В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю - Холланд Том

Во всем этом богатстве и великолепии ощущалась угроза.

Реки Вавилона

Цветочные клумбы и фонтаны – неподходящая обстановка для массового убийства. Тем не менее, если рассказы о казни Маздака и его сторонников правдивы, они встретили свою судьбу в самом подходящем для укрепления царской власти месте. В Месопотамии, где завывающие ветры все засыпают песком и только непрестанный тяжкий труд не позволяет пустыне задушить поля, нет более очевидного признака величия, чем окруженный стеной и тщательно ухоженный парк. Древние цари Персии называли такой парк парадайда – рай. Когда Хосров наслаждался прохладой в беседках, окруженных фруктовыми деревьями, виноградными лозами и кипарисами73, гулял мимо загонов со страусами, антилопами, дикими ослами, павлинами и фазанами74 или охотился с придворными на львов и тигров75, он следовал традициям более древним, чем он мог предположить.

Некоторые его подданные утверждали, что садоводческие традиции региона уходят корнями к самому началу времен. За стенами, окружавшими царские сады, воздух которых был наполнен запахом цветов, среди скопления поселений, построенных вдоль берегов Тигра, жили люди, верившие, что сразу после сотворения небес и земли место вокруг Ктесифона было раем. В их священных книгах было написано: «И насадил Господь Бог рай в Эдеме на востоке»76. А до этого, под покровом тумана, который до сих пор часто поднимается над Тигром, Он взял грязь и вылепил из нее не кирпичи, не город, а человека. Первого человека, который поселился на этой земле, – Адама, что на языке людей, рассказавших эту историю, означает «земля».

Однако иудеи не были коренными жителями Месопотамии. Их корни – в древнем исчезнувшем царстве Иуды, которое располагалось в 500 милях к западу от берегов Средиземного моря. Большое расстояние, тем более что пройти его надо было через раскаленные пески под палящим солнцем. Но если сделать небольшой крюк – пройти вдоль полумесяца, где много воды, к северу от Месопотамии, а потом повернуть на юг, появится возможность пройти от берегов Тигра через ряд городов (что, безусловно, лучше, чем через открытую пустыню) и таким образом оказаться в царстве Иуды. Путешествие заняло бы несколько месяцев. За одиннадцать сотен лет до Хосрова этого было достаточно, чтобы решить судьбу маленького царства. В 586 г. до н. э. крупная месопотамская армия двинулась на столицу царства – увенчанный храмом город Иерусалим – и сожгла его. Знать царства была отправлена в изгнание. Их Бог – иудеи верили, что Он не только избрал их, но и сотворил всю вселенную, – судя по всему, покинул их навсегда.

Однако прошло тысячелетие, и из Месопотамии исчезли не иудеи, а завоеватели, точнее, даже сама память о них. В иудейских священных книгах сохранился образ человека по имени Даниил, который, по преданию, был одним из тех первых изгнанников из Иерусалима. Во сне он увидел бурное море, из которого поднялись «четыре больших зверя»77. Эти монстры, если верить ангелу, который растолковал сон Даниила, – четыре великих царя, которые «восстанут из земли» и будут править до тех пор, пока в конце времен не «примут царство святые Всевышнего и будут владеть им во веки веков»78. Видение Даниила было верным, и тот факт, что ход истории, по сути, есть череда могущественных империй, каждая из которых предает забвению свою предшественницу, в Месопотамии видно лучше, чем в любом другом месте на Земле. Эта земля – настоящее кладбище покинутых столиц. Две ее великих реки, вместо того чтобы покорно течь в своих берегах, вели себя словно беспокойные змеи, в результате чего целые города неожиданно оставались без воды или, наоборот, затоплялись и погружались в грязь. Иудеи Ктесифона, идя по берегу Тигра, могли видеть брошенные здания, частично разрушенные неспокойными водами, – остатки первой столицы Сасанидов, построенной Ардаширом. Город был круглым в плане, но река после изменения своего русла разделила его надвое. Неподалеку были видны засыпанные песком руины Селевкии – ее гавань заилилась и поросла камышом, а за ними – через 40 миль по топким степям – находился еще более потрепанный временем памятник человеческому тщеславию, место, которое теперь превратилось в курганы и беспорядочное нагромождение камней, а некогда являлось величайшим городом мира79. Сначала от него ушли воды Евфрата, потом население, и, наконец, окрестные жители разобрали постройки. Теперь его название мало от кого можно было услышать. Но иудеи его помнили. Они не забыли исчезнувший город, его величие и устрашающую репутацию. Они помнили Вавилон.

