Год Дракона - Вадим Давыдов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты и тут распоряжаешься?!
– Ну, я, практически, член семьи, – довольно осклабился Майзель и снова скрылся в глубинах дворцовых покоев.
– Где ты выкопал этого парня? – спросил Вацлав, стоявший у окна, выходившего в сад, когда Майзель вошел.
– В Минске, величество, – он пожал плечами и улыбнулся. – Это мой школьный приятель…
– Я не хочу тебя раньше времени хвалить, – улыбнулся Вацлав в ответ, – но парень мне понравился. Начинаем?
– Начинаем, величество.
– А ведь не собирались сейчас.
– Просто никого не было. А теперь появился. Если человек хочет и может что-то сделать, надо дать ему шанс. А?
– Обязательно, – усмехнулся Вацлав. – Давай, действительно, рискнем. Откроем Беларуский фронт… Завтра скомандую собрать людей, посмотрим, какие есть идеи, что сделано уже, что нужно. Ты тоже будь, это же твоя малая родина. Может, понадобишься.
– Обязательно. Я дал указание Фонду развернуть программы для молодежи, с выездом сюда, в Карлов университет, и в Польшу, в Литву. Сетка вещания готовится, мощности подтянем…
– Свернем?
– Свернем, величество, – оскалился Майзель. – Впереди Россия, а отступать некуда…
ПРАГА, МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ. АПРЕЛЬ
Майзель провожал Корабельщиковых тоже сам, – только на этот раз вместе с Гонтой Богушеком, начальником своей личной службы безопасности, немолодым, за пятьдесят, кряжистым, усатым мужиком с типичным взглядом битого мента, прошедшего огонь, воду и медные трубы. Сонечка обняла на прощание Майзеля за шею, посмотрела внимательно в глаза:
– А ты к нам в гости приедешь, дядя Даник?
– Нет, милая. Никак не получится. А вы ко мне обязательно. И еще много раз.
– И ты меня опять к принцессам играть повезешь?
– Повезу. Весело тебе было?
Сонечка кивнула несколько раз.
– Ну, вот и чудесно.
– А ты за мной будешь скучать?
– Буду, милая.
– И я буду за тобой скучать, – она вдруг поцеловала Майзеля в щеку, он даже вздрогнул от неожиданности, – и улыбнулась, засияла глазищами…
Майзель смотрел вслед лайнеру, пока тот не скрылся в ослепительном небе. И только после этого повернулся к Богушеку:
– У тебя много народу в Минске?
– Нет. Пара человек. Зачем мне там люди? Так, на всякий случай… Есть Фонд, посольство, разведка… Всегда можно порешать вопрос, ежели что возникнет…
– Скажи, чтобы делали все, что этому парню потребуется.
– Не вопрос.
– Я люблю этих ребят, Гонта. Не спускай с них глаз…
МИНСК. АПРЕЛЬ – ДЕКАБРЬ
Вернувшись в Минск, Андрей с головой окунулся в новую для себя игру, которая нравилась ему все больше. Первым делом Корабельщиков позвонил Павлу:
– Привет, Паша. Андрей Андреевич. Узнал?
– Так точно, – радостно и по-военному отрапортовал Павел. Так радостно, что Андрей улыбнулся. Он уже имел на руках тоненькую папочку, в которой уместился весь нехитрый и недлинный жизненный путь младшего сержанта ВДВ в запасе Паши Жуковича.
– Отлично. Когда выходной у тебя?
– Сейчас!
– Через полчаса в «Макдоналдсе» на Бангалоре. Будь поближе к входу, – Андрей сложил телефон.
Павел сидел за столиком, подпрыгивая от избытка чувств. Андрей вошел, сел, улыбнулся скупо:
– Работать будешь?
– Буду, Андрей Андреич. Не сомневайтесь.
– Хорошо. Зарплата – двести в месяц. Пока. Дальше посмотрим. «Шестерку» возьмешь на стоянке, – он протянул Павлу оформленные документы. – Приведи в порядок, что можно привести. Машина должна быть всегда на ходу, исправна и готова ехать, куда скажу – хоть в Колодищи, хоть в Брест. Буду иногда тебя просить жене с покупками помочь, уж не сочти за обиду…
– Да вы что, Андрей Андреич, да я…
– Спокойно, Паша, спокойно. Телефон мобильный купи, только не контрактный, а карточный, и не новый. Бензин мой, чеки собирать. По телефону с девушками не болтать. Вообще не болтать… Ночь, день, зима, лето – меня не интересует. Чтобы всегда был на связи и готов к бою. Вопросы?
– Никак нет, товарищ командир, – просиял Павел. – А вы где служили, Андрей Андреич?
