Пустыня. Очерки из жизни древних подвижников - Евгений Поселянин

После этого разговора Палладий стал просить Иоанна помолиться за него, но святой старец, дав ему, как маленькому ребенку, мягкий удар по щеке, с приятной веселостью продолжал затем говорить ему следующее:

— Ты не будешь избавлен от печали. Ты вынес уже большую борьбу при мысли оставить твое уединение. Но страх оскорбить Бога заставил тебя отложить свой уход. Демон мучит тебя этим и представляет тебе видимые поводы к такому удалению. Он представил тебе, что твой отец скорбит о твоем уходе, что твое возвращение побудит твоего брата и сестру удалиться в уединение. Но я возвещаю тебе добрую весть, что твои оба брата вне опасности и что твой отец проживет еще семь лет. Пребудь же с мужественным сердцем в уединении и не думай из любви к ним вернуться домой, потому что написано: «Возложивший руку на рало и озирающийся вспять недостоин Царства Небесного».

Эти слова много утешили и укрепили Палладия. Затем старец с той же веселостью спросил его, не мечтает ли он об епископстве. Он отвечал, что нет, так как он уже епископ. (В переводе с греческого это слово означает: «надсмотрщик», «смотритель» или «надзиратель» и проч.)

— В каком городе ты епископствуешь? — спросил святой.

— Я епископствую, — отвечал Палладий со смехом, — над кухней, над расходами, над столом, потому что усердно слежу за этими вещами: вот мое епископство, назначенное мне свыше.

— Перестань шутить, — сказал ему святой, — потому что ты скоро будешь епископом и много пострадаешь от разных распрь. Но если хочешь избежать всего этого, не выходи никогда из своего уединения, ибо, пока будешь в нем оставаться, никто не может назначить тебя епископом.

Вскоре он почувствовал истину этих слов. Через три года, угрожаемый признаками водянки, он согласился ехать в Александрию, откуда, по совету врачей, перешел в Палестину, а затем в Вифанию, и там был сделан епископом Еленопольским. Он вслед за тем пострадал от гонения, воздвигнутого на Иоанна Златоуста, и в течение одиннадцати месяцев был спрятан в темном помещении. Тогда-то вспомнил он, как предсказывал ему великий Пророк все несчастья, которые он претерпел.

Между тем преподобный, желая ободрить его, чтобы он терпеливо переносил свое одиночество, велел передать ему, что сам он уже сорок лет живет, заключась в своей келье, и за все это время не видал ни одной женщины, ни одной монеты; не видел, как едят люди.

Палладий вернулся затем в Нитрию, где он рассказал Евагру и другим пяти инокам все, что он видел в этом замечательном человеке. Своим рассказом он возбудил в них еще более горячее желание самим туда отправиться, что они и сделали через два месяца. По возвращении они рассказали Палладию, чему они были свидетелями во время своего посещения, но он не поместил этого в своей истории.

Приблизительно в это же время Руфин или, как полагают другие, Петроний, говорящий пером Руфина, отправился к святому с шестью спутниками, ища духовных наставлений. Они были им приняты с выражением любви и гостеприимства истинно христианским. Так как у египетских отшельников был обычай совершать молитву до начала беседы, то они просили святого старца исполнить это и дать им благословение. Он спросил их, нет ли среди них лица священного сана, на что они ответили отрицательно.

Тогда святой стал в них внимательно вглядываться по очереди и, когда дошел до самого молодого, произнес, указывая на него пальцем: «Этот — дьякон». Он был действительно дьякон. Но открыл это лишь одному из спутников, которому вполне доверял, скрывая по смирению свое достоинство, чтобы не казаться, что он превосходит званием благочестивых людей, с которыми шел и которых считал гораздо выше себя. Он продолжал отрекаться, но преп. Иоанн, взяв его за руку, поцеловал эту руку и сказал: «Остерегайся, сын мой, отрицать благодать, полученную тобой от Бога, чтобы добро не довело тебя до зла и смирение до лжи. Ибо никогда не надо лгать не только с дурным намерением, но и с доброй целью, потому что ложь, как учит Спаситель, приходит не от Бога, а от лукавого». После этого кроткого наставления дьякон перестал скрывать истину и открыл ее своим молчанием.

