мама улыбается и хочет сказать, что всегда будет рядом, она любит свою дочурку и прощает за все.
– Мама, пока болела, постоянно твердила о спрятанных драгоценностях, которые она забрала у моего отца, когда сбежала от него. По какой-то причине она не смогла ими воспользоваться, испугалась или еще что – теперь никто не ответит на этот вопрос. Пришлось ждать почти двадцать лет, прежде чем я смогла заглянуть в тайник. В Стране Советов за такое вполне могли расстрелять, но потом все изменилось. Страна начала разваливаться, появились фарцовщики, перекупщики и прочие барыги. Я стала понемногу продавать драгоценности, едва хватало на жизнь, пока на меня не вышел довольно известный человек, который в конце восьмидесятых годов не исчезал с экранов телевизоров. Он оказался ценителем ювелирного искусства, сказал, что многие побрякушки в моей копилке стоят баснословных денег. Замуж даже звал. Я не согласилась. После Володиного предательства мужчины перестали для меня существовать.
Время шло, Елизавета Петровна обнаружила в себе коммерческие задатки, довольно успешно вложилась в акции нескольких компаний и наконец-то смогла почувствовать себя свободной женщиной. С появлением материальной независимости пришла уверенность в собственной силе, а с ней жгучее желание отомстить бывшему любовнику, вернуть свою дочь, уже взрослую девушку, которая никогда не знала свою настоящую мать.
Елизавета встретилась с Володей. Она очень боялась, что могут вспыхнуть старые чувства, а вместе с ними вернется и боль.
Ничего не вернулось. Она смотрела на него как на чужого человека. Она много лет мечтала о том дне, когда сможет раздавить его, как навозного жука, а теперь вдруг поняла, что не испытывает к нему даже презрения.
– Я хочу видеть свою дочь, – коротко сказала Елизавета и выложила на стол пухлую пачку крупных купюр.
– Наслышан. – Володя взял деньги, повертел в руках и бросил обратно на стол. – Ты теперь крутая, ездишь на дорогой тачке. Вот только этого мало, – он указал взглядом на пачку. – Если хочешь, чтобы она никогда не узнала, кто ее настоящая мать, придется раскошелиться. Разумеется, ты никогда ее не увидишь. А попытаешься приблизиться – я подниму архивы с историей твоей болезни и покажу ей. Думаешь, твой обожаемый Рыкин просто так тебя тогда выписал? Он надеялся на твою горячую благодарность в его холодной постели, а ты, святая простота, ничего не поняла.
– Ты не посмеешь. – Женщина побледнела, сжала кулаки.
– Еще как посмею. У меня все еще имеются некоторые связи. Приблизишься к моей дочери – и вскоре познакомишься с обитателями речного дна. На случай, если соберешься пойти в милицию с заявлением, то и там у меня имеются хорошие знакомые. Не все в этой жизни решают деньги, дорогая Лиза.
– Ты мне угрожаешь?
– Боже упаси! Представь, что я экстрасенс и вижу вероятное будущее.
Володя откровенно издевался, наслаждаясь властью над ней.
– Я хочу ее увидеть. Всего один раз.
– Кажется, я ясно выразился, или у тебя проблемы со слухом?
Елизавета взяла салфетку, вывела на ней цифры и подвинула ее Володе:
– Если позволишь увидеть ее и поговорить.
Он хмыкнул, приписал к цифре еще один ноль и вернул ей:
– И это только за то, чтобы посмотреть издалека. Как говорится: руками не трогать.
…Марина слушала и не могла поверить своим ушам. Зато теперь у нее в голове что-то щелкнуло, и она наконец поняла, как их бедная семья могла оплачивать дорогостоящее лечение дедушки Володи. Денег иногда не хватало даже на еду, но он лежал в лучших клиниках и получал все, что только можно, чтобы хотя бы облегчить боль. Правда, потом деньги резко исчезли, и бабушка хотела продавать квартиру, но не успела – умерла.