– Я не служил, Паша, – мягко улыбнулся Андрей, – мне некогда было, я учился, а в институте была военная кафедра. Так что я хоть и отставной козы, а все ж барабанщик…
– А не скажешь, что не служили, – вздохнул Павел. – Разговаривать умеете. Правильно умеете…
– Спасибо, – Корабельщиков достал из внутреннего кармана конверт и отпечатанный на компьютере листочек с текстом расписки. – Здесь пятьсот долларов. Получи, распишись. Оденься, как человек, только никаких бандюганских кожаных курток, и постригись умеренно. Живешь с родителями?
– С мамкой, – вздохнул опять Павел, рассматривая записку. Увидев там номер своего паспорта, присвистнул: – А вы не…
– Нет. Не из органов. Контакты есть, но это для работы. Вопросов на эту тему больше не слышу. Договорились?
– А то.
– Вот и умница, – Андрей забрал расписку и подвинул Павлу прямоугольник картона со своим телефонным номером: – Лучше выучить, хотя и в памяти у мобильника будет. Работа твоя такая, Павел. Поехать, отвезти, привезти, передать. Я буду с разными людьми в разных местах встречаться, ты будешь сидеть, смотреть, на ус мотать, – кто зашел, кто вышел, как посмотрел, где стоял и так далее. Никакого криминала, никакой партизанщины. Все сомнения обсуждать. Если что-то показалось – все равно лучше сказать, чем не сказать. Ты не профи, конечно, но ты парень наблюдательный и глазастый, а навык с опытом да со шпионскими книжками придет. Вопросы?
– А ствол? – ухмыльнулся Павел.
– Ствол, Паша, в нашей стране – это верная тюрьма на долгие годы и клеймо на всю жизнь, – улыбнулся Андрей. – А тебе еще девочек любить и детишек воспитывать. Так что придется ручками, если что.
– Это мы запросто…
– Молодец. Как будешь готов, позвони. Если это случится еще сегодня, буду приятно удивлен. Не скучай, Паша…
Жукович оказался настоящей находкой. Этот парень легко и с удовольствием впитывал все, чему Андрей его учил. Конечно, он был неотесан и дик, и в знаниях его о мире были не то, что пробелы – зияющие пропасти. Но важно было самое главное – он был со светлой стороны, этот парнишка, что-то очень важное успел он о жизни понять и почувствовать, что помогало Андрею, что сделало за него добрую половину работы. У Павла тоже был внутри этот стерженечек, который не ломался, а только гнулся. Он с удовольствием выполнял поручения, и Сонечку называл «барышня», встречал-провожал ее в школу и домой… Он быстро просек, что вовсе не бизнесом, и тем более – криминальным, занят Андрей, и Корабельщиков, сам себе удивляясь, нашел те единственно правильные и короткие слова, которыми все ему объяснил, после чего Павел засиял и взялся за дело с утроенным рвением. Потому что это было настоящее дело…
Они вскоре перешли на «ты», Павел называл Корабельщикова по отчеству – «Андреич», а Татьяну именовал исключительно полным титулом, то бишь – «Татьяна Викторовна» и на «вы». И девушка Олеся, с которой Павел познакомил их осенью, явно волнуясь, понравится ли им, им понравилась. Павел теперь был по местным масштабам мужичок денежный и на колесах, при деле и с понятием, и всякие мусорные слова из его речи с появлением Олеси практически пропали. Девушка в свободное от учебы время помогала Татьяне, за что получала вполне адекватное вознаграждение. Павел был просто счастлив, – вот, и человека к делу пристроил, стипендия-то – слезы, а родители Олеси, что жили в Марьиной Горке, не очень-то могли помочь дочери с деньгами. А когда Татьяна привела девушку в надлежащий вид и порядок, то оказалось, что Олеся – просто красавица, а не лишь бы так себе долговязая девчонка из «иняза». Человеком Олеся была настолько доброкачественным, что Андрей просто диву давался и радовался за Павла – вот же повезло парню… А юный возраст, как известно, принадлежит к недостаткам, проходящим с течением времени совершенно бесследно. Отношения у них с Павлом были такие… несовременные. Андрею некогда было вдаваться в подробности, по чьей именно инициативе, но то, что отношения были именно такими, он знал. И боялся, что это будет мешать Павлу работать, но нет… Он был со стержнем, этот парень.
Павел был первым инструментом, который Андрей изготовил себе самостоятельно. Потом были другие, но Павел – всегда оставался первым. Хотя и не самым главным… И, только начав работать над оговоренным уже в самых мельчайших деталях планом, в полной мере осознал Корабельщиков потрясающие удобство и прилаженность к руке остальных инструментов, которыми так щедро, «не чинясь и не мешкая», одарил его Майзель. (Андрей, в общем, свыкся уже с этим именем, и по-другому старинного друга называть-то и не поворачивалось как-то…) И связь, и машина, и фонд-посольство, и Галочка Геллер, и он сам, – функционировало слаженно, в едином ритме, без суеты и шараханий. С неизбежными коррективами, вносимыми то и дело действительностью, но четко, по-военному. Политика, выстроенная по правилам военной операции, только такой и могла быть.