Когда они совершали молитву, один из братьев, сильно страдавший лихорадкой, просил святого исцелить его. Преподобный ответил, что он ищет облегчения от страдания, которое ему полезно, так как болезнь очищает душу, как соль употребляется для очищения тела. Однако преподобный благословил елей, потершись которым больной почувствовал себя лучше и мог пешком дойти до места, назначенного для пребывания его и его товарищей. Преподобный распорядился, чтобы им было оказано всякое внимание по правилам христианского гостеприимства, и, укрепившись телесной пищей, они поспешно вернулись к нему, чтобы получить духовную. Он тотчас принял их с выражениями такой любви, как будто они были его собственные дети. Он их усадил и спросил их, откуда они и какова цель их путешествия. Они отвечали, что они идут из Иерусалима, чтобы быть свидетелями того, что донесла до них молва, потому что все, что видишь своими глазами, гораздо глубже врезается в память, чем то, о чем только слышишь.

Тогда повел он с ними ту длинную беседу, которой Руфин приводит только часть и которая полна возвышенными нравственными наставлениями и очень интересным замечанием насчет духовной жизни. Чтобы дать понятие об этой беседе, можно разделить все сказанное а ней на два главных отдела: чего должны пустынники избегать и что они должны стараться приобрести.

Что касается первого, он советует пустынникам не довольствоваться одним внешним или словесным отречением от демона, называемого князем века, но исполнять это на самом деле в своей внутренней жизни, исправляя пороки, укрощая страсть, умертвляя чувственность, подавляя беспорядочные привязанности и все более и более освобождаясь от своих недостатков и несовершенств.

Один из главных пороков, которые он советует истреблять, это гордость. Он предупреждает Руфина и его спутников остерегаться, чтобы чувство гордости не прокралось и в то намерение, с которым они пришли к нему, не побудило бы их по возвращении гордиться перед другими, что они видели такие вещи, о которых другие знают лишь по рассказам. Он сказал, что гордость — это такой опасный порок, что он может низвергнуть душу с высоты совершенства; что одинаково опасен и только начинающим духовную жизнь, и тем, которые уже много потрудились, внушая первым после какого-нибудь подвига молитвы или милостыни, что они достигли уже совершенства, и заставляя вторых приписывать свои успехи своим трудам и ревности вместо того, чтобы относить всю славу к Богу.

От гордости он переходит к другим порокам вообще и умоляет отшельников мужественно бороться с ними. Средство, на которое он им указывает, — это следить самым тщательным образом за мыслями и сердцем своим, чтобы ни одно пустое пожелание, ни одно беспорядочное побуждение не пустило в душе корней, потому что, кроме того, что от этого рождается чрезвычайная рассеянность, развлекающая душу на молитве, пленяющая ум, заставляющая воображение блуждать по тысяче бесполезных или гибельных предметов, — эти безнравственные привязанности путем греха открывают дверь души демону, который тогда поселяется в той душе, как в доме, ему принадлежащем. Затем он в немногих словах показывает печальное состояние души монахов, над которым демон властвует грехом. «Он навсегда лишен мира и покоя. Он всегда в смущении и в тревоге. То он увлекается безумными радостями, то он удручен глубочайшей скорбью, а все это потому, что в нем живет роковой гость, которого он допустил, уступая своим страстям».

Тут святой жалуется на заблуждение некоторых иноков, которые, говорит он, только, по-видимому, отрекаются от мира, а сами не работают над очищением себя от пороков и над укрощением страстей. «Вся их забота, — говорит он, — не идет дальше посещения нескольких святых отцов, и слышанные от них мудрые поучения они приносят затем своим собратьям в духе тщеславия, величаясь своими сношениями с этими служителями Божиими, корча из себя учителей, и повторяют эти прекрасные наставления, поучая других не тому, что сами исполнили, но что лишь слышали и видели». Упрекает он еще и тех, кто по тщеславию хочет возвыситься до священных степеней, которых инок не должен искать, ожидая призвания от Бога.

Чтобы ярче выставить все безобразие души инока, который через грехи свои и пороки находится во власти демона, преподобный противопоставляет счастливое состояние того, кто борьбой со страстями стяжал себе духа Божия. Вот в каких словах рисует он такого инока: «Наоборот, тот, кто действительно отрекся от мира, то есть отсек грех от своего сердца, не оставив никакой открытой двери, через которую грех мог бы войти; кто подавляет гнев, укрощает беспорядочные движения души, избегает лжи, ненавидит зависть; кто не только не злословит, но и не позволяет себе даже судить своего ближнего; кто считает своими радости и огорчения своих братьев и кто поступает так во всех обстоятельствах, — тот открывает дверь души Святому Духу. Когда он вошел в душу, там царствует лишь любовь, терпение, кротость, благость и все другие плоды, которые производит Дух-утешитель».