Штрафбат в космосе. С Великой Отечественной – на Звездные войны - Алексей Ивакин

В эту ночь Крупенников что спал, что не спал. Как и трое его товарищей, впрочем. Мнемопроектор теперь виделся ему тем самым хрестоматийным «корнем зла». Простейший, с точки зрения XXIII века, прибор, способный напрямую загружать информацию в человеческий разум, за каких-то несколько часов перевернул всю его жизнь и всё его мировоззрение. Да, наблюдая происходящее вокруг себя, он понимал, что Советского Союза, в привычном ему виде, уже не существует; понимал, хоть всеми силами и старался абстрагироваться от этого страшного знания. Но он и представить не мог, насколько все страшно, глупо и… быстро закончилось тогда, в родном двадцатом столетии. Страны, которой он присягал, за которую проливал свою кровь и кровь вверенных под его командование бойцов, больше не существовало. Не существовало уже несколько веков. Более того, его страна не прожила и полувека после той великой Победы, выстраданной такими усилиями и такими жертвами! Смерть Сталина, расстрел Берии, Карибский кризис, «холодная война», Корея, Вьетнам, Афганистан, «перестройка», путч девяносто первого… ему, комбату Виталию Крупенникову, не было никакого дела до этих ставших нарицательными понятий. Он и так делал все, что мог, посылая бойцов на смерть и идя вместе с ними. Не на электронных страницах всемирного информаториума, а там, на залитых кровью, пропахших кордитом и тротилом полях сорок второго, сорок третьего, сорок четвертого! Он и сам погиб, в клочья разорванный немецким снарядом, и жив сейчас лишь благодаря непостижимым технологиям далеких потомков… которые и сами-то живы благодаря ему – и еще миллионам таких, как он. Порой безвестных и безымянных, но до самого конца, до никому не ведомой могилы, преданных Родине солдат той войны. Вот такой вот замкнутый круг…

Сначала Крупенникову захотелось застрелиться. Но не было из чего – несмотря на восстановленную в мельчайших деталях форму и амуницию, оружия им не вернули. Потом – напиться вдогонку к уже принятому с мужиками, но на сей раз чтобы в полную и абсолютную жопу, чтобы пол под койкой наутро мыть. И забыть все напрочь…

Потом – и того, и другого вместе.

Потом Крупенников пришел в себя на мокрой от пота кровати. Голова кружилась, но отнюдь не от выпитого накануне. И во рту горько было тоже вовсе не от коньяка. Это была горечь разрушенных надежд и поруганной мечты. Скрипнув зубами, Виталий заставил себя сесть и нащупать папиросы и зажигалку особиста. Стащив с головы упругий обруч мнемопроектора, он закурил. Потыкал кулаком над собой, убедившись, что Харченко куда-то ушел. «Никак тоже переживать», – отчего-то злорадно подумал комбат. Словно отозвавшись на мысленный призыв, по коридору затопали сапоги, и в простенке возник Сергей:

– Не спишь, конечно? Вот и мне того… не спится. Знаешь уже?

– Угу, – Крупенников сосредоточился на алом огоньке зажженной папиросы, крохотной далекой звезде в бескрайней тьме казарменного космоса.

– Стреляться раздумал? – саркастически осведомился Харченко, тоже закуривая. – Я вот сходил с мужиками переговорил, чтобы они тоже… успокоились. На всякий случай.

– Как же так…

– А вот так, – отрезал особист. – Может, такие, как я, стреляли мало, может, еще что, не знаю. И знать не хочу. Прошлого мы уже не изменим, и я хочу, чтобы ты это очень даже хорошо понял, майор. Потому что, если мы сейчас крокодилов не остановим, все это вообще не будет иметь никакого значения.

– Почему?

– Да потому, чудак-человек, что хоть они Союз наш и просрали, но все ж таки наши прямые потомки, вот почему! У тебя дети остались?

– Ну, да… – Крупенников вдруг ощутил жгучий стыд оттого, что даже не догадался запросить Сеть относительно собственной жены и родившегося три года назад сына.

– Расслабься, я глянул, – будто прочитав его мысли, сообщил особист. – Хороший пацан вырос, правильный, книги писал. Тоже правильные. И внуки у тебя были, и правнуки.

– Кто?! – подался вперед Крупенников. Дыхание перехватило.

– Вот победим – узнаешь, – полыхнул взглядом особист. – Извини, но я эту информацию заблокировал. Хорошая все-таки штучка этот браслет… А знаешь, почему?

– П…почему?

– А чтоб ты, майор, погибнуть в первом же бою раздумал, мать твою, вот почему!!!

– Кто они?

– Да скажу, скажу, – примирительно хлопнул его по плечу Сергей. – Но – позже. И без обид. Нам сейчас нужно наших бывших переменников на правильный лад настроить, а уж потом о себе думать. Вот когда с этим справимся, все и узнаешь. Считай это моей просьбой – сначала общественные интересы, потом – личные.

