Время Полицая - Айдар Павлов

- Поговорим, - неуверенно кивнула Настя.

Вадим достал два железнодорожных билета и положил их на место, по которому проходила "узенькая дорожка":

- Сегодня мы уезжаем в Таллинн.

- Этого только не хватало! - Настя закатила глаза. - С какой стати?

- Это мой приятный сюрприз. Уверен, ты его оценишь. Таллинн - сказочное место. Почти Италия, только хлопот меньше: визы оформлять не надо, вечером сел в поезд - утром уже там. Тебе понравится. Ты влюбишься в Таллиннские улочки, я гарантирую, они имеют совсем другое измерение. Прикинь: на каждом перекрестке стоят гномы. Я покажу тебе Пириту, Ранну. Ратушную площадь, уличных музыкантов. Ни одной вонючей машины в центре города, - обещаю - тишина, покой. А потом мы сходим в Нигулисте, любовь моя, это такой костел, в котором всегда холодно и красиво. Ты поднимаешь взгляд, и лучи холодного света падают на тебя вместе с музыкой. Обалдеть!

Вадим замолчал. Настя выглядела обалдевшей.

- Поверь, я никого не любил так, как тебя, - выдержав драматичную паузу, подвел черту Вадик.

- Это все, что ты хотел сказать? - спросила Настя.

- Пока да.

- Несколько минут внимания закончились? Я могу идти?

- Попробуй, - разрешил Вадим.

Настя поднялась и пошла к выходу. Он последовал за ней в коридор. Но догонять не стал - вытащил пушку и прицелился в розовый дутик, исчезающий в темноте коридора.

- Ну и катись, - проворчал он, когда Настя скрылась за поворотом.

Вадим спрятал револьвер и вернулся в буфет. Очередь у стойки рассосалась. Он взял двойной кофе и неторопливо выпил.

Пятнадцать минут спустя он вышел из Университета. Темнело. Через дорогу перебежала фигурка на каблуках: в белых джинсах и розовом дутике. Настя шла к нему.

- Надумала? - На лице Вадима мелькнула улыбка победителя.

Настя остановилась в двух метрах:

- И с какой только радости я тебе верю?

- Я же объяснил, у тебя и у меня - одна узенькая дорожка. Мы нужны друг другу.

- Не знаю, на фиг ты мне нужен, но я, кажется, еду.

- Знаешь, я почему-то в этом не сомневался.

- Потому что ты больной, - вздохнула Настя, - просто больной.

- Если б я сомневался, я б тебя убил, любовь моя, просто убил.

Они поймали тачку и покатили к Витебскому Вокзалу.

16

4 декабря, 1991.

За ночь, проведенную в поезде Ленинград - Таллинн, Вадим не сомкнул глаз. Он смотрел на спавшую Настю и думал о том, что только любовь в этом непредсказуемом мире имеет реальную силу и что даже во сне вокруг лица его подснежника с русыми лепестками живет едва уловимая матовая дымка - собственность немногих близоруких созданий прекрасного пола в нежном возрасте, сохраняющая рассеянное очарование девства. В этой дымке были заколдованы потертые джинсы, потресканные кроссовки и лохматый свитер, который Насте связала мать на пятнадцатилетие и в котором она была, когда он впервые ее увидел; от нее веяло теплым домом возле спящего под снегом синеглавого собора, белыми подушками из хрустальной комнаты невесты, толстыми тетрадями с ее стола и даже усердным Гошей - черепашкой Насти, - часами подпирающего дверь ее комнаты...

На земле лишь три стихии позволяют смотреть на себя бесконечно долго: огонь, вода и небо. И вот, когда к ним примыкает четвертая - представитель рода человеческого - ты уже расписался в любви. Той ночью Вадим видел Настю такой, какой ее видел Создатель: не от человеков - от стихии. А в стихию либо с головой, либо не ногой: в небе человек растворится, в воде захлебнется, в огне сгорит...

Он понял, что никогда раньше не смотрел столь долго - ни на кого. Его цветок возродился из небытия, и цена ему была вечность.

Таллинн встретив их легким морозом, полным безветрием и тишиной. Перед тем, как кинуть якорь в гостинице, Вадим полтора часа водил Настю по городу. После спертого воздуха вагона колючий аромат эстонской столицы действовал как газированная вода, а немая утренняя благодать глушила звуки подошв на мостовых из старинного камня до шепота, словно ты во дворе своего дома. Не искушая провидение, Вадим старательно огибал стороной все знакомые места и закоулки: навестить отцовскую квартиру или Пеликан и наткнуться там на незнакомых людей означало положить конец празднику. Настя казалась вполне счастливой и довольной тем, что согласилась на эту необычную поездку.

Они неторопливо бродили по лабиринтам эстонских улиц, заглядывали в магазины и покупали разные безделушки. Они сидели в маленьком кафе, ели пирожное - одно большое пирожное на двоих, - смеялись и смотрели через окно, как серое утро уступает территорию дневному свету, как восходит из красной колыбели холодный солнечный диск, как желтый цвет вытесняет из кривых улочек длинные, острые тени домов и до ослепительного блеска шлифует высокие шпили местных соборов.

Наконец, они облюбовали двухэтажную гостиницу на Тоомкооли, где роль портье выполнял хозяин, а в фойе мило стояла разукрашенная елка. Под этой елкой расположились несколько смешных гномов из пенопласта. Повсюду висели разноцветные надувные шары. Эстония заблаговременно готовилась к Рождеству.

Настя перебросилась несколькими любезностями с портье, Вадим заплатил за две недели вперед, взял ключ от двухкомнатного номера на втором этаже, и они поднялись наверх.

Не снимая куртки, Настя упала на кровать и в блаженстве раскинула руки:

- Тут классно.

- Рад, что тебе угодил.

Он закинул сумку в выдвижной ящик, сбросил с себя брюки, бадлон и остался в одних трусах.

- Что ты собираешься делать? - спросила Настя.

- Побриться.

- Ляг сюда, - позвала она.

Он послушно пристроился рядом на кровати.

- Мне начинает казаться, будто я родилась заново, - призналась Настя. - Но все равно, я не могу понять... Откуда ты свалился? Как мы сюда попали? Анекдот!

- Тебе хорошо?

- Это меня и тревожит.

- Брось. Нет ничего важнее того, что тебе сейчас хорошо.

- Но долго так не может продолжаться.

- Не важно. Тебе хорошо - забудь обо всем на свете.

- Ты будешь меня насиловать?

- С чего ты взяла?

- Разделся...

- А ты этого хочешь?

Вместо ответа она засмеялась.

- Прежде, чем насиловать, я хотел бы постоять под душем. Кажется, я вечность не стоял под душем.

- Расскажи мне сначала, у кого ты спер эти деньги?

- Я тебе два раза объяснял: они наши - твои и мои, - подарок моего отца на свадьбу. Мы должны были завтра ехать в Италию.

- Ну, ну. Сицилия, Палермо, после слякоти - настоящий рай... Придумал бы что-нибудь поинтереснее.

- Настя, все, что я тебе рассказал, - правда.

- Хорошо, хорошо. Но если мы, действительно, были вместе год, как мы познакомились?

- В метро. Ты училась тогда на первом курсе. У меня был червонец в кармане, а на тебе была такая выцветшая красная куртяшка, потертые джинсы и старые корейские кроссовки, еще лохматый вязанный свитер - в том свитере ты пахла как подснежник. Всегда бы ходила в нем, будь моя воля. И в старых кроссовках - гонору меньше. Что только шмотки ни делают с людьми!

- Так прямо занюхал меня и полюбил?

- С первого запаха. Сказал: у меня есть чирик, не присесть ли нам в кафе?… Ты: "Нет-нет, что вы, что вы! Извините, я тороплюсь!" - ну, и все дела. Короче, я не отлип, вышел за тобой на «Техноложке», и ты поняла, что единственный способ от меня избавиться - это сделать то, что я прошу.

- А потом?

- Что потом? Потом влюбился сильнее. Куда деться? Чтобы тебя удержать, пришлось сказать, что кроме десятки на кофе, у меня есть квартира, фирма у отца, связи. Короче, вскружил голову девчонке… Тот свитер еще жив?

- Серый?

- Тот, что мать связала, - кивнул Вадим.

- Конечно.

- Я хотел бы снова посмотреть на тебя в том свитере.

Обходя тему воровских рецидивов, Вадим поведал Насте историю ее жизни. Из мелких, неосязаемых подробностей выстаивался невероятный замок Настиной судьбы, в котором причудливое переплетение неоспоримых фактов с фантастикой рождало поистине сказочные узоры. В замке этой и потусторонней жизни порой встречались незнакомые залы, коридоры, подвалы... Однако они до того гармонично соседствовали с постылыми комнатами и лекционными залами (которые она, оказывается, бросила посещать еще весной), что не верить этому было выше человеческих сил, а поверить - почти безумием.

И она в какой-то момент поверила. Расстояние между парнем и девушкой таяло по минутам. Он уже держал ее послушную руку в своих ладонях и говорил:

- Вот мизинец... У тебя красивый мизинец, первая клавиша. Я всегда любил играть на твоих пальцах, и всегда начинал с мизинца. Затем переходил к безымянному и много раз убеждался, что он такой же красивый, как мизинец... А вот и средний - да? - какая девушка не позавидует такому среднему пальцу на руке Насти? Указательный, он самый властный... Наконец, что мы видим? Самый крутой - большой палец - круче всех остальных - в рот такого не клади!… Знаешь, что я больше всего люблю?