Еще бы им не помнить! Ведь именно царь Вавилона сжег их столицу, поработил предков и первым стал для иудеев воплощением ни с чем не сравнимой упоительной жажды – стремления править миром: «Вавилон – золотая чаша в руках Господних… Пили из нее вино народы, и стали эти народы безумны»80. Наоборот, в руинах такого города иудеям виделось заверение: не существует земной империи, такой великой и уверенной в себе, которая не могла бы в одночасье быть разрушена высшей силой. Вся неравномерность истории, в результате которой скипетр правительницы мира получает то одна империя, то другая, в конечном счете не говорит ни о чем, кроме как о неисповедимости путей Господних. Поэтому, оставаясь в сердце Месопотамии, иудеи продолжали соблюдать древние обычаи и поклонялись своему Богу, в то время как все храмы Вавилона обратились в «груду развалин, жилище шакалов, ужас и посмеяние без жителей»81.

Только в одном городе – том, что расположен на границе бывшего Вавилонского царства, в верхней оконечности плодородного полумесяца, недалеко от границы с Римом, – еще сохранялась древняя вера82 Месопотамии. В Харране до сих пор поклонялись древним богам. Местность за его стенами казалась полной идолами: странно сохранившиеся высохшие трупы людей и животных были поставлены над горными дорогами, жуткие фигуры, украшенные павлиньими перьями и полумесяцами, охраняли озера. Но самый могущественный идол из всех, слава самого Харрана – это колоссальная статуя покровителя города Сина – бога Луны. Каждый год его поклонники поднимали статую на плечи, выносили из храма, проносили по всему городу и на барже возвращали в святилище. Ритуалы этого праздника – акиту – были очень древними и когда-то выполнялись по всей Месопотамии, о чем жрецы Сина никогда не забывали83. Однако в действительности непреклонность, с которой народ Харрана упорно цеплялся за древний культ, лишь подчеркивала его эксцентричность. В Месопотамии уже давно не верили, что солнце, луна и звезды могут быть божествами. Харранские идолы – пусть даже имевшие демонический вид, по крайней мере, так думали нервные гости – были всего лишь жалкими обломками, вынесенными на берег приливной волной. Иудеи, пророки которых уже давно предсказали закат всех богов, кроме одного, их собственного, считали это сираведливым: «Из пурпура и червленицы, которые истлевают на них, вы можете уразуметь, что они не боги, да и сами они будут наконец съедены и будут позором в стране»84.

Тем не менее, несмотря на смешение презрения и страха, с которыми они оглядывались на первобытные традиции Месопотамии, иудеи никогда не переставали втайне ими восхищаться. Земля, ставшая для первого мужчины и первой женщины земным раем, также дала человечеству источники знаний – ценнейшее наследие ушедшего в небытие мира. Как Тигр превратил величие столицы Ардашира в грязь, так и великое наводнение, захлестнувшее всю Землю, стерло всякие следы Эдема. Если бы человек по имени Ной не получил предупреждения о надвигающейся катастрофе и не построил ковчег, тогда исчезла бы и вся жизнь на Земле. Правда, все же не все следы мира, существовавшего до потопа, исчезли. И потомки Ноя, роясь в грязи в Месопотамии, наткнулись на тайник с книгами85. Когда их расшифровали, стало ясно, что в книгах содержится мудрость предыдущих поколений, некромантов, живших на земле до потопа. В результате не только иудеи, но и другие народы стали считать Месопотамию землей, где впервые появилось искусство предсказания86.