– Ладно, договорились. А что, ты и вправду можешь информацию в Сети блокировать?

– Нет, конечно, – с искренней грустью в голосе вздохнул Харченко. – Просто хотел тебя немного в чувство привести. Получилось?

– Получилось, – вынужден был признать Крупенников. – Спасибо, я понял.

– Тогда слушай, что еще скажу. Народ наш батальонный в самое ближайшее время тоже эту тему просечет, так что давай-ка сразу всё в свои руки возьмем и, так сказать, правильное направление укажем. С утра отдай приказ об обязательном ускоренном курсе изучения истории, до обеда они как раз успеют, заодно проверь, все ли умеют мнемопроектором пользоваться. Не лично, конечно, ротных со взводными напряги. А после обеда мы по горячим следам партсобрание проведем…

– Чего проведем?! – заморгал Крупенников.

– Собрание. Партийное, – отчеканил особист. – А ты как думал? Большевики мы или кто? А то сколько дней тут, а все никак не соберемся. И уж там потихонечку все эти вопросы обсудим. Заодно и настроение личного состава понаблюдаем. Может, даже так – нарочно не станем вопрос об истории на повестку выносить, поглядим, как народ отреагирует. Согласен?

– Да, согласен, согласен, главное, чтоб Яшка рогом не уперся. Наверное, ты прав, так и нужно. А то вдруг и в самом деле думать начнут… в неверном направлении. Выпить есть?

– С сегодняшнего дня – сухой закон, – предупредил собеседник, доставая фляжку. – Извини, коньяк выпили, только водка осталась. Да, кстати, имей в виду, автобар я заблокировал. На этот раз не шучу, правда. Так что, давай по маленькой – и спать, тут до утра всего ничего осталось…

Разбудил Виталия, естественно, Харченко. Несмотря на вчерашнюю пьянку и наполненную не самыми приятными открытиями ночь, особист был, как обычно, собран и подтянут. Как ему удавалось при его комплекции всегда выглядеть подобным образом, Крупенников так и не сумел понять. В одной руке тот держал контейнер с завтраком, в другой – пластиковую кружку кофе.

– Доброе утро, товарищ комбат. Выспались?

– Издеваешься?

– Просто констатирую несбывшийся факт, – важно сообщил особист, аккуратно ставя завтрак на столик. – Давай, Виталий, шамай. Не каждый день тебе представитель особого отдела жратву в постель приносит, что той мадаме из буржуйских фильмов, – довольный шуткой, Харченко заржал. – Короче, комбат, ешь давай, а потом на построение. Через двадцать пять минут – как штык. Там и объявишь, о чем мы вчера говорили. Не забыл, надеюсь?

– Забудешь тут…

– Вот и ладушки. А я пока пойду Финкельштейна накручу, чтобы тоже готовым был.

– Слушай… – протянул Крупенников, отрываясь от созерцания аппетитно пахнущего контейнера. – Так ведь наши бойцы в партии-то не восстановлены?

– А вот об этом с замполитом поговорим, после построения. Ему всяко виднее. Ешь, майор, дела у меня…

Какие такие дела могут быть у Харченко, пробывшего в этом времени не больше остальных, комбат спрашивать, конечно, не стал. Какой смысл, все равно не ответит. Вон, и коньяк давеча достал, и сигареты… откуда, спрашивается? Хитрый он хохол, ох, хитрый! Хотя, конечно, правильный мужик. Однозначно.

Ухмыльнувшись, Виталий с аппетитом принялся за еду.

– Товарищи офицеры? – кашлянул заглянувший в «загородку» Финкельштейн.

– А, явился? – буркнул Харченко. – Что так долго? Через Северный полюс на собаках добирался?

– Так…

– Ладно, шучу. Ты подготовился?

– Подготовиться-то подготовился, товарищ майор, да вот только…

– Что только?

– Да ваше предложение относительно процедуры восстановления. Сложно как-то получается.

– Погоди, Яш, давай разберемся. Ведь они же в партии не восстановлены, так? – ответил Харченко.

– Так и восстановим, товарищ майор! Судимости же сняты, а на правах парторга…

– Яша, не суетись. Сядь лучше.

Финкельштейн послушно сел на подвинутый ему стул.

– Судимости у них сняты по факту. Но формальности тоже соблюсти надо. А кому их соблюдать? Прокурора у нас нет.

– В третьей роте есть. Бывший осужденный военюрист, Белогубов, кажется, – спокойно ответил замполит, пожав плечами.

– А с него самого кто судимость снимет?

– Мы и снимем. Вы будете председателем трибунала, товарищ комбат и я – заседателями.

– Не по закону, Яша. Прокурор